Перевозбуждение примитивной личности - Екатерина Вильмонт

– Вот когда вы вернетесь из Свердловска, мы туда и сходим!

– С ума сошла!

– Ничего подобного! Помнишь, ты всегда говорила: однова живем!

– Как много ты помнишь про меня, Динка…

– Знаешь, это потому, что в детстве ты мне больше нравилась, чем мама.

– Почему?

– Ну, мама ведь сломалась, когда отец ушел… А ты была всегда такая веселая, бесшабашная, умела радоваться жизни… Мне это нравилось… Ты вечно рассказывала о своих неудачах на любовном фронте с юмором, а я своим детским умишком понимала, что это больше совместимо с жизнью, чем мамины греческие трагедии…

– Нет, это не греческие трагедии… Это типично русская покорность злой судьбе, извела меня кручина и все такое! Ой, вон Вася едет! Садись, довезем тебя до Сухаревки!

Вася был очень удручен смертью сестры и молчал всю недолгую дорогу.

…Вот и опять я осталась одна в родном городе. Интересно, позвонит сегодня рыжий? Зачем он мне, собственно, нужен? К тому же он, кажется, моложе меня. Нет, гораздо интереснее, позвонит ли отец? Вероятно, Арина уже сообщила ему о моем звонке. Теоретически он должен был бы сразу спросить у нее мои телефоны и немедля позвонить… Но я уже давно знаю, как теория расходится с практикой. Особенно в том, что касается чувств. Ну нет у него ко мне отцовской любви, я давно это поняла, тогда зачем все это? Он меня не любит, а разве я его люблю? Я любила его в детстве, восхищалась им, потом ненавидела… А что осталось от всех этих бурных чувств? Пустота? Если бы не Мура, я бы, наверное, все-таки не стала звонить.

Я спустилась в книжный магазин, открытый в новом Торговом центре на Сухаревке, бывшей Колхозной… У входа торговали цветами. Цветы были довольно убогие и безумно дорогие. Зато в книжном у меня зарябило в глазах. И первая книга, на которую упал взгляд, оказалась сочинением Троцкого. А неподалеку Солженицын, Бердяев, Оруэлл… Я прекрасно помню, как девочкой, дрожа от страха и азарта одновременно, относила кому-то книгу Оруэлла «1984 год»… Отец отозвал меня в сторону и очень серьезно сказал: «Динуша, вот эту книгу надо немедленно отвезти на Красноармейскую, дяде Леве! Я бы сам отвез, но сейчас нет времени совсем. Только ты будь очень внимательна и осторожна. Если вдруг что, говори: нашла…» Я уверяла его, что прекрасно все понимаю, никуда не буду заходить, спрячу книгу под учебники, более того, я сорвала обложку со старого учебника химии и вложила Оруэлла в нее. И когда я нарочито медленно, словно прогуливаясь, шла к метро, внутри у меня все трепыхалось от сознания важности своей миссии. Смешно вспомнить. Но сама я читать эти книги не любила. И слушать «вражеские голоса» тоже. Мне от всего этого делалось неуютно и страшно. Но когда мама умерла и я стала жить у отца, где постоянно толклись диссиденты, как я теперь понимаю, настоящими диссидентами были только двое из них, а остальные так, около, я втянулась… И бабка, и отец были, что называется, сочувствующими, они помогали деньгами тем, кто в этом нуждался, бабка один раз даже провезла на Запад микропленку с чьей-то рукописью… А теперь все эти книги стоят в открытой продаже, и тиражи у них совсем небольшие, на любителя, так сказать. А в нашей паучьей компании любили говорить, что в России, собственно, ничего не изменилось… Я здесь второй день, а изменений уйма… Правда, они из своей банки беспрерывно воспаряют, а я человек вполне приземленный.

Я купила Васину «Муху в янтаре», она была издана на редкость безвкусно, я вообще заметила, что массовая литература издается здесь в худших традициях американской книжной дешевки. Но, видимо, это неизбежный этап в развитии книготорговли. Я вышла на Сухаревку и остановилась в раздумье. Хотелось есть. Вокруг были какие-то заведения, но идти туда охоты не было, и я заглянула в магазин, который был здесь еще в старые времена. Теперь он стал почище, прилавки были полны. Однако ничего общего с вчерашним супермаркетом. Но тем не менее я купила все, что мне могло понадобиться, и побрела к себе в Луков переулок. И вдруг ощутила жуткое одиночество. Я вообще достаточно одинокий человек, и обычно это меня нисколько не тяготит, но тут, в родном городе… А впереди еще долгий вечер. Нет, не такой уж долгий, вчера я не спала ночь и если завалиться часов в десять, посмотреть телевизор… Ах, ведь еще собирается звонить рыжий… А ну его к черту, не хочу! Возьму и выключу мобильник. До утра. Если ему будет очень надо, дозвонится завтра или просто все поймет. А если вздумает позвонить папочка, у него есть домашний телефон. Так я и поступила. Перекусив, включила телевизор, надо же хоть немножко войти в жизнь своей родины… На одном канале шло немыслимое по пошлости ток-шоу, на другом довольно беспомощный и глупый сериал для подростков, на третьем два дядьки с постными рожами сокрушались по поводу плачевного состояния отечественного водоснабжения. На еще одном канале шел старый американский сериал с Доном Джонсоном, кажется, тут телевидение такое же скучное, как и везде… Я нажала на следующую кнопку и увидела трех мужчин, они сидели за столиком и разговаривали. Вернее, двое из них расспрашивали третьего. Его лицо показалось мне знакомым… Боже мой, да это же Костя Иванишин! Тоська говорила, что он здесь знаменитость… Я впилась в экран.

Костя что-то рассказывал о своей роли в каком-то фильме. Надо же, как меняются люди. Хотя девчонки у нас в школе и тогда сохли по Косте Иванишину. А теперь это был роскошный мужчина, невероятно красивый, обаятельный и сексуальный. С ума сойти!

– Скажите, Костя, вот ваше имя означает постоянство, а говорят о вас как о человеке весьма непостоянном!

Костя обаятельно улыбнулся:

– Ну что вы, я очень постоянный! Я вот как в первом классе влюбился в девочку, так и люблю ее по сей день!

Один из ведущих сделал стойку, видимо, этот факт биографии от него ускользнул.

– Но вы не вместе?

– Нет, – рассмеялся Костя, – я не видел ее больше двадцати лет, кажется, она живет за границей.

– Это что, такое возвышенное чувство? – весьма иронически осведомился второй ведущий. – Или же ловкий трюк, придуманный, чтобы ускользнуть от прямых и не всегда приятных вопросов?

– И то и другое, – веселился Костя.

– А девочка о ваших чувствах знала?

– Конечно, но плевать на меня хотела.

– И у вас не было соблазна показаться ей в новом звездном качестве?

– Да нет, пусть идеал останется идеалом.

– А можно узнать, как звали ваш идеал?

– Ее звали Дина, – просто и с достоинством ответил Костя.

Я уже давно поняла, о ком он говорит… Однако это трогательно…

– Но у вас ведь есть сын…

– Да, и с его матерью у нас самые теплые, дружеские отношения.

В этот момент началась реклама.