Способ перемещения - Клиффорд Саймак

Время стало осязаемым и реальным. Оно словно обрело материальные формы, которые я не только отчетливо различал, но стремился понять. Причем, годы и эпохи не прокручивались перед моими глазами, как в кино. Наоборот, они представали предо мной в застывшем виде. Словно хронологическая таблица вдруг ожила и окаменела. Через дрожащую зыбь временной структуры, как сквозь стекло витрины, отшлифованное неумелым ремесленником, я смутно различал планету такой, какой она была в минувшие века, века, которые уже не были в прошлом, а перешли в настоящее. Я будто бы находился за пределами времени и был независим от него, рассматривая как сторонний наблюдатель некую форму, находившуюся в одном измерении со мной.

Еще я помню, как проснулся, и несколько секунд мне казалось, что я избавился от наваждения. Перед глазами уже не было земли. Мое лицо было обращено к небу. Надо мной нависал небосвод — подобного я никогда в жизни не видел. Какое-то время я был просто ошарашен и лежал, пытаясь разгадать открывшуюся мне тайну. Затем, словно по чьей-то подсказке, я вдруг понял, что вижу перед собой нашу галактику, раскинувшуюся на небосводе во всем своем величии. Над моей головой сиял ее центр, а вокруг него раскручивались в водовороте щупальца ответвлений и оторвавшиеся от них сегменты. Чуть выше линии горизонта сверкали крупные звезды. И тут до меня дошло, что я наблюдаю одно из немногих шаровидных звездных скоплений или космических соседей той самой звезды, вокруг которой обращалась эта планета. Это были изгои, века назад покинувшие галактику и теперь затерянные в бездне космоса.

Костер догорал всего в нескольких футах от меня, рядом, скрючившись, лежал кто-то, закутанный в одеяла. Неподалёку, слегка покачиваясь, стояли навьюченные лошадки. Тусклый свет костра отражался от их лоснящихся боков.

Кто-то сзади тронул меня за плечо. Я перевернулся. Передо мной на коленях стояла Сара.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— Хорошо, — ответил я. Это действительно было так. Я чувствовал себя обновленным, голова была чиста и мысли пронзительно ясны, словно я был первым человеком, проснувшимся в первый день новорожденного мира, в первый час мироздания.

— Где мы? — спросил я.

— На расстоянии одного дня пути от города, — ответила Сара. — Тэкк решил остановиться. Он сказал что ты не в состоянии путешествовать, но я настояла, чтобы мы продолжали путь. Мне казалось, ты бы это одобрил.

— Где Свистун?

— Охраняет лошадок. Он сказал, что не нуждается в отдыхе.

Я встал и потянулся. Потянулся так, как потянулась бы собака после хорошего сна. Я чувствовал себя прекрасно. Боже, как мне было хорошо!

— Есть, чем перекусить?

Она поднялась и рассмеялась.

— Над чем ты смеешься? — спросил я.

— Ни над чем. Над тобой.

— Почему?

— Теперь ясно, что у тебя все в порядке. Я беспокоилась.

Она первой подошла к костру.

— Разведи огонь, — сказала она. — Я приготовлю что-нибудь поесть.

Пламя вспыхнуло, жадно облизывая сухое дерево.

Куча одеял рядом с костром оставалась все такой же неподвижной. Указав на нее, я спросил: «Как там дела у Тэкка? Никаких признаков избавления от дурных привычек?»

— Ты слишком жесток к нему, — сказала она. — Будь терпимее. Тэкк другой, он совсем не похож на нас с тобой… Ведь мы очень похожи друг на друга. Ты не думал об этом?

— Да. Я думал.

Она принесла кастрюлю и поставила ее на угли, присев на корточки рядом со мной.

— Мы оба выпутаемся, — сказала она. — Тэкк нет. Где-нибудь по дороге он сломается.

С удивлением я поймал себя на мысли, что думаю также. Тэкк утратил волю к жизни. С тех пор, как исчез Смит, существование — по меньшей мере, наполовину — потеряло для него смысл. Не потому ли, размышлял я, он так привязался к этой кукле? Может быть, он нуждался в ком-то, кого мог обнять, к кому мог приникнуть, а этот кто-то, в свою очередь, тоже нуждался в человеческом участии и защите?

— И еще я тебе хотела сказать, — продолжила Сара. — Это касается деревьев. Ты сам сможешь увидеть, когда рассветет. Мы расположились как раз у подножия холма, а с его вершины отлично видно окрестности, много деревьев разом: двадцать, а то и тридцать. Так вот: они не выросли сами по себе. Их посадили.

— Ты думаешь, что это сад?

— Да, — ответила она. — Каждое дерево находится на одном расстоянии от соседних. Все они посажены в шахматном порядке. Когда-то здесь был чей-то сад.

…Мы продвигались все дальше. Теперь нам стала встречаться, хотя и достаточно редко, кое-какая живность. На вершинах окрестных холмов появлялись какие-то крикливые существа, которые, завидев нас, давали стрекача, прячась в лощины и вереща на ходу от восторга. Растительность по мере смены ландшафта также изменялась. В некоторых долинах росли странные вьющиеся травы, а в гористой местности какие-то уродливые деревца жались к скалистым склонам или, скрючившись, прятались в лощинах. Их древесина была невероятно жесткой и маслянистой, и мы старались набрать побольше упавших ветвей, нагрузив наших лошадок. Это было идеальное топливо для костра.

Однажды мы пересекли то, что когда-то представляло собой мощеную дорогу, теперь выщербленную, с торчащим лишь кое-где булыжником.

Мы провели совет, решая, куда идти. Дорога могла показаться более важной, чем тропа, по которой мы шли. Но в то же время тропа, несомненно, несла на себе следы древнего освоенного пути. Дорога же, похоже, все еще продолжала существовать только потому, что время просто не успело окончательно стереть ее с лица земли. Более того, тропа шла в северном направлении, а именно на севере, как нам дали понять, можно было найти кентавров. Дорога же пролегала с запада на восток. И еще: тропа, безусловно, была древнее дороги, каждый ее участок таил неуловимый налет далекого прошлого. Совершенно очевидно, что по ней путешествовали на протяжении тысячелетий, она была привычным маршрутом с незапамятных времен.

С некоторыми колебаниями мы, наконец, решили продолжать путь по тропе.

Ведь кто-то же все-таки обитал на планете? Но как давно? Ведь кто-то построил город, проложил дорогу и вырастил деревья. Но теперь город вымер, застыв в безмолвии и опустев, а дорога превратилась в руины. Что за всем этим кроется? — гадал я. Цивилизация существовала на этой планете много веков. А затем тот народ, который жил здесь и потратил столько сил на благоустройство, разом покинул планету, причем перед уходом принял все меры к тому, чтобы любой попавший сюда был лишен возможности вырваться обратно. Похоже, приземлись мы в любом другом месте, кроме города, наш корабль оказался бы в безопасности. Но в том-то и дело, что любой корабль, приближающийся к планете, почти наверняка был обречен приземлиться не где-нибудь, а именно в городе, как мотылек, привлекаемый огнем свечи, завлеченный в ловушку сигналом, посылаемым из города в глубины космоса.