СССР: вернуться в детство 5 - Владимир Олегович Войлошников

— Ну, чего возишься?

Мда, я бы тоже, наверное, смотрела с неприязнью, если бы моей сотруднице ножик в ногу воткнули…

— Просто почесала нос, — абсолютно ровным голосом ответила я и начала смотреть на блестящую дужку кровати.

Тётка постояла рядом, ничего не дождалась, вернулась к своей табуретке и крикнула в коридор:

— Маша-а! Новенькая проснулась!

Как вы понимаете, в такой нервозной обстановке никакие умопостроения вроде дворцовых интерьеров меня не увлекли. Я прислушивалась ко звукам больницы, пытаясь угадать: поставят мне новое отрубающее или что ещё выдумают? Издалека, на краю слышимости, доносился истерический женский смех. Затих. Не хотела бы я работать в таких условиях, фу.

Стремительная Маша пришла минут через десять. Тоже в белом халате и белой косынке. Цветную форму пока не придумали, во всяком случае, в СССР.

Маша споро отвязала меня от кровати, помогла подняться и с сомнением оглядела сверху донизу:

— Чё, рубашку одевать будем?

Спрашивала она явно не меня.

— Лене Викторовне-то ножиком ногу распластала! — ворчливо высказалась санитарка.

Маше явно не хотелось возиться.

— Ножика-то нет… Будем рубашку одевать? — теперь она внезапно решила спросить меня.

— Как хотите, — пожала я плечами. Вышло довольно вяло, и Маша махнула рукой:

— А! Пошли так.

Ну, так дак так.

Мы прошли по коридору до большой лестницы, поднялись на пару этажей. Здесь явно сидело начальство. Двери побогаче, таблички с блестящими буквами и пальма в большой деревянной кадке. Маша стукнулась в одну из дверей и сразу заглянула внутрь:

— Фёдор Палыч, проснулась девочка-то.

— А-а, давай-давай, заводи! — глуховато послышалось из кабинета, и меня, собственно, завели.

Обычный кабинет — не слишком большой, не особо тесный, пара шкафов с вечными докторскими папками и книжками, письменный стол, бумаги, бумаги, кушетка в зелёной детской клеёнке и посетительский стул.

Ну, и средней обширности дядька-доктор по другую сторону стола. Со стулом, мдэ. Тьфу, что-то меня этот ваш галоперидол сбивает с писательского ритма. Или чем там они меня колют… Но фразы получаются просто дубовые, кошмар. И логика последовательностей скачет в разные стороны.

Знакомый дядька, между прочим.

— В коридоре подождите, Маша.

Маша посадила меня на стул, как деревянного Буратино, и вышла, тщательно прикрыв за собой дверь.

Доктор сложил перед собой руки — знаете, так, не в замок, а стопочкой ладони друг на друга:

— Ну, что ж, давай знакомиться.

Мне почему-то стало смешно. Не иначе, побочка от лекарств.

— А я уже имела честь однажды с вами познакомиться.

— Надо же! — поднял он толстые брови. — Расскажи, пожалуйста, поподробнее.

Ты глянь, добрый доктор Айболит с человеком говорит…

— А у вас есть допуск для ознакомления с секретной информацией?

— Самый высокий! — убедительно соврал дядька.

— Ну, что ж. В тот год мой сын получил травму головы, которая вылилась в повторяющиеся эпилептические припадки. Летом мне пришлось лечь с ним на вторичное обследование в детскую неврологию. Я же не знала, что детский больничный не продлевает время отпуска. И когда принесла выписку из стационара в детский сад, где тогда работала, то страшно расстроилась. В понедельник на работу, а я как выжатая мочалка. Пришла домой, а моя матушка — в той версии реальности она тоже работала в садике — мне и говорит: сходи, мол, к неврологу, пожалуйся. Попросись в пограничное. У них, дескать, одна воспитательница каждый год так ложится, продлевает себе отпуск на полтора месяца влёгкую.

Я развернулась прямее к столу и также как доктор сложила руки стопкой, слегка навалившись на столешницу.

— Ну, я и пошла. Пожаловалась на усталость, на постоянные головные боли. Стресс, крайнее переутомление, сами понимаете. Направление получила без проблем и сразу явилась сюда. Пограничное нашла. А там — вы, представляете?! Я уж не знаю, за какие заслуги вас туда тогда перевели, может, летом работать некому было. Ну, короче, давай вы меня спрашивать: как на работе, да как дома обстановка? На работе в садике и так понятно что, особенно летом, в группах по сорок человек. А дома… Муж первый — любитель радио, дурак увлечённый (это сейчас не диагноз, а просто я на него зла до сих пор). Это радио в кухне мослает — выключать нельзя, он же его лично своими руками идеально перемотал, и теперь беспрерывно слушает с очень высоким качеством. Телевизор мультики орёт — двое детей малолетних в доме. Пока мамы нет, включили, сами про эти мультики давно забыли, уже в каких-нибудь индейцев играют, тоже орут. Бабушка в свисток свистит…

— А почему бабушка свистит? — удивился доктор.

— Вот вы сейчас вточь как в тот раз спросили! Да потому что она из дальней комнатки услышала, что дверь хлопнула, и позвать меня хочет, а весь этот гвалт переорать не может. Вот я ей и выдала свисток, такой, знаете, как у тренеров… Вы мне тогда сказали, что в таком случае мне обязательно надо в вашем отделении отдохнуть. И что там в основном учителя, воспитатели и врачи, на дневном стационаре. Некоторые приходят и просто полдня спят. В две тысячи четвёртом это было.

Доктор вздрогнул.

— Информация является государственной тайной, — подняла палец я. — А ваша Елена Викторовна, судя по всему, вступила в сговор с врагами народа. Не могу с точностью утверждать, осознанно она на иностранную разведку работает, или её втёмную используют, но думаю, что не далее чем через две недели это прояснится. И вас, скорее всего, используют, так что вы уж смотрите, аккуратно там, чтоб ни в чём не замараться. Вы же в курсе, что мой Вова поехал в Москву на встречу с, — я потыкала пальцем в потолок. — Вот вернутся они, будет всей вашей службе шороху. А вы меня на привязи держите! Престаньте хоть этой вашей дрянью колоть, не знаю уж, что у вас, сибазон или галоперидол. Тошнит меня. Какие-нибудь плановые обследования назначьте, что ли. Энцефалограмму, полный гематологический анализ. Процедуры можно. Электросон, к примеру. Мне он в тот раз понравился.

Судя по взгляду, доктор старательно напоминал себе, что находится в дурке, и перед ним — пациентка. Но сопоставить мой рассказ со мной не мог. И внятных обоснований найти не мог.

Я ждала.

Он медленно подтянул к себе лист назначений, что-то в нём исправил, позвал:

— Маша, зайдите!

Маша нарисовалась на пороге, сама бодрость.

— Всё, веду?

— М-хм… Погодите… Вот, уколы отменить. Переведите девочку во второе отделение.

— Что, прям щас?

— М-м… да. Сразу же. Насчёт программы лечения я ещё… подумаю. Идите.

— Пошли! — скомандовала мне Маша.

На сей раз она отвела меня не на