Долги Красной Ведьмы - Наталия Ипатова

Побледнев и шепча про себя, Аранта принялась загибать пальцы. Неделя, еще три дня... волноваться пока рано... нет, все-таки до следующих месячных она обречена считать часы! Не хватало ей понести, ко всему прочему. Кого тогда выбирать, жалеть, спасать: своего ребенка или столь же невинных детей Баккара, брошенных на произвол злодея?

- Ну теперь уже нет! - донесся с кровати слабый ехидный смешок. Я что, боли не видал? Эту цену я заплачу, если такова цена. Ты же не откажешь мне в праве обнять тебя двумя руками.

По-видимому, у Кеннета начинался жар. Все подсушивающие, сворачивающие кровь снадобья никуда не годились. А ведь именно их она готовилась применять с самого начала. Они бы только замедлили процесс, и организму пришлось бы бороться с их действием. А раз процесс регенерации пошел, значит, теперь диктовать условия будет он. Все, что она может, - это смягчать его последствия. Укрепляющие снадобья, обезболивание, смягчение кожи. Придется смириться с тем, что Кеннет потеряет большое количество крови, и пойти на этот риск. В этот раз она не сможет противопоставить свою волю к жизни его воле к смерти... его дури, как это вышло между ними в тот раз, когда над Кеннетом шел спор, и Аранта взяла в нем верх.

- А если ты себя убьешь?

- Ты забываешь. - Он улыбнулся ей пересохшими губами. - Я совершенно бессмертен. Ну, где теперь найти тот кинжал, в котором живет моя смерть?

Против воли она ответила слабой улыбкой. Тот кинжал, который Рэндалл снял со своего пояса, даря храброму, но совершенно прискорбным образом изувеченному лучнику благородную мгновенную смерть вместо бессмысленной изнурительной жизни калеки! Романтичная мальчишеская благоглупость! Тот самый кинжал, который она сунула к себе в корсаж, волей-неволей заставив Кеннета думать о том, что там соседствует с обоюдоострой железякой. Теперь, зная о том, что Рэндалл Баккара был заклят на победу, она понимала причину его бешенства: обыграв его в споре, она, сама не подозревая, на некоторое время превратила его в пустышку.

Воспоминание о Рэндалле, против обычного, не принесло ей боли. То, что она сидела сейчас, с переменным успехом перебарывая дремоту, у изголовья Кеннета, одурманенного маковым отваром, казалось куда правильнее и важнее, чем та же вахта, которую она несла возле постели раненого Рэндалла, с арбалетом на взводе и приказом всадить болт в любого, кто переступит порог. Хотя, помнится, глаза ее слипались так же сильно.

Невзирая на оптимизм Кеннета, она очень боялась, что в результате ей придется похоронить его вместе с его отросшей рукой. Он, в отличие от нее, не был медиком и едва ли трезво оценивал возможности своего организма. Аранта боялась ему навредить. Оказавшись замешана в игру, где не существовало правил, она могла погубить его равно как делая что-то, так и пустив все на самотек.

Что будет, если он умрет?

Аранта ощутила болезненный укол совести за то, что она, как ей сейчас казалось, малодушно переложила на него свою ношу. Легко сказать, она не представляла себе, как она справится с Уриеном Брогау: человеком, с которым у нее в свое время проскочила некая искорка. Найдется ли у нес душевная сила противостоять ему? Почему она решила, что у Кеннета это выйдет лучше? Ну, справедливости ради следует заметить, что тогда она не думала об Уриене Брогау. Все это время Кеннет служил ей щитом, а теперь, когда понадобилось, она сделала его мечом. Но как она могла забыть, что ее кровь - проклятие? Как могла пожелать этой участи человеку, которого любила? Ведь это Кеннет, единственный, кто сказал ей вслух: "Я тебя ненавижу". Единственный, кто в самом деле не испытывал этого чувства. Ей следовало припомнить, как заклятие крови выжигало изнутри Рэндалла Баккара и таки выжгло его дотла. Она могла бы выставить и свой собственный счет за годы женского одиночества, в течение которых была для мужчины лишь дорогостоящим оружием с вполне определенным условием содержания. Аранта так гордилась формулировкой Условия, которое подобрала для Кеннета, что не подумала о том, что оно подставит ей ножку. Кеннет, еще не успев вкусить благ, уже пьет нескончаемую чашу боли. Нескончаемую, потому что ничто так не растягивает время, как боль. Насколько хватит его жизнелюбия?

Одной кости мало. Нужны мышцы, связки, нервы, кровеносные сосуды. Кожа, наконец! На что это будет похоже и сколько будет продолжаться?

А если он все-таки умрет? Чем это чревато лично для нее?

Нет, конечно, она продолжит свой путь, потому что она принадлежит этим детям. Она выступит против Цареубийцы, даже не имея шансов на успех. Она не может иначе. Кроме нее, по-видимому, некому. Но ей придется заново осваивать науку одиночества, ту, которой, как ей казалось, она владела в совершенстве и от которой отвыкла так быстро. Не встречать отклика на поворот головы. Знать, что никто не обнимет тебя, когда тебя рвет напополам жажда этого знака нежности и защиты. Отдергивать от прикосновения руку, потому что иначе это будет дурно истолковано. Быть сильной без возможности сделать себе поблажку. Перед всем светом отстаивать свои права, даже не помышляя о поддержке. Стать главной снова, теперь, когда уже привыкла взглядом испрашивать позволения! Стать одной, когда уже испытала, что значит - быть вдвоем.

Далась ему эта рука! Будто бы с ней Аранта любила его больше! И ведь не упросишь его отложить, погодить. Язык не повернется. А даже если б повернулся, даже если бы удалось уговорить Кеннета, он не справится с этим своим желанием, как сама она тогда не думала ни о чем, кроме желания быть любимой. Это все равно что запретить себе помнить о белой обезьяне.

Досада охватила ее. Человек, который как будто готов был разделить с нею ее ношу, дорогой ей, опять повис на ее руках: беспомощный, зависящий от нес вплоть до интимных мелочей, в бреду придерживающий ее за подол, стоило ей сделать всего шаг в сторону. Ей тоже надо есть, и спать, и исполнять дело, которое не терпит отлагательств: пока она сидит тут, минутки тикают, отмеряя где-то жизнь детям Баккара. Кто знает, какой несчастный случай сподобится подстроить им умница Цареубийца.

Несправедливо по отношению к Кеннету. А где в этом мире справедливость по отношению к ней?

Это такая она, любовь?

Утром Аранта обнаружила себя спящей, повалившись лбом на постель. Утренние лучи, вонзившиеся в щели стен, улучшили ее взгляд на мир. Кеннет выглядел бледным и, честно говоря, особых признаков жизни не подавал. Дышал слабо, но ровно. Она даже испугалась: не переборщила ли с маковым отваром. Надо будет разбудить его и накормить. Покуситься на хозяйскую курицу, чтобы сварить бульон, и добыть красного вина. Едва ли удастся заставить молодого мужчину .жевать шпинат, будь это хоть трижды полезно. И... да! Пока не забыла: вызнать у хозяйки, где можно купить платье. Синенькое, поскромнее. Не таскать же за собой девицу ван дер Хевен, обряженную в грязные шелковые штаны.