Армейская пора - Михаил Леккор

очень усталые и, в общем-то, не знающие, почти никак не отреагировали. Ну присяга и присяга, многие наивно предполагали, что раз они уже в армии, то и можно провести глупые формальности. Нет, мужички, вообще-то, пока вы не стали подобием солдат, нечего вам трепыхаться. Просто удивительно, как начальник учебного центра торопится.

Вот и старослужащие очень изумились. Они-то сами, пока учебку не прошли и даже не думали о присяге, а вот новые молодые весьма гонят армейскую жизнь. Хм, или офицеры торопят, зачем? Старшина Малов, конечно, мог бы сказать, он в курсе. Но не положено!

— Короче, кормилицы, вы уже читали текст присяги, на крайняк, ознакомились с ним. Сегодня после обеда и до отбоя будете учить, что б от зубов отлетал. Заодно сумеете отдохнуть. И не лезьте ко мне с вопросами, все равно не могу сказать. Вопросы есть.

Малов оценивающе просмотрел строй. Солдаты молчали. Старослужащие по привычки и от понимания, что старшина им все равно скажет, в той же курилке. Куда он денется от тех же сержантов. А новобранцы обалдевали. В кои-то времена он не матерился и не отдавал приказы. Объяснял! Земля случайно не перевернулась?

Малов заметно усмехнулся, приказал перестроиться в колонну и в казарму! Там отдохнуть, почистится и готовится в столовую.

Обрадованные солдаты — не только молодые, но и старослужащие — отправились в свой дом в армейскую пору. А Малов тормознул Ломаева. Называется, второй акт Марлезонского балета! И Малов опять за свое, но с спецификой.

Конечно, он молодец, кормилец. Старшина ведь видел, именно благодаря ему они вдруг так продвинулись в беге. Только он не обозрел? Ломаев ведь такой же молодой и зеленый и просто обязан подчинятся приказу, а не отдавать приказы, да еще дедам. Если так, то поблагодарить, а потом в грудину. Ибо нечего тут нарушать традиции!

Я же, глядя на суровое, сумрачное лицо деда, сразу же понял, что случилось. Сержант Малов снова заподозрил, что мне хочется совершить военный переворот. Как будто я хочу это или у меня вообще есть такая возможность! Но старшина параноидальная личность, хотя в целом нормальный. Высечь бы деду меня, чтобы оклемался, да кто позволит.

В конечном деле подошел к Малову, который раздраженно не позвал — просто промычал. Но я не стал выкаблучиваться и показательно строить из сего дурака — все же и так понятно до проклятой икоты.

— Товарищ старшина, — доложил я, козыряя, — по вашему приказанию прибыл!

И что-то я сделал не так — толи громкость была небольшая, толи морда не через чур офигенная. В общем, Малов, сволочь эдакая, ответом врезал мне солнечное сплетение. Кто не знает — это сгусток нервов, вспомогательный пункт любого человеческого тела. Удар по нему всегда приводит к болезненному ощущению.

Но у меня существовали два смягчающих обстоятельства — и сержант бил не в полную силу, похоже, видел, что зря он меня бьет. А я, с другой стороны, предчувствуя такой карательный шаг деда, напряг грудной мышечный каркас.

И Малов только ушиб руку. Он ведь пытался бить коротко и внезапно, что делать больно, но без следов. А то если офицер, тот же самый капитан Гришин, увидит синяк на груди новобранца, когда он выходит топлес на зарядку, то мало не покажется, пусть возможный виновный старослужащий.

Офицеры нередко относятся к дедам мягче, чем к зеленым солдатикам. Но всему есть определенные рамки, особенно в советское время. Здесь к любому срочнику есть масса дисциплинированных наказаний, только ешь, не перелопайся.

Малов задумчиво и, похоже, злобно посмотрел на меня и поинтересовался:

— Ломаев, гад, заранее готовился к моему удару?

Не-не-не, надо сойти с этой темы. Потому как если он окончательно решит, что я делаю ему каверзу, то он обозлится. И ладно бы он еще раз ударит меня, стремительно и сильно, никаких грудных мышц не хватит. Так он еще подготовит мне настоящий ад, как в фашистском концлагере.

— Товарищ старшина, — умиротворенно сказал я, как вы знаете, я профессиональный спортсмен — биатлонист. У меня все тело в прочных мышцах, так нам положено. Иначе не фига не пройдешь десятки километров трассы.

Малов был обычный армейский дед. с различными прибабахами. И, как он думал, умный и сообразительный. И он вперился в меня в оба глаза. Дескать, мы уже говорили, но это совсем не подталкивает к новому разговору, сложному и тяжелому.

Глава 6

Я же стоял перед ним нарочито мягко и задумчиво. Старшина наверняка считает возможности двух вариантов. Первый — если я хитромудро (это по литературному контексту) попытаюсь его обойти. Но где доказательства? И офицерам ничего не скажешь в подтверждение, и свои же старослужащие не поймут и придется нечто нести в опровержение.

А ведь новобранца можно ругать, можно бить, если исподтишка, но гнобить просто так и сильно — это не по пацански.

Можно рассмотреть и второй вариант, он ведь действительно хороший спортсмен, Гришин сам лично читал официальные бумаги и твердо сказал, что им повезло. В ГДР, естественно, не сибирские морозы и возможности лыжных гонок совсем не велики, но тренированный человек сразу виден. А он сам видел, самолично, так бегал на полигоне, как жеребец!

Я наивно, но очень по-доброму посмотрел на Малова, как бы уже бесповоротно доказывая, что он не такой, каким товарищ старшина роты о нем подумал.

И старослужащий сдался. Он, естественно, все равно попытается спроворить мне бяку, ведь морально он сильно проиграл. Но тут уж ничего не сделаешь, поле для маневра у меня слишком малое. Придется быть в сплошном напряге, а то как бы не то.

Я по-прежнему стоял по стойке смирно, спокойный и благонравный, а сержант Малов уже вдумчиво спросил:

— Что там у вас произошло с полковником Назаровым?

Тут я уже сказал все в полном объеме, благо версия была разработана полностью и на том же Назарове пройдена на тест подлинности. Конечно же, чуть-чуть я не скажу, но товарищ сержант и сам должен понимать, что это государственная тайна.

Малов опять же немного рассердится, но это только пройдет на мою правдивость. Не может же он не понимать, что у государства не может быть секретов от своих граждан! Все же двадцатилетний старшина — не молокосос восемнадцатилетний, опыт у него охеренный, если даже он и не хочет.

Сержант действительно покружил головой на мой рассказ и лишь спросил:

— Откуда же ты так научился быть хорошим специалистом вычислительной техники? Ведь