Пражский студент - Ганс Эверс

Хрипло вскрикнув, он отбросил зеркальце, закрылся рукой, словно желая спрятаться, и побежал по двору. Даль еле успел перехватить его и довести до кареты.

* * *

Когда Балдуин распрощался с Маргит, Лидушка находилась совсем близко и все видела. Как кошка, проскользнула она мимо галереи. Легкими прыжками понеслась за каретой и коляской Шварценбергов. Оба экипажа быстро катились по озаренной луною улице, все дальше отрываясь от задыхающейся девушки, которая недолго могла гнаться за могучими конями. Но она не сдавалась. Так эта женщина любит ее студента! Цыганка видела, как он писал записку и передавал ее с платком! Узнать, кто она, где она, узнать...

Лидушке повезло — сначала она срезала большой кусок пути, пробежав через дворы, потом экипажи задержались на перекрестке. Девушка почти догнала их, и, хотя тут же упала, споткнувшись о корень дерева, порвала юбку, но уже не потеряла коляску из виду.

Экипажи остановились у ворот парка, когда Лидушка, выбившись из сил, еле дыша, появилась между акациями у поворота дороги к замку.

Маргит молча шла между родителями к дому. Она закусила губку, и легкая складка появилась на ее лбу. У нее только что был короткий, очень неприятный разговор с нареченным женихом.

— Зачем вы компрометируете себя и меня, кузина? — спросил ее барон. — Вы думаете, люди не будут сплетничать, что вы при всех шепчетесь на крыльце с молодым студентом темного происхождения, щеголем, которому Бог весть откуда свалилось в руки неслыханное богатство?

Маргит виновато молчала. Все это было правдой.

— Так не допускайте этого в будущем! — назидательно добавил кузен. — Подобными выходками вы принесете вашей семье мало чести!

Девушка утомилась после бала. Поцеловав мать, она сразу направилась в спальню. Горничная помогла ей раздеться. Маргит бросилась на кровать, и, когда служанка вышла, поспешно схватила дрожащими пальцами ридикюль, вынула платок. Она выдернула булавку, взяла записку Балдуина и прочла:

«Я должен поговорить с вами! Будьте завтра в полночь на еврейском кладбище! Это самое уединенное место в городе, там нас не увидит ни один человек».

Ночная бабочка впорхнула через балконную дверь и закружилась вокруг пламени свечи. Маргит смяла записку — и вновь разгладила ее. Грудь ее бурно вздымалась, в сердце отчаянно боролись противоречивые чувства. «Да, я должна идти!» — прошептала она наконец. Она не подозревала, что снаружи, с ограды сада, за ее тенью в окне неотрывно следит смуглая цыганская девчонка. Когда графиня погасила свечу, Лидушка перебежала сад, взобралась на балкон по прочным стеблям плюща и затаилась у двери.

Скоро в тихой благоуханной спальне послышалось ровное дыхание спящей Маргит. Дверь балкона тихо отворилась, цыганка скользнула в комнату, осмотрелась в ярком лунном свете, быстро схватила платок, булавку и лежавшую рядом смятую записку — и исчезла бесшумно, как и появилась...

* * *

Маргит провела следующий день в мучительной тревоге. Утром она сразу обнаружила пропажу. Что же — служанка, ее горничная нашла булавку и письмо? И что это должно означать для нее? Боязливо вглядывалась девушка в лица родителей и домашних. Но ничего подозрительного не заметила; отец и мать были так же приветливы, как обычно...

За волнениями она не заметила, как настал вечер. Когда часы на камине пробили десять, Маргит поднялась и попросила мать позволить ей лечь пораньше. Беспокойно садилась она на постели, подходила к балкону, выглядывала, ложилась снова.

В половине двенадцатого Маргит, одевшись и закутав голову и плечи в черный шерстяной платок, незаметно скользнула в калитку сада...

* * *

...Когда она спускалась по узкой улочке, дорогу ей с писком перебежали две крысы и исчезли в щели забора. Улица круто сворачивала. Маргит очутилась у длинной пологой деревянной лестницы, растрескавшейся и почерневшей от времени, которая уводила в черно-зеленую мглу. Теперь улица пошла вверх.

Графиня остановилась. Луна то выглядывала, то вновь скрывалась за облачными громадами, время от времени озаряя крыши. Впереди, на третьей или четвертой ступени, высвеченной бледно-зеленоватым лучом, прикорнул, привалившись к старому забору, тощий человек в черном. Очертания его фигуры четко выделялись на сером фоне, а тень падала на деревянную мостовую.

Отчасти болезненный страх, отчасти любопытство задержали Маргит около нее. Где-то она уже встречала подобную фигуру. Она вспоминала и не могла вспомнить с уверенностью, где и когда. К тому же лицо человека оставалось в тени.

Незнакомец не обращал на Маргит ни малейшего внимания. Он был всецело погружен в свое занятие, очень странное и даже пугающее. Он жестикулировал — время от времени воздевая к небу руки и что-то тихо бормоча, потом сгребал что-то на земле, скреб и хлопал ладонями по ветхим доскам, сучил руками, тянул, махал и как бы лепил что-то в воздухе.

И Маргит вдруг с ужасом и омерзением увидела, что стены, забор и деревянный настил ступенчатой улочки вокруг таинственного человека оживают, — омерзительные мелкие твари копошатся в лучах лунного света. Из щелей ползли подвальные мокрицы, орды рыжих тараканов сбегали со стен...

И вся эта мерзость двигалась в строгом порядке, словно повинуясь чьей-то воле, выстраиваясь в отряды по породам, шествуя в одном направлении. Стая крыс пронеслась мимо — вверх. За нею — стая мышей... Девушка готова была завизжать и броситься прочь... Но мерзкие твари неслись и ползли мимо нее, не приближаясь к ней.

Ее миновала целая команда мерзких жаб и быстро исчезла во мгле. И вдруг луна ярко брызнула светом, сразу высветив пергаментное лицо с крючковатым носом, козлиной бородкой и глубоко сидящими, голыми — без ресниц — старческими глазами. Графиня закричала... — Кто вы? — срывающимся голосом спросила она. — Что вы здесь делаете?

Ей ответили блеющим смешком...

— Я — камер-егерь, — проскрипел старик, — меня зовут Скапинелли. К услугам вашей милости! Я ловлю мышей, крыс и всякую нечисть. Городской совет мне платит за это.

Он встал, приблизился, неожиданно поднял край ее платка и заглянул в лицо.

— Ага, — прекрасная графиня! Так поздно — и на этой улице? Все идет, как я хочу, — все идут, как мне надо — клопы, крысы и нежные барышни! Вам туда, графиня!

Он протянул руку, указывая ей путь. Дрожа от ужаса, Маргит побежала по улице в обратную сторону — налево, к мосту. В этот миг на колокольне Святого Витта раздался первый удар полуночного звона. Под раскатистый гул колокола она добежала до Карлова моста, потом — мимо клементинского монастыря, в Йозефштадт, обходя сзади Альтнойшуле. Конечно, она сильно запоздала, но теперь уже не сбивалась с пути.