Пиранези - Сюзанна Кларк

• 2 флакона мультивитаминов

В Год, когда я сосчитал Мертвых и дал им имена, он принес мне:

• сэндвич с сыром и ветчиной

В Год, когда рухнули Потолки Двадцатого и Двадцать первого северо-восточных Залов, он принес мне:

• 6 пластиковых мисок. Ими я собираю Пресную Воду, которая льется через Щели в Потолке и стекает по Лицам Статуй. Одна миска голубая, две красные и три облачного цвета. С мисками облачного цвета трудно — они почти такие же серовато-белые, как Статуи. Когда я ставлю их где-нибудь собирать Воду, они тут же сливаются с окружающим мрамором, и я не могу отыскать их взглядом. Одна пропала в прошлом году, и я до сих пор ее не нашел.

• 4 пары носков. Две Зимы моим ногам было тепло и уютно, но теперь носки совершенно протерлись. К сожалению, Другой не догадался подарить мне новые.

• удочку и леску

• апельсин

• кусок рождественского кекса

• 8 флаконов мультивитаминов

• 4 коробка спичек

В Год, когда я дошел до Девятьсот шестидесятого западного Зала, он принес мне:

• новую батарейку для часов

• 10 новых тетрадей

• разные канцелярские принадлежности, в том числе 12 больших листов бумаги для составления Звездных Карт, конверты, карандаши, линейку и несколько ластиков

• 47 ручек

• еще мультивитамины и спички

В нынешний год (Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос) он на сегодняшний день принес мне:

• еще 3 пластиковые миски. Они лучше всех, потому что яркие и не теряются. Одна оранжевая, две — разных оттенков зеленого.

• 4 коробка спичек

• 3 флакона витаминов

• пару новых ботинок!

Я стольким обязан щедрости Другого! Без него бы я не мог спать Зимой в теплом и уютном спальном мешке. У меня не было бы тетрадей, чтобы записывать свои мысли.

Тем не менее я временами гадаю, почему Дом снабжает Другого таким разнообразием вещей, дает ему спальные мешки, ботинки, пластиковые миски, сырные сэндвичи, тетради, куски рождественского кекса и так далее, а мне все больше рыбу. Думаю, это потому, что Другой хуже меня умеет о себе позаботиться. Рыбу ловить он не умеет. Он никогда (насколько мне известно) не собирает и не сушит водоросли для костра или для вкусной еды, не заготавливает рыбью кожу (из которой можно сделать столько всего полезного). Если бы Дом не обеспечивал его нужными вещами, он бы, наверное, умер. Либо (что более вероятно) мне пришлось бы посвящать значительную часть времени заботе о нем.

Никто из Мертвых не откликнулся на имя Адди Домар

Запись от Восемнадцатого дня Шестого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос

Я уже несколько дней не навещал Мертвых, поэтому сегодня пошел к ним. Нелегкая задача — обойти их всех за один день, поскольку они лежат на расстоянии в несколько километров друг от друга. Я оставил каждому приношение воды, еды и кувшинок, которые собрал в Затопленных Залах.

У каждой Ниши и Пьедестала я шептал имя Адди Домар в надежде, что кто-нибудь из них — тот, кому оно принадлежит, — как-нибудь выразит согласие. Однако этого не произошло. Скорее, преклоняя колени у каждой Ниши и Пьедестала, я чувствовал некоторое противление, как будто они отвергают это имя.

Путешествие

Запись от Девятнадцатого дня Шестого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос

Сегодня я занимался всегдашними делами: ловил рыбу, собирал водоросли, работал над Каталогом Статуй. Во второй половине дня я взял немного припасов и двинулся в сторону Сто девяносто второго западного Зала.

По пути Дом показал мне много чудес.

В Сорок пятом Вестибюле я увидел Лестницу, сплошь обросшую мидиями. Одна из Статуй у ее Стены почти скрыта иссиня-черным ракушечным панцирем — выглядывает лишь половина Лица и одна белая, выставленная вперед Рука. Я зарисовал эту Статую в Дневнике.

В Пятьдесят втором западном Зале я вышел к Стене, залитой золотистым Светом, таким ярким, что Статуи как будто в нем растворялись. Оттуда я прошел в Комнату с немногими Окнами, где была прохладная тень. Я увидел Статую Женщины с большим Блюдом, из которого она, нагнувшись, поила Медвежонка.

На подходе к Семьдесят восьмому Вестибюлю Плиты были усеяны Обломками. Поначалу они попадались отдельными россыпями, но ближе к Вестибюлю я шел уже по неровному и коварному полю Мраморных Осколков. В самом Вестибюле между Обломками еще струилась Вода. Углы были завалены Разбитыми Статуями.

Я шел дальше. В Восемьдесят восьмом западном Зале Обломков на Полу не было, но я столкнулся с другим затруднением. Здесь свили гнезда серебристые чайки, и мое появление привело их в ярость. Они возмущенно орали и бросались на меня, хлопая крыльями и норовя клюнуть. Я отмахивался от птиц и пытался отогнать их криками.

Я дошел до Сто девяносто второго западного Зала, остановился в единственном Дверном Проеме и заглянул внутрь. В соседних Залах сгущались голубые сумерки, но здесь — я уже упоминал, что Окон в этом Зале нет, — стояла Тьма, Статуи были не видны. Из Проема тянуло ветерком, словно холодным дыханием.

Я не привык к Абсолютной Тьме. В Доме почти не бывает по-настоящему темно; изредка натыкаешься на слабоосвещенный угол или такое место в Разрушенных Залах, куда за Обломками почти не проникают Солнечные Лучи, но в целом Дому Темнота не свойственна. Даже по ночам в Окна светят Звезды.

Я думал, что легко найду ответ на вопрос Другого, какие Звезды видны из Сто девяносто второго западного Зала: надо только понять, куда обращена его Дверь, и свериться с моими Звездными Картами. Теперь, дойдя до места, я понял, что недооценил сложность задачи. Вход был метра четыре в ширину и одиннадцать в высоту — довольно много для Дверного Проема, однако неизмеримо мало в сравнении с огромностью Небес. Был лишь один способ узнать, какие Звезды видно в Дверной Проем: остаться в Зале на ночь и посмотреть самому.

Меня эта перспектива совершенно не увлекала.

Я помнил, как поднялся по Лестнице в Верхний Зал над Девятнадцатым восточным и тот оказался затянут Туманом. Помню исполинские Фигуры в ожесточенной схватке, Лица, искаженные криками гнева и отчаяния.

Допустим (думал я), такое произойдет снова? Допустим, я войду в Темноту, лягу спать в Сто девяносто втором западном Зале и проснусь в окружении кошмаров?

Я рассердился на себя, на собственную трусость. Так думать нельзя! Я четыре часа шел к этому Залу;