Александр Федорович Можайский - В Крылов

Можайский был занят целыми днями. На лодке, борясь с быстрым течением незнакомой реки, он изучал ее, промерял глубины, измерял скорость течения, наносил на карту многочисленные извивы. Только к концу второй недели со дня выхода из Хивы, экспедиция повернула на восток, оставляя Аму-Дарью справа. Снова Можайский превратился в участника сухопутной экспедиции. В последних числах сентября экспедиция подошла к другой среднеазиатской столице Бухаре.

В обратную дорогу собрались уже осенью. Выступив из Бухары 31 октября, экспедиция, пройдя семьсот пятьдесят километров песками пустыни Кызыл-Кумы, после трех недель пути приблизилась к устью Сыр-Дарьи.

Большой переход по безводной, не заселенной земле, по караванным тропам с грузами, продовольствием, снаряжением, был завершен. Однако дальнейший путь оказался не легче, он пролегал по степи, уже скованной ранним морозом, через Иргиз, Орск, Халилово. Только зимой, 10 января 1859 года, экспедиция достигла Оренбурга.

Экспедиция доставила ценный научный материал. Известный русский путешественник и географ, деятельный член Русского географического общества и его бессменный председатель в течение многих лет, П. П. Семенов-Тян-Шанский{12} сказал, что экспедиция 1858 года "весьма много способствовала расширению круга наших познаний об Арало-Каспийской низменности". Значительно расширились представления русских людей и о великой среднеазиатской реке Аму-Дарье, благодаря вкладу, внесенному в эти знания моряком, участником экспедиции - Александром Можайским.

Через месяц после окончания Хивинской экспедиции, Можайский возвратился в Петербург, который покинул за год до этого. За участие в Хивинской экспедиции он был награжден орденом.

После отпуска Можайский получил новое большое ответственное назначение на корабль "Орел" - старшим офицером.

Кораблестроитель

"Орел" - старинное имя корабля. Так был назван первый русский военный корабль, построенный в 1670 году, при Алексее Михайловиче. Проходили десятилетия, а в строю всегда находилось судно, носившее имя первенца русского флота.

В 1859 году Можайский служил старшим офицером "Орла". Всего четыре года плавал этот новый, большой, 84-пушечный корабль. Он нес полную парусную оснастку, но от своих предшественников новый "Орел" отличался тем, что имел паровую машину. Она вращала уже винт, а не колеса, как на старомодных пароходо-фрегатах. Это сочетание старой парусной техники с новой - паровой - требовало от старшего офицера большого опыта, знаний, инициативы.

За восемнадцать лет, проведенных в плаваниях и путешествиях, Александр Федорович приобрел основательный опыт и научился трудному искусству: управлять не только кораблем, но и людьми. Капитан-лейтенант Можайский стал бывалым моряком.

Следуя традициям адмиралов Лазарева, Нахимова, Корнилова, передовые офицеры русского флота относились к матросам не как к бессловесным и бесправным исполнителям воли начальства, а как к людям, которые должны "понимать свой маневр". Такой переход от тупой палочной дисциплины к дисциплине сознательной, опирающейся на уважение к начальнику, его знаниям и опыту - давал прекрасные результаты.

Любовью и уважением среди матросов пользовались имена адмирала Лазарева и его учеников - руководителей героической эпопеи обороны Севастополя - Нахимова и Корнилова. И Можайский прошел большую школу морского опыта под руководством лазаревского ученика - командира "Дианы", капитан-лейтенанта Лесовского и также впитал лучшие традиции этой школы.

В своих воспоминаниях академик Алексей Николаевич Крылов{13} передает рассказ об эпизоде, который характеризует Можайского как волевого командира, умеющего учить и воспитывать подчиненных ему людей. Речь идет о смотре, который был произведен эскадре парусных кораблей в 1859 году.

Во время учения всей эскадры инспектирующий, переезжая с одного корабля на другой, заметил, что корабль "Орел" производит все упражнения необычайно быстро, слаженно, отчетливо.

"Тогда, - писал А. Н. Крылов, - перенеся свой флаг на этот корабль, адмирал решил произвести на нем учение небывалое, а именно: приказал поставить все паруса, затем паруса укрепить, а после этого переменить гротмарсель вместе с марсареей".

Марсарея - одна из рей, огромных поперечин, укрепленных к мачте для установки парусов. Это громадное бревно, которое вместе с парусом гротмарселем весит более трехсот пудов. Эта огромная тяжесть висит над палубой на высоте, превышающей шестиэтажный дом. Новый парус хранился под двумя палубами внизу.

По приказу адмирала следовало доставить на палубу парус, взять новую рею, оснастить ее, потом поднять и укрепить на мачте. Четко и быстро проделать такую сложную работу могла только дружная, сплоченная команда, в которой каждый знал свои обязанности и выполнял их толково и расторопно. Такая слаженность в работе команды могла возникнуть лишь в результате серьезных, напряженных, каждодневных занятий офицеров с матросами.

На "Орле", под внимательным взглядом взыскательного адмирала, эту работу выполнили всего за семнадцать минут. Академик Крылов пишет, что "кроме команд не было слышно ни одного слова", и завершает свой рассказ короткой справкой: "Старшим офицером этого судна был А. Ф. Можайский".

Летом следующего, 1860 года Александр Федорович продолжал плавать на "Орле", но в самый разгар кампании его служба прервалась новым назначением. На этот раз его направили в Бьернеборг (по-фински - Пори). В этом небольшом финляндском городке, у восточного берега Ботнического залива близ устья реки Кумо, находились судостроительные верфи.

Выбор командования пал на Можайского не случайно. В Бьернеборге строился винтовой клипер "Всадник", заложенный около года назад. Корпус был уже готов, и предстояла самая серьезная часть работы: установка паровой машины, монтаж всех механизмов.

Выполнить это ответственное поручение мог офицер, знакомый с паровыми двигателями. Можайский как нельзя лучше подходил для этой цели - он уже плавал на судах с паровыми двигателями. Александр Федорович знал машину, он зарекомендовал себя и как хороший организатор, и как знающий, хорошо подготовленный специалист.

Хотя все уже понимали, что парусные корабли недолго будут существовать в военном флоте, что грядущая победа парового флота над парусным неодолима, что на Западе давно отказались от постройки парусных судов и даже старые перестраивают под паровые, все же официальные вершители судеб русского кораблестроения все еще цеплялись за старую технику и потому на новом клипере надлежало установить и полную парусную оснастку.

В крепостнической России старая техника медленно уступала дорогу новой - паровой.