Скрип на лестнице - Эва Бьёрг Айисдоттир

те же люди, которые приходили, когда папа не вернулся. Все бегали; голоса тихие, а глаза мокры от слез. Запомнила она и маленькое тельце, неподвижно лежащее на большой кровати.

Но может, она чего-то не поняла. Может, все началось в тот день, когда папа не вернулся. Элисабет была не уверена, да, впрочем, это было и не важно. Все изменилось, потому что изменилась мама.

Сперва она решила, что мама заболела. Это было, когда мама днем не вставала с постели и спала. И днем спала, и ночью спала. Элисабет не знала, что ей делать, и сперва пыталась стучаться к маме и спрашивать: что будет на обед? Какую одежду ей надеть? Можно ли пойти на улицу поиграть? Но, не дождавшись ответов, она перестала стучаться. Когда она проголодалась, а обеда не было, она просто пошла к соседке Солле.

А потом, в один прекрасный день, мама встала с постели. Элисабет сидела на полу, играя со своими куклами, и наблюдала, как мама надевает красивую одежду, причесывается и красит губы красной помадой. У нее было хорошее настроение, она покачивалась в такт музыке, подмигивала дочери. Если бы Элисабет знала, что это только начало того, что будет потом, она бы не улыбнулась в ответ. После того, как мама уложила ее в кровать и прошептала: «спи», на нижнем этаже хлопнула входная дверь. Она долго-долго лежала совсем тихо и прислушивалась. Мама ушла? Она вынырнула из-под одеяла, на цыпочках прокралась вниз по лестнице, заглянула в каждую комнату и в конце концов встала посреди гостиной и стала звать маму. Сначала тихонько, а потом все громче и громче. Но никто не отвечал: она была одна.

Это произошло до того, как она поняла, что иногда в одиночестве быть лучше. И сейчас она желала, чтобы ее только оставили одну.

– Как здесь воняет отвратительно! – Артна спрятала нос в большой шарф, которым была укутана ее шея.

– Ничего, привыкнешь. Выкури сигаретку, и не будешь чувствовать вони. – Рейнир улыбнулся и протянул ей сигарету. Артна замешкалась. Она ведь никогда не курила. Только разочек попробовала, когда подруга стащила сигареты у своей бабушки, которая курила как паровоз. Они с подругой пошли на берег моря, но зажечь сигарету получилось плохо. В конце концов им удалось всосать немножко дыма, что привело к сильным приступам кашля. После этого они решили, что это невкусно, и пообещали друг другу никогда не начинать курить.

Артна согласилась и взяла сигарету. Рейнир зажег, и она раскуривала до тех пор, пока та не стала нормально гореть. Вскоре вся машина наполнилась дымом. Артна старалась втягивать дым в легкие, не кашляя, а потом протянула сигарету Рейниру.

Рейнир открыл окно, сделал музыку погромче и откинулся на сиденье. Артна с восторгом смотрела, как он втягивает дым с закрытыми глазами и вживается в ритмичную мелодию. Обычно она такую музыку не слушала. Ей больше всего нравилась Тэйлор Свифт, но в этом она ни за что бы ему не призналась. Рейнир был просто крут. У нее в животе был трепет; это было так непохоже на нее – приехать сюда с парнем, с которым она была едва знакома. Родители-то думают, что она у Хавдис дома, смотрит кино, и понятия не имеют, что она здесь с Рейниром. Который на три года ее старше и в которого все девчонки были влюблены чуть ли не с первого класса. Когда он поступил в политехнический колледж, он стал еще более крутым. Ведь он не обращал на них внимания – впрочем, как и раньше. Потому, когда он «постучался» к ней в «Друзья» в Фейсбуке, ее сердце сильно забилось. Она затрепетала от напряжения и тотчас позвонила Хавдис, чтобы рассказать ей эту новость. Хавдис порадовалась за нее, но в то же время Артна слышала в ее голосе нотки зависти. Ведь Хавдис всегда была влюблена в Рейнира больше всех.

– Поднимешься со мной на маяк? – Рейнир выкинул окурок в окно и вышел из машины прежде, чем Артна успела ответить. Она поспешила за ним.

Было всего восемь часов вечера – а темнота уже кромешная. В последние дни шли дожди и были сильные ветра. Поэтому нынешний вечер показался Артне необыкновенно тихим, ветер улегся, и шум прибоя почти убаюкивал. На землю падали редкие капли дождя, воздух пах морской солью.

Рейнир ждал ее там, где заканчивалась бетонная площадка у маяка, а дальше шли каменные утесы. Старый маяк стоял чуть поодаль от нового, и чтобы попасть к нему, надо было пройти немного по взморью вдоль этих утесов.

– Держись за меня. Тут скользко, – велел он. Артна послушалась и робко взяла его за предплечье, и так они пошли вместе к старому маяку на Сюдюрфлёс.

Артна часто ходила туда с отцом. Он увлекался фотографией, и это увлечение передалось Артне. Она получала удовольствие от поездок на природу и съемок и уже наловчилась хорошо фотографировать. Правда, собственного фотоаппарата у нее пока не было, ведь такая вещь ей не по карману. Этим летом она ездила на работу для школьников, и ее зарплата лежала нетронутой на банковской книжке и ждала, пока накопится достаточно, чтобы купить фотоаппарат мечты. А пока она пользовалась отцовским фотоаппаратом. Как часто отец и дочь спешили на улицу, когда на небесах танцевало северное сияние, чтобы запечатлеть эту красоту на пленке! Тогда выбор часто падал на старый маяк, ведь он очень фотогеничен на фоне моря и северных сияний. Это был первый бетонный маяк у берегов Исландии, тысяча девятьсот восемнадцатого года постройки, – так говорил отец. Этот маяк даже вызвал интерес за рубежом и был выбран в качестве одного из самых красивых в мире. Она собиралась рассказать все это Рейниру, но тут ей пришлось думать совсем о другом: она оступилась на мокрых камнях.

– Я же сказал: тут скользко! – Рейнир подхватил ее и красиво улыбнулся своей улыбкой. Артна покраснела и сосредоточилась на том, чтобы смотреть под ноги, пока они не дойдут до маяка.

Стальные двери маяка, как и всегда, не были заперты. Как только они вошли, Рейнир повернул ее к себе и прижал к стене. Артна содрогнулась, но ничего не сказала. Его руки двигались по ее телу вверх-вниз. Он часто дышал ей на ухо, одной рукой хватая за грудь.

– Ты девственница? – шептал он ей.

Арнта кивнула, не зная, как отвечать на такие откровенные вопросы. Рейнира, судя по всему, такой ответ устроил, и он поцеловал ее в губы. Одной рукой он опирался на стену над Артной, гладя