Тайны Истинного мира - Марина Ефиминюк

– Переживу, – прохрипела я, вытирая выступившие слезы. – Слушай, к нам кто-то идет!

– Где? – не понял парень.

– В подъезде кто-то поднимается в лифте и по лестнице! – Я убежденно ткнула пальцем в закрытую дверь комнаты.

– Твою мать! – Сэм тотчас подхватил мою куртку и бросил мне в лицо. – Давай, одевайся!

Он подскочил к окну и с грохотом открыл большую раму. В комнату ворвался зимний холод и сноп снежинок.

– В окно!

– Куда?! – изумилась я, натягивая куртку. – Здесь же девятый этаж!

– Тогда помолись, прежде чем прыгать! – заявил он, подталкивая меня в спину, и в это время с оглушительным грохотом с петель слетела входная дверь. В крохотную прихожую ворвались люди, переполошив проснувшихся родителей.

Не думая, я махнула вниз, вытянулась на руках и упала на занесенный снегом соседский балкончик этажом ниже. Сверху мне на голову слетела сумка, потом я услышала, как захлопнулось окно, и задрожали в раме стекла.

– Где она? – заорал кто-то, и я вжалась в кирпичную стену, ожидая, что кто-нибудь обязательно выглянет.

В фильмах всегда проверяют балконы, но крики смолкли, и наступила тишина. Внизу посреди двора стояли три больших темных автомобиля, вокруг них были люди. Я старательно приглядывалась, пытаясь справиться с близорукостью, кажется, пришельцы были вооружены.

Из подъезда вывели Сэма, я разглядела его длинный кожаный плащ, облипающий хрупкую мальчишескую фигурку. Его усадили в машину, потом картеж тронулся, и только когда рев моторов затих, я перевела дух.

Положение мое как будто нарочно пересказали в плохом анекдоте. Я стояла на чужом балконе, босая и замерзшая, зябко поджимая одну ногу, как побитая дворняга. Высоко в холодном небе сияли россыпи бриллиантовых звезд, на пустынном дворе дремали безмолвные заснеженные легковушки. Слепые окна соседних домов, таращились черными прямоугольниками. Я вдруг почувствовала, как к горлу подступает горький комок и наворачиваются слезы.

Звон окна заставил меня подскочить и удариться о тонкие металлические прутья ограждения. Широко открытыми глазами меня рассматривала заспанная всклокоченная девчушка.

– Ты кто? – услышала я через двойное стекло тонкий детский голосок.

– Добрая фея! – я скривила обветренные губы в болезненной улыбке. – Открой мне, пожалуйста!

– Хорошо, – кивнула она. И я буквально прочитала по губам, как деточка завопила: – Па-а-па!

Его усадьба с огромным садом, заваленным по зиме снегом, давно превратилась в обитель печали и грусти. С тех пор, когда здесь появилась на свет его маленькая девочка. Такое случается, иногда в семье Высших рождаются дети с несильными энергетическими потоками. Но его дочь, в свою очередь, подарила древнему роду ребенка, меняющего окраску. Милая крошка теряла свой цвет, превращаясь в энергетического вампира. Какая превратность судьбы, однако.

Владимир сидел в глубоком кресле у зажженного камина, дарившего тепло и спокойствие, и следил за сладко спящей внучкой. Сегодня ей было лучше. Ее глазки снова блестели небесной синевой, а куклы взмывали к потолку по мановению маленькой пухлой ручки. Девочка смеялась, и он горько улыбался вместе с ней.

Единственный посвященный в семейную тайну доктор, горбун дядя Ваня, приезжал под покровом ночи. Последнее время его посещения становились все короче, а улыбка на лице все искусственнее – таблетки перестали помогать, и маленький светловолосый ангел превращался в чертенка.

«Эй, может помочь ожерелье из кристаллов», – предположил дядя Ваня несколько месяцев назад и в полном молчании накарябал на клочке бумаги адрес подпольной лаборатории. Возможна ли столь жестокая шутка рока? То, что должно было спасти его внучку, едва не стоило жизни самому Владимиру. Никогда он не забудет вечера, когда пришел в квартиру Марии Комаровой, чтобы забрать кристаллы. Никогда он не простит ей наглой лжи, брошенной в лицо. Сейчас, когда она снова появилась на горизонте, он уж не упустит девчонку и вернет себе кристаллы.

В комнату постучались, Владимир вздрогнул, выныривая из омута мрачных, темных мыслей. На пороге с маленьким черным чемоданчиком стоял доктор. Дядя Ваня представлял собой фигуру известную и одиозную. К скрюченному горбатому коротышке с огромными ушами и злыми острыми глазками рано или поздно приходил на поклон весь Истинный город. Сегодня доктор отчего-то задержался и прибыл только к середине ночи.

– Ну, как тут наша девочка? – громко спросил он вместо приветствия, растягивая тонкие губы в широкой страшной улыбке, и проковылял к детской кроватке.

Владимир встал, тяжело опираясь на подлокотники кресла. Девчушка, разбуженная в столь поздний час, недовольно сморщилась. Ее заспанные глазки черничного цвета настоящих инфернов наполнились слезами, готовыми в два потока политься по восковым щекам.

– Ну, тихо, тихо, – закудахтал дядя Ваня, прислоняя руку с длинными узловатыми пальцами к маленькому влажному лбу, прикрытому кудряшками. Неожиданно девчушка очень ловко вывернулась и цапнула старую морщинистую ладонь, с наслаждением прикрыв глазенки.

– Ах ты! – Дядя Ваня отшатнулся и вытер руку о полы древнего, как он сам сюртука, сшитого по моде старых времен. – Время кончается. – Он печально покачал головой и тихо прошептал, подув в лицо девчушке: – Спи, мой ангел!

Кроха доверчиво засопела, проваливаясь в глубокий сон. Горбун повернулся к сильно побледневшему Владимиру, вцепившемуся в резную спинку кроватки.

– Еще немного, и она начнет сосать энергию. На твоем месте, Владимир, я бы поставил ей клеймо, пока не поздно, хотя бы как-то ее сдерживать.

– В десять лет ей проставят клеймо касты! – процедил он сквозь зубы, отказываясь верить в правдивые слова карлика.

– Не будет никакой касты, – дядя Ваня печально цокнул языком. – Твоя внучка становится инферном, и теперь, я боюсь, ситуации не переломишь.

– А кристаллы силы? – Владимир схватился за руку доктора, словно за спасительную соломинку.

– Ну, так они же пропали вместе с Марией Комаровой, – со знанием дела посетовал дядя Ваня, разведя руками.

– Не пропали, – убежденно кивнул старик. – Сколько у меня есть времени?

– У тебя больше нет времени, Владимир, – отрезал тот, – но, если ты их достанешь, мы сможем попробовать вернуть твоей девочке цвет.

Это место в милицейском участке какой-то шутник назвал обезьянником, но думаю, в вольерах зоопарка мартышкам гораздо комфортнее, нежели задержанным бедолагам здесь. В холодной каменной коробке стояли широкие лавки, вместо одной стены были толстые решетки. Из двух закрытых камер доносилось хриплое пение пьяницы, и звенел басовитый храп бездомного искателя приключений. Рядом со мной сидела сильно накрашенная девица в бесстыдно короткой блестящей юбке и беспрестанно курила, хотя молодой лейтенант, дежуривший в приемной, уже три раза приказывал ей прекратить безобразие.