Царь Горы (СИ) - Рымжанов Тимур

— Я не военный. Во всяком случае, теперь не военный. У меня, как бы это сказать, свои методы изучения. Поэтому понимание выдвинутых ранее теорий, только на пользу.

— Хорошо. Убедили, — согласилась Лена сдерживая улыбку. — Гипотеза о супердендритах, выдвинутая профессором Нестеренко была основной в работе над изучением артефакта. Долгое время именно она считалась наиболее вероятной. Но теперь все рассыпается в пыль. В основе гипотезы предположение о влиянии магнитного поля на магму, где при определенных условиях могли сформироваться огромные, однородные кристаллы железа, или никеля. Эти самые супердендриты. Невероятно огромные, тугоплавкие, с уплотненной кристаллической структурой. В процессе перемещения магмы один из таких дендритов мог легко пронзить земную кору и вылезти наружу. Вот так, если коротко, выглядела теория Нестеренко.

— Но теперь выясняется, что все не так.

— Если это всего лишь верхушка супердендрита, то три четверти его, как минимум, должны находиться под землей. Но, тогда как объяснить наличие самых невероятных микроорганизмов на самой поверхности и в мелких трещинах. Это чужеродные формы жизни. Или анаэробные бактерии, или примитивные лишайники, в основе жизнедеятельности которых лежит химосинтез. Все это не могло существовать в магме, но и не могло появиться здесь. Теория супердендрита так же не может внятно объяснить наличие циклов.

— Как все, однако, запутанно.

— Мы опять у истоков. Начинаем с чистого листа. Придется создавать новые теории.

— Надеюсь, исследование самой башни несколько прояснит ситуацию.

— Хочется верить, но почему-то мне кажется, что работы здесь не на один год, и даже не для одного поколения ученых.

Лена выключила компьютер и спрятала его в большой спортивной сумке.

— Ну а вы Виктор? Что вы думаете?

— Не знаю. Я в проекте недавно и наслушался всяких предположений. Мне нужно попасть на объект, чтобы составить собственное впечатление. Изучать с расстояния — глядя в бинокль, или через камеры радиоуправляемых разведчиков не имеет смысла. В отличии от людей в группе Емельянова я не теоретик. а практик.

— Я тоже практик. Выстраивать заумные теории тут и без меня много желающих.

— Петрович собрался к башне, забрать очередные образцы, утром. Я намерен составить ему компанию.

— Коля уже здесь⁈ — встрепенулась Лена и привстала с лавки. — А наше оборудование уже доставили?

— Вот у него и спросим…

Глава 8

Повороты судьбы

Из сумрака ночи вынырнула подвижная, словно ртуть, фигура полковника. Я, наконец, вспомнил его имя — Бекболат. Он молча поманил меня за собой. Пожав плечами, я махнул Лене и кряхтя потащился вслед за шустрым офицером. Костюм мне уже изрядно надоел, но коль взялся за гуж…

Полковник привел меня к надувной оболочке мобильного госпиталя, где солдаты грузили в распахнутый салон «скорой помощи» носилки с запакованным в гипс пилотом Ержаном.

Завидев меня, он заулыбался и приветливо отсалютовал целой рукой:

— За мной вся моя родня примчалась во главе с прадедом…

Тут появился вездесущий полковник, почтительно сопровождавший колоритную фигуру коренастого старика. За ними толпой валила пестрая компания, очевидно, Ержановской родни. Какие-то тетки с младенцами на руках в окружении детской мелюзги, серьезные мужчины с обветренными, загорелыми лицами… Но старик затмевал всех. На голове его красовалась круглая шапка из красного бархата, отороченная лисьим мехом. Под наброшенным на плечи расшитым золотом, зеленым халатом — черный костюм; брюки заправлены в высокие кожаные сапоги, но главное: на пиджаке сверкал такой иконостас из орденов и медалей, вдобавок увенчанный золотой звездой Героя Социалистического труда, что я замер в восторге. Ну дед, во дает! Такого никакие посты и заграждения не удержат! Остановившись напротив меня, он вперил в меня сердитый, пронизывающий взгляд глубоко посаженных глаз. Придирчиво «просканировав», он вдруг заулыбался приветливо и, отмахнув за плечо свою длинную, седую бороду, обнял меня, бормоча какие-то слова. Полковник взялся было переводить, но я не слышал его. Ошарашенный калейдоскопом информации, обрушившейся в сознание. Да! Силен дед! Прожить такую яркую, трудную жизнь, наполненную такими взлетами и падениями, что не каждому по плечу… Такого яркого контакта у меня еще не было! Старик вдруг резко отстранился, вглядываясь внимательно в мое лицо, да так, что я почувствовал себя не очень уверенно. Он повернул голову в сторону башни и что-то сердито прошептал. Затем решительно расстегнул на себе рубашку и снял с шеи кожаный ремешок с мешочком. Пошептав над ним что-то по-арабски, он бережно повязал его мне. Кругом все почтительно помалкивали, даже галдящая детвора, включая младенцев, притихла. Положив сухие ладони мне на плечи, старик продолжал бормотать вполголоса слова и, наконец, словно очнувшись, резко отстранился. Указывая рукой в сторону башни, громко выкрикнул короткую фразу. Наступившую тишину нарушила притарахтевшая, откуда ни возьмись, старенькая «Волга-универсал», за рулем которой, гордо восседал тощий пацан, еле видный из-за руля. Старик сердито рыкнул на свою свиту. Все забегали. Захлопали дверцы машин. Казахский табор, каким-то чудом, уместился в две машины, прихватив еще второго пилота Берика, тепло простившегося со мною. Тронувшиеся было машины вдруг затормозили, из «Волги» выскочили двое мужчин и раскрыв багажник, вывалили из него прямо на траву трех стреноженных баранов. Дверцы хлопнули и машины укатили. Полковник, посмеиваясь и указывая на барахтающихся баранов, пояснил:

— Они ваши! Это подарок от нашего аксакала за спасение внука Ержана. И еще… он сказал, чтобы вы вернули заблудшую душу ее хозяину.

Несколько ошеломленный произошедшей встречей, я отстраненно ощупывал висевший на шее амулет, чувствуя сквозь мягкую кожу мешочка что-то твердое и круглое, кончики пальцев покалывало словно слабым током…До меня, наконец, дошел смысл сказанного полковником. Я ошарашенно вскричал:

— Какую душу⁉ Какому хозяину⁈

Тот, невозмутимо пожимая плечами, вежливо ответил:

— Насчет души вам, очевидно, виднее, а баранов, как обычно… в казан!

Так, что в наших отдаленно стоящих юртах, далеко за полночь, царило оживленье. Молодые солдатики живо разделались с нежданным подарком. Только ножики засверкали! Оголодавшие на армейском пайке, они носились как угорелые в предвкушении сытного ужина, проводя какие-то обменные операции с обитателями соседних юрт. Уже булькал наваристый бульон в невесть откуда взявшемся громадном казане, месилось тесто.

Полковник умело руководил этой веселой кутерьмой и вскоре мы уже восседали с ним на кошме в юрте за круглым столиком. На большом блюде горкой томились аппетитные ломти мяса на подложке из крупных кусков раскатанного, отваренного теста…объеденье! Кроме нас в юрте никого не было. Бекболат извлек из-за голенища сапога небольшой нож и стал ловко строгать мясо. Снаружи гомонили солдаты, то и дело раздавался смех. Полковник недовольно прорычал что-то, видимо отдавая какие-то распоряжения. Веселая компания ретировались подальше. Только один из них бесшумно просочился в юрту и, поставив на столик бутылку водки и две круглые чашечки, тут же исчез. Я, утомленный этим бедламом с подготовкой пиршества и надоевшем мне скафандром, неспешно избавился от него и глотая слюнки стал дожидаться окончания священнодействия моего визави. От нечего делать, я извлек из мешочка на груди амулет. На ладони лежала темная, круглая бусина из неизвестного мне материала. Довольно тяжелая. Может быть какая-то старинная пуля? У бусины должно быть сквозное отверстие. Полковник, тем временем, окончательно придал нашему ужину готовый вид, приправив острой луковой подливкой бешбармак и разлив по чашечкам водку. Я прибрал амулет в мешочек и изобразил полную готовность к застолью. Мы молча чокнулись, выпили и навалились на еду. Такое блюдо как казахский бешбармак едят горячим, обязательно руками, без всяких вилок и ложек. Тем более палочек. Выпили еще по одной. Неспешно и вполголоса полковник, как заправский политолог, обрисовал обстановку, царившую здесь, на месте: