Повести о Марсе - Г. Арельский

Откуда-то издалека звучали слова Ме-ты…

— Слушай, Магир, я расскажу тебе о твоем прошлом. Давно, давно на нашей уже умирающей планете произошло невероятное бедствие. На северное полушарие упал один из наших спутников-лун, Фобос. Он разрушил все наши города, обратив всю северную часть в огненно-жидкую массу. И вот, случилось чудо. Когда огненно-жидкая масса остыла, — появились первые формы жизни. Возник доисторический мир, и в нем, наконец, новый человек. Мы не знали, что с ним делать. Но время шло. Племя новых людей — твоих предков, быстро размножалось.

Соприкасаясь с нашей культурой, их развитие шло гигантскими шагами. Мы должны были что-нибудь предпринять по отношению к ним. И что же, мы не нашли ничего лучшего, как поработить эти существа. Это случилось, когда угасло солнце.

Пользование нашими механическими рабочими стало для нас невозможным. Холод разрушил все наши изобретения и сделал нас бессильными. Нам нужна была живая сила, и люди верха совершили величайшую несправедливость. Они сделали вас рабами, приравняв к механическим рабочим. Для спасения своей жизни они бросили вас в шахты…

Ме-та подошла к Магиру и положила свои руки к нему на плечи.

— Мы должны победить, Магир! Новое солнце и новые условия жизни помогут нам слить в одно целое две разные породы людей. Нас — возникших ранее, обогащенных опытом и знаниями, но уже умирающих, уже лишенных многих человеческих функций, и вас — еще молодых, полных жизненных сил. Это слияние даст новую могучую расу.

Новое солнце озарит наш путь!

Бешеными ударами раскачивалось сердце в груди Магира. Все куда-то уплывало, заслоняясь белыми потоками сверкающего света. На мгновение мелькнул только образ Арри. Мелькнул и расплылся. Без следа.

Все ближе и ближе улыбались губы Ме-ты. Широко раскрытые пропасти глаз влекли неудержимой радостью в свою непонятную глубину…

6. Арри. Снова в лаборатории

В тот же день уехала Ме-та…

Магир сидел в рабочем кафэ, и все происшедшее казалось ему сном. В этот час в кафэ не было никого. Магир давно уже не выходил на работу и скрывался от розысков солдат Межпласо, получивших приказ об его аресте. Это уединенное кафэ он избрал местом своих свиданий с единомышленниками.

Холодным блеском сверкали автоматы. Со сводчатого каменного потолка струился свет электрических ламп и отражался на гладкой поверхности металлических столиков.

Было мертвенно тихо. С улицы-шахты не доносилось ни звука.

Вдруг дверь открылась, и в кафэ поспешно вбежала Арри. Магир сразу ее не узнал.

Он не видел ее давно. Она сильно изменилась. Похудела, вокруг губ легла скорбная складка. В глазах появился оттенок плохо скрываемой тоски.

— Я знала, что застану тебя здесь, — прерывающимся голосом начала Арра: — я бежала… хорошо, что я поспела во-время. Спасайся, Магир! Тебя идут арестовать…

Заметив, что Магир пытается говорить, она взяла его за руку…

— Потом… Сейчас дорога каждая минута.

Они вышли из кафэ и увидели четырех солдат Межпласо, быстро приближающихся справа к кафэ.

— Если нам удастся добежать до прямой шахты, мы спасемся. Они, кажется, нас уже заметили, Арри?!

Магир не ошибся, — солдаты их заметили.

Началось преследование.

Стараясь сократить путь, Магир выбирал узкие, темные переходы. Солдаты не отставали. В одном переходе кто-то из солдат выстрелил. Но Магир и Арри успели уже свернуть в прямую шахту. Добежав до лаборатории, они скрылись туда и спаслись от преследования.

Шахта была прямая, и в ней не было выходов. Солдаты, недоумевая, куда могли скрыться беглецы, пробежали мимо лаборатории к круглому озеру.

— Я спасся, Арри… Этим я обязан тебе.

Арри молчала, тяжело переводя дыхание.

Магиру сделалось не по себе. Он подошел к приемнику и окинул взглядом лабораторию. До мельчайших подробностей перед ним промелькнуло вчерашнее. Живы были все ощущения. Помимо его воли между ним и Арри встал образ Ме-ты. Холодной, едкой волной поднялась к сердцу тоска. Было ясно, что ничего не возвратишь.

Прежнее ушло навсегда. И чем больше он думал, тем ярче разгоралось пламя тоски и мучительной нежности к Арри. Что делать? Как коснуться раны и не причинить боли…

Он подошел к Арри.

Она посмотрела на него печальным, пристальным взглядом.

— Ты за последнее время меня избегаешь, Арри…

— Я… ты это заметил?

Брошенная фраза показалась нелепой и бессмысленной. Стало до боли обидно, что не найти нужных простых слов. Как круги на воде от брошенного камня, в мозгу неуловимо скользили ощущения, проходя бесследно, не вызывая слов…

Он подошел к ней ближе и взял ее за руку.

Она вздрогнула.

— Знаешь, Арри, есть что-то сильнее меня. Жил я здесь раньше, и мертвый каменный свод казался мне небом, мрак не вонзал в мои плечи своих тяжелых когтей, работа не казалась рабством. И вот откуда-то пришла тоска о белом солнце. Откуда? Разве я видел когда-нибудь это белое солнце! Пришла ко мне девушка верха… Как буря мчит все в своем вихре, так и меня захлестнули теперь мои чувства и мысли. Оторвали от прошлого. Прошлое исчезло, как дым. Нет у меня больше воли!

Арри осторожно высвободила свои руки и отошла от Магира. Голос у ней зазвучал печально и спокойно.

— Я понимаю тебя. Мне ничего не надо. Я просто люблю тебя. За мою любовь мне не надо ни будущей свободы, ни белого солнца, ничего мне не надо. Не будем больше говорить об этом…

Когда они вышли из лаборатории, прямая шахта была пустынна. В конце ее, освещенная электрическими фонарями, холодно и мрачно поблескивала поверхность круглого озера.

Они обошли его и, безмолвно простившись, разошлись в разные стороны.

7. Multum novi sub sole[17]

Ро-па-ге сидел неподвижно в своем кабинете в круглом здании Межпласо. Бледное лицо передергивалось нервной судорогой. Губы были сжаты. Иногда их кривила презрительная улыбка. Тяжелый усталый взгляд был устремлен в одну точку — на белые листы доклада.

Он только что кончил читать этот доклад о начинающемся движении среди рабочих.

Как говорилось в докладе, главными руководителями движения были — Верн, Рейль, какой-то рабочий Магир и его собственная дочь, Ме-та. Верна удалось арестовать сегодня утром в лаборатории Межпласо. Остальные находились неизвестно где. Что в заговоре принимала участие его дочь, для него не явилось новостью. Он предполагал это и раньше, зная взгляды Ме-ты.

Он думал сейчас о другом. Многое прошло перед его глазами. Многое, что принято называть жизнью. И нужно отдать справедливость, что это «многое» ему достаточно таки надоело. Вечная повторяемость. И основы жизни неизменны. Даже познавательная сила — вечный круговорот повторяемости. Может быть эта познавательная сила существовала ранее возникновения мыслящих существ.