Двор. Баян и яблоко - Анна Александровна Караваева

Андреян и Семен шумно вздохнули, ожидая, что сделает отец. Маркел вдруг торжественно перекрестился в окно.

— Небушко-то… оно везде видно!

Сыновья пропыхтели широкими грудями и тоже покрестились — во всем они верно повторяли отца.

— Давно ль лики-то божьи снял, неправедна душа? — прохрипел Маркел, а сыновья уркнули по-медвежьи.

Степан, еле сдерживая злое нетерпение, ответил:

— Как приехал, так и снял. Коммунисты этих ликов не признают. А вообще это не твое дело. Зачем пожаловали?

Маркел жалобно вздохнул и сел, призакрыв темными веками колючий взгляд, отвечать медлил.

Степан хорошо знал зычный, гремучий голос старика, когда орет на снох — через огород слышно. Сейчас же видно по всему, что каждый вздох и каждое слово Маркелом уже заранее рассчитаны, а сыновья также загодя всему обучены.

— Ровно бы и не так гостей жалуют, — наконец, покряхтывая, вымолвил Маркел.

Степан сказал быстро:

— Мы с тобой сроду не гостились.

Андреян шумно выдохнул воздух.

— Кто с добром, тот и гость.

Семен, помладше, сказал басом пожиже:

— Мы с добром к тебе… по-суседски дело хотим обмозговать.

Все трое говорить не торопились, будто сначала хотели заворожить, подчинить Баюкова мрачной силе своих голосов и угрюмых взглядов. Все трое, густобородые; горбоносые, низколобые, напоминали Степану ястребов: эти хищники летают и поодиночке и крепко сцепившейся стаей.

«Вползли ко мне в дом, вражья сила, — с ненавистью и отвращением ко всему корзунинскому двору думал Степан. — Мозгуют вот сейчас, с какой стороны меня зацепить, а потом трепать, трепать, как птицу… ты, мол, один… а нас-де, ястребов, трое… Не-ет, вы меня голыми руками не возьмете, кулачье!»

И, будто забыв о непрошенных гостях, Степан с равнодушным видом свернул папироску. Он знал, что у Корзуниных курить запрещено, что Маркел, как и все из кержаков, табаку не выносит. Поэтому, поддразнивая, Степан закурил медленно, со смаком, пуская голубые колечки дыма.

— Если пришли по-соседски разговаривать, так и не тяните. Мне пустословить некогда, Маркел закашлялся от дыма, глаза его зажглись по-волчьи и сгасли. Он прокашлялся, смиренно разглаживая закрытую бородищей грудь, и словно выдавил из себя:

— Мы не на пустословье пришли, а…

— А о выгоде своей поговорить — понимаю, — зло и насмешливо прервал Баюков.

Маркел, подняв крючковатый палец, строго спросил:

— О жене твоей разговор пойдет — как с ней быть? Степан, скрывая дрожь, потушил папиросу.

— Она мне больше не жена. Сами знаете, чья она теперь жена.

Андреян, подбадриваемый отцовским взглядом, сказал:

— Четыре года Марина с тобой прожила, по бумагам такой же хозяйкой, как и ты, числится.

Семен, поднимая мохнатые брови, тяжело закивал низколобой головой.

— Чай, она твой двор берегла, она за ним ходила. Степан вспыхнул гневным румянцем.

— Берегла… Оно видно! Не знаю, как и убытки покрыть… во как уберегла!

Маркел пропустил насмешку мимо и, будто боясь, что Степан слишком много скажет, беспокойно завозился на лавке.

— Мы ведь и с разговором и с поклоном пришли к тебе, Степан Андреич. Большая у нас теперь забота.

Степан бросил сквозь зубы:

— Сами на заботу лезли.

— Марина для нас большая забота — лишний человек в хозяйстве, — уже жалобно произнес Маркел.

Степан передернулся.

— Зато ваш сынок в чужом хозяйстве вдосталь побыл! Тогда, поди, заботы не было? А?

Маркел и это пропустил мимо и начал рассказывать о трудных временах, о худой земле, о недостатках в хозяйстве. Была, была прежде хорошая жизнь у Корзуниных, водились у них и лишние денежки, но теперь все это пропало, видит бог, пропало.

— Ослабли мы, Степан Андреич… вот как на духу говорю… Перед тобой, молодым, главу свою старую клоню, унижаюсь… Мне уж жить недолго осталось, уважь моленье мое перед тобою! — и Маркел, кланяясь, закрестился вдруг задрожавшей рукой.

Степан смотрел на его костистые темные пальцы и думал: «Бестия старая, так держится, словно в театре играет… Ишь, каким несчастненьким прикидывается, а сам еще хоть опять женись… Ж-жила!..»

Маркел тянул все покорнее и жалобнее:

— Недостачи у нас, Степан Андреич, ноне уж и хлебушка нам не хватает… лишний человек для нас тягота немыслимая.

Не отступал Маркел, сдерживался и говорил все кротче, словно обмасливая каждое слово. Вдруг он грузно встал с лавки и медленно поклонился Степану, почти кладя пальцы на пол. Сыновья, как верное отражение, отдали поклон.

Медля разгибаться, Маркел тянул просительно, почти нищенски:

— Степан Андреич, воззри на слабость нашу!.. Ноне у нас лишней крохи нет. Ребятишек шестеро — одеть, обуть надо. Все уж у нас переделено, до последней кадушки, за большаками числится. Платон для другого был приготовлен, не запасли для него, батюшка…

— Ладно! Довольно! — резко прервал Степан. — Разговор этот ни к чему не приведет.

— Батюшка-а! — опять захныкал Маркел. — Да ведь о жене, о Марине…

— Нет у меня жены! Довольно!.. Уходите восвояси и не лезьте ко мне больше.

— Да ведь Марина… — прогудел было Андреян, но Баюков только отмахнулся.

Теперь Марина отодвигалась куда-то в глухую глубь воспоминаний, сейчас его вниманием завладели Корзунины — старик с большаками: эти бородатые мужики посягали на его честно нажитое добро, их жадные руки тянулись к его двору.

— Кончен разговор! — сказал Степан, ударив ладонью по столу. — Нет у меня времени ваши глупые требования слушать! Подите вон!.. Ну!

— Вот ка-ак! — вдруг будто протрубил Маркел, перестав приглушать ложным смирением свой зычный басище. — Вот ка-ак! Наши требования, по-твоему, глупые?.. Нет, хозяин молодой, мы к тебе как за своим пришли!

— Что-о? — захлебнулся Степан.

— За свои-им, — уже издеваясь, повторил Маркел. — Ты бабу выгнал, чуть не убил… она к нам как безумная прибежала. Теперь она к нашему двору прибилась, а сама голая, без ничего. А ей по закону-то половина имущества при разделе двора полагается. По-ло-ви-на! Мы зна-аем!

Степан гневно выкрикнул:

— Ого! Как вы все в законах здорово разбираетесь теперь! А по каким это вы законам из моего двора денно и нощно добро таскали? По воровским законам действовали! А к ворам, знаете ли, честные законы не относятся. Потому напоминание ваше насчет половины имущества отвергаю!.. Отвергаю!

Степан с силой рассек рукой воздух и повернулся было спиной к Корзуниным, показывая, что разговор дальше вести бесполезно.

— Нет, не посмеешь отвергнуть! — вдруг так загремел бас Маркела, что Баюков вновь обернулся лицом к непрошенным гостям.

Стукнув палкой о пол, Маркел потребовал:

— Вот тебе мой сказ: обеспечь Марину! Без ничего у нас на дворе она не человек, ей житья не будет. Ты ее чуть не убил, но мы это покроем, твоего зла не будем помнить. Только отдай Марине корову,