Бриллиант для Слепого - Андрей Воронин

Внешность у Николая Николаевича была самая обыкновенная: чуть выше среднего роста, не очень широкий в плечах, боевая выправка. Любую работу, которую ему поручало нaчaльcтво, Николай Николаевич делал всегда исправно, а самое главное — в срок. К спиртному, сигаретам бывший подполковник относился крайне отрицательно. Бокал вина позволял себе несколько раз в год — по большим праздникам: на Пасху, Рождество и в собственный день рождения.

Каждый день жизни Николая Князева был похож на предыдущий, как две капли воды. Жил он по расписанию, которого придерживался неукоснительно. Просыпался рано, на рассвете, отходил ко сну с закатом солнца. Обычно трижды в день молился: утром и вечером — обязательно, а днем, как получится. Естественно, Николай Князев не всегда был верующим и не всегда вел такой правильный образ жизни. Да и кто из нас припомнит, что видел хоть раз в жизни офицера пограничника непьющего, некурящего и непадкого на женщин?

Пока Князев служил на границе, на Дальнем Востоке Советского Союза, он ничем не отличался от своих коллег, разве что был более задумчив, чем другие офицеры. Судьба бросала его с одной заставы на другую. С чемоданом, который собирал в считанные минуты, когда на командирском УАЗике, когда на грузовой машине, он перемещался по округу. Служил не начальству, не генералам и полковникам, а, как любил говорить, Отечеству. Возможно, когда-нибудь он стал бы генералом и сидел бы тогда в штабе, проводя бесконечные совещания, инспектируя пограничные войска, но судьбе было угодно обойтись с ним иначе.

Однажды он совершил поступок, который объяснить никто не мог. Да и сам Князев лишь пожимал плечами в ответ на неудобные вопросы и требование четких ответов, он был непреклонен.

— Я не мог поступить иначе, — говорил Князев полковникам, генералам и офицерам особого отдела,

А случилось следующее. Пограничники отряда, которым командовал подполковник Князев, задержали монгола, грязного и вонючего. Он на лошади пытался пересечь государственную границу. Задержали. Монгол не отстреливался — не из чего было — да и бежать не пытался. Доложили командиру — подполковнику Князеву. Тот приказал доставить монгола с его личными вещами к нему. Монгола, естественно, доставили. Подполковник Князев закрылся с ним в кабинете и беседовал два с половиной часа.

Затем они вышли из кабинета. Князев посадил монгола на заднее сиденье УАЗа, сам сел рядом и приказал солдату-водителю ехать к границе. Как потом рассказывал водитель, на границе, на берегу неширокой реки, монгол и командир погранотряда час сидели на бревне и о чем-то оживленно беседовали. Выпили на двоих бутылку водки, затем обнялись. Монгол опустился перед подполковником на колени, и тот вроде бы перекрестил монгола. Монгол, как был, в одежде, бросился в мутную воду реки и поплыл на другой берег.

Подполковник стоял, приложив козырьком руку к глазам, и смотрел, как монгол перебирается на другую сторону, как покидает территорию, вверенную ему к охране. Монгол благополучно выбрался на противоположный берег, по-собачьи отряхнулся, поклонился Князеву в пояс и быстро побежал. Князев стоял и смотрел ему вслед до тех пор, пока грязный монгол не исчез.

Солдат-водитель за это время успел выкурить полпачки дешевой «Примы», трижды закрыть и открыть капот машины. Что происходит с его командиром, он не понимал. Но если командир что-то делает, значит, поступает правильно. Он начальник, у него на погонах две звезды, и ему лучше знать, кого задерживать, кого отпускать и, вообще, как жить.

В расположение воинской части подполковник Князев вернулся с просветленным лицом и сияющими голубыми глазами. Именно с этого момента и начался поворот в биографии подполковника погранвойск Николая Николаевича Князева, именно день встречи с монголом он теперь считал своим вторым днем рождения. На следующий день, а вернее, на следующее утро подполковник Князев не стал курить натощак, а вечером отказался от выпивки со своим замом и другими офицерами. Еще через несколько месяцев он ушел из армии, написав рапорт. Причину своего поступка объяснять не хотел, хотя начальство и пыталось чуть ли не в приказном порядке выяснить у подполковника мотивы столь странного поступка. В то время ему уже готова была упасть на погоны третья звезда и более респектабельная должность, не столь хлопотная и обременительная, как предыдущая.

Поездив несколько лет по Дальнему Востоку, затем по Сибири, Николай Николаевич Князев перебрался за Уральский хребет, потом в Санкт-Петербург и уж из него переехал в Москву. Он отыскал свою дальнюю родственницу, двоюродную тетушку по материнской линии, старую деву, преподавательницу французского языка, и поселился у нее в старой двухкомнатной квартире с дореволюционным кафелем на кухне, лепниной на потолке и высокими сводчатыми окнами. Тетушка была несказанно рада двоюродному племяннику, как-никак мужчина в доме, к тому же без вредных привычек — не пьет, не курит, читает книги, увлекается историей, может все отремонтировать, починить и человек во всех отношениях положительный. У нее самой никогда не было ни детей, ни мужа, а тут мужчина в доме, да еще молодой.

Тетушка буквально ожила. По вечерам и в выходные дни они с племянником подолгу разговаривали. По прошествии двух месяцев Николай Николаевич обратился к ней с довольно странной, на первый взгляд, просьбой:

— Ольга Леонидовна, а не могли бы вы меня обучить французскому языку?

От неожиданности изящная мельхиоровая ложечка выпала из рук Ольги Леонидовны. Несколько мгновений она думала, затем утвердительно кивнула:

— Конечно, дорогой Коленька, все, что я знаю, в вашем распоряжении.

И женщина стала давать своему племяннику уроки французского языка. К ее удивлению, Николай усваивал все с молниеносной быстротой, и у Ольги Леонидовны через полгода сложилось стойкое убеждение, что ее двоюродный племянник над ней слегка подшучивает.

— Коленька, — говорила она по-французеки, — у меня такое впечатление, что вы лет двадцать, а может, даже больше жили в Париже. Ходили по его улицам, разговаривали, общались с французами, а потом уехали из Парижа и немного подзабыли французский язык. У вас произношение лучше моего.

— Нет, что вы, Ольга Леонидовна, я никогда не был в Париже, никогда не выезжал за пределы отечества. Всю свою жизнь я провел здесь, если, конечно, не считать служебных поездок в приграничные районы Китая и Монголии. Но там, любезная Ольга Леонидовна, по-французски не говорят.

Через полтора года Николай Князев говорил и читал по-французски так, словно он действительно родился и прожил большую часть жизни во Франции. Такое же чудо случилось и при изучении английского и немецкого языков, хотя в них Ольга Леонидовна не была столь сильна, как в французском. Через год ее двоюродный племянник уже легко говорил и на этих языках.

Старой женщине оставалось лишь удивляться, морщить лоб и благостно улыбаться, глядя на Коленьку, читающего в подлиннике Гюго, Гете и Шекспира. А затем в большой комнате, которую занимал Николай Князев, стали появляться странные вещи: портреты русских царей, бронзовый бюст Николая II, золоченый двуглавый орел, хоругви, штандарты, российский триколор и мундиры. Мундиры были бутафорские, где-то по случаю Николай их покупал — то ли на киностудии, то ли в каком-то театре. Он своей тетушке такие подробности не рассказывал.

— Коленька, — говорила Ольга Леонидовна, — вы уже взрослый мужчина, вполне сформировавшаяся личность, офицер...

— Да-да, Ольга Леонидовна, я все это знаю, мне все это известно.

— Вы меня, конечно, Коленька, извините, но я хочу спросить у вас, почему вы один?

— В каком смысле?

— Почему вы не найдете себе невесту? Почему вы не женитесь?

— Мне не везет, — задумчиво отвечал Николай Николаевич. — Здесь моей невесты нет.

— Как это нет? Разве мало привлекательных умных женщин в Москве?

— Привлекательных и умных много, но моей, Ольга Леонидовна, здесь нет. Я не могу с ними вступать в брак.

— Почему?

— Не могу, и все.

По тону, с каким племянник произнес последние слова, Ольга Леонидовна поняла, что он ничего не скажет. Но, на всякий случай, помешивая чай в стакане, взглянула на Николая и робко спросила:

— Что, не можешь найти себе равной? И тогда Николай веско произнес:

— Здесь не могу.

— А где?

Передернув плечами, он сидел с прямой спиной, его голова была гордо вскинута, а голубые глаза пронзительно сверкали.

— Чудной ты, Коленька, — выдохнула Ольга Леонидовна, — ты замечательный, мне с тобой так хорошо!

Больше к разговору о женитьбе ни тетушка, ни племянник не возвращались. Все точки над "i" были расставлены, и Николай продолжал посвящать все свое свободное время сбору исторических реликвий, а так же изготовлению оловянных солдатиков. Он мастерил их самозабвенно, с фанатичным упорством. Так шахматист решает сложную, почти нерешаемую задачу. По вечерам и в выходные дни он посещал всевозможные клубы, связанные со стариной.