Пятая жертва - Наталья Никольская

– В общем, я поговорил со всеми жильцами, – Маркелов сел в кресло, – как назло, все были на дачах. Две бабульки, которые обычно сидят на лавочке, смотрели телевизор и вышли во двор только без десяти десять, после программы «Время».

Соседи, у которых общая стена с квартирой Маргариты Львовны, говорят, что ничего не слышали – звукоизоляция в этих домах отличная.

– Днем-то хотя бы ее видели?

– Да, видели. И утром, когда уходила на работу, и в обед, когда вернулась из лицея. Клавдия Петровна, это одна из бабулек, встретила ее в булочной сразу после пяти, они даже с ней поговорили.

– О чем?

– Так ни о чем, о работе, о погоде.

– Маргарита Львовна не говорила, что вечером собирается уходить?

– Нет, – Маркелов достал сигарету и закурил, – но когда она уходила, ее тоже видели.

– Кто же? – Вершинина внимательно смотрела на Маркелова.

– Снова эта Клавдия Петровна и ее подружка.

– А когда эти бабульки, как ты говоришь, ушли смотреть телевизор?

– Без пяти девять.

– Жаль, жаль, – Вершинина постукивала карандашом, который держала в руках, по крышке стола. – Ладно, – решила наконец она, – тебе еще одно задание. Возьми в Центральной городской библиотеке подшивки всех местных газет и поищи материалы, которые там есть по этому маньяку. Все что найдешь, тащи сюда.

– Понятно, – лаконично ответил Маркелов, – ну, я пошел?

– Давай.

Марк Трауберг, как он сообщил Вершининой по телефону, сегодня сдавал экзамен по общему языкознанию, поэтому мог прийти только после двенадцати. Валандра как раз собиралась попить кофе, чтобы взбодриться, когда услышала деликатный стук в дверь.

– Войдите, – она включила чайник и вернулась на свое место.

– Здравствуйте, – в дверях стоял худощавый парень в белой рубашке без галстука, сером жилете и темных брюках. – Я вам звонил сегодня…

– Вы – Марк Трауберг? – на всякий случай спросила Валандра.

– Да.

У Трауберга-младшего была густая пшеничная шевелюра, точеный профиль и довольно жесткий взгляд, который причудливым образом уравновешивался мягкой линией губ и округлым подбородком.

– Ну, как экзамен? – полюбопытствовала Вершинина, прикуривая от «дракоши».

– Сдал на «отлично», – неловко улыбнулся Трауберг.

– Да вы проходите, садитесь, – она указала на кресло для посетителей.

– Спасибо, – Трауберг присел на краешек кресла.

– Алискер, – Вершинина набрала трехзначный номер по внутреннем телефону, – зайди, пожалуйста, ко мне.

Она повесила трубку и обратилась у Марку:

– Отец, наверное, вам сказал, что мне нужно с вами поговорить?

– Да, я в курсе. – просто ответил Трауберг, ставя локоть на стол и подпирая ладонью подбородок.

– Ваш отец попросил меня провести расследование, связанное с гибелью вашей сестры. Я задам вам несколько вопросов, на которые попрошу вас искренне ответить, ничего не утаивая и не искажая, идет?

На пороге появился Алискер.

– Входи, входи, – сделала Вершинина приглашающий жест Мамедову. – Это мой заместитель, – взглянула она на Трауберга, – он будет присутствовать при нашем разговоре.

Трауберг пожал плечами, что означало: «Мне все равно».

– Вы учитесь на романо-германском?

– Да. На немецком отделении.

Чайник выключился, и Алискер принялся было за пакетики «три в одном», но Валандра остановила его.

– Я сама справлюсь, сиди уж! – она подошла к журнальному столику и, взяв у Алискера пакетик, надорвала его.

– Ты будешь? – спросила она у Мамедова.

Он отрицательно покачал головой.

– А вы, Марк, составите мне компанию?

– С удовольствием. – Трауберг часто заморгал, и это движение век напомнило Вершининой суетливого Трауберга-старшего.

– Пожалуйста, – Валандра поставила на стол небольшой поднос, на котором поблескивали две чашки.

– Спасибо, – вежливо отозвался Марк, пододвигая к себе чашку.

– Итак, приступим. Меня интересуют ваши отношения с сестрой и вообще любая информация о ней. Понимаю, может быть, вам трудно будет говорить обо всем этом, я имею в виду различного рода семейные разногласия…

– Я готов, – просто сказал Трауберг, поднимая глаза на Вершинину, – что вы хотите узнать?

– Какие у вас были отношения с Маргаритой?

– Нормальные. – лаконично ответил Трауберг и сделал маленький глоток кофе.

Вершинина недоверчиво посмотрела на него.

– То есть? – с недоумением спросила она.

– Я не знаю, что сказал вам отец, но к Маргарите я всегда относился должным образом и она мне платила тем же.

– Что значит «должным образом»?

– Иногда я навещал ее на работе, мы довольно непринужденно общались, обсуждали прочитанные книги, кинофильмы, говорили о музыке. Я не могу сказать, что в нашем общении не было шероховатостей, а в отношениях – небольших трещинок, но, если принять во внимание наше с ней семейное положение, то есть ситуацию, при которой отец – общий, а матери – разные, то мы с ней неплохо уживались.

Даже напротив, в некотором роде дружили. Маргарита не была открытым человеком и весьма неохотно вступала в какие-либо доверительные отношения, можно даже сказать, что избегала контактов с окружающими… Чтобы завоевать ее расположение, нужно было не один месяц поддерживать с ней отношения, постепенно проникать в ее внутренний мир, находить общие темы, деликатно говорить о дорогих ей вещах. Иногда она казалась мне излишне обидчивой… Этакая недотрога.

Трауберг перевел дыхание. Слушая его ясное изложение, Вершинина почему-то не могла избавиться от впечатления хорошо выученной роли.

«Или я ошибаюсь»? – мысленно спросила она себя.

– Вы часто бывали у нее дома?

– Примерно раз в месяц, а то и реже.

– Этих посещений хватило, чтобы, как вы выразились, «проникнуть в ее внутренний мир»?

– Нас связывали не только общие литературные и музыкальные пристрастия, но и кровные узы, – Трауберг многозначительно посмотрел на Валандру. – Маргарите все быстро надоедало. Более частые посещения показались бы ей непростительной назойливостью. Она подобно кактусу нуждалась в эпизодической поливке, если можно так выразиться.

– Значит, Маргарита была вполне самодостаточным человеком?

– Вполне. – Трауберг допил кофе.

– Простите за интимный вопрос, у вас было чувство вины по отношению к Маргарите?

– Точно вам сказать не могу. Если оно и присутствовало, то я не давал ему пробиться наружу.

– Может быть, ваши визиты к сестре, мягкое к ней отношение и многое другое было вызвано стремлением заглушить это самое чувство? – не отступала Валандра, мысленно не без иронии сравнивая себя с инквизитором.

– Не думаю, – меланхолично проговорил Трауберг, отводя глаза в сторону.

– А где, если не секрет, вы были в минувшую субботу вечером? – она в упор смотрела на него.

Повисла минутная пауза.

– Не ожидали такого вопроса? – въедливо спросила Валандра.

– Отец мне рассказывал о разного рода приемах, при помощи которых работники органов пытаются извлечь на свет божий несуществующие вещи… – беззлобно усмехнулся Марк.

– Так где вы все-таки были в теплый субботний вечер?

– У своей девушки.

– Как ее зовут и где она живет?

– Я должен вам сообщать…

– Должны, – строго сказала Валандра, – речь идет об убийстве вашей сестры. Положение обязывает.

– Цыбина Оксана, Бабушкин взвоз пятнадцать, квартира шестнадцать.

– Это у самой «Ротонды»? – спросил Алискер, записав координаты в блокнот.

– Да, – вяло отозвался Трауберг, – вы что, и ее допрашивать будете?

– Не допрашивать, а расспрашивать, – поправила его Вершинина, – а вы что, против?

– Да нет. Просто не хотелось бы обременять… – Марк замялся.

– Это не займет много времени, – успокоила его Валандра, – всего несколько вопросов.

– Я что-то вас не пойму, зачем вам это? Маргарита пала от рук маньяка. Вам, мне кажется, нужно работать в этом направлении, а не причинять неудобств порядочным людям.

– Я не совсем хорошо понимаю, что такое «порядочные люди», – усмехнулась Вершинина, – и потом позвольте мне напомнить вам, что расследование убийства вашей сестры поручено мне, а потому я и буду решать, в каком направлении нам работать, – одернула она Трауберга.

Ей он казался излишне рассудительным для своих лет. Валандре больше нравились молодые люди, в которых действительно кипело «безумие юности». А подобные Траубергу «засушенные фрукты», которые еще не успели толком созреть, но уже лишились молодых соков, навевали на нее скуку.

– Что ж, – более миролюбивым тоном сказала она, – давайте вернемся к маньяку. Принимая во внимание замкнутый характер Маргариты и высокие культурные планки, устанавливаемые ею для своих потенциальных партнеров, мне, скажу откровенно, трудно представить ее знакомящейся на улице с каким-нибудь мужчиной. Такому мужчине нужно было бы обладать поистине неотразимым обаянием, как сейчас говорят, харизмой. Вы не видите здесь противоречия?