Твари, в воде живущие (сборник) - Виктор Точинов

— А летом вы там ловить не пробовали? Или, может, кто другой? Я имею в виду, в последнее время…

— Летом-то? Летом только нынешним добраться без вертолета можно, да и то налегке… Ты попробуй-ка, загрузи «козелок» свой рыбой под завязку — тут и застрянешь в болоте… А сигов, пеляди на озере нет, лосось не доходит, не с руки гонять вертолет-то.

— Скажите, так вот в клочья изорвать невод о топляки, на известной тоне — дело обычное?

Казалось, вопрос слегка смутил старого таежного волка; Маркелыч помолчал, достал еще одну папиросу, смял и бросил, не закурив. И заговорил о другом:

— Знаю я, что ты здесь ищешь… Ин-фор-ми-ро-ва-ли… — иностранное слово он произнес по слогам, но без ошибок и запинок. — Да вот не знаю, найдешь ли… В тайге много разного бывает, и странного, и страшного… Порой сам такие вещи видал — никому не рассказывал. И тебе не расскажу. Может, и не совсем сказки все, что про Водяного Хозяина говорят… не знаю… А невод о топляки изорвать недолго, особо не новый — если тащить напролом, дуром… Но деды говорили, что Чертушка именно так вот сети рвет, если кто его поймать вздумает. А ежели упорствовать будет — так и сам с ловли не вернется… Знаешь, я сам ни в чертей, ни в дьяволов никогда не верил, но если кошка черная дорогу перебежит — через плечо плюю. На всякий случай. И на Прошкином озере ловить больше никогда не собираюсь… береженого Бог бережет.

Парфёнов встал и вразвалку направился к “Дискавери”. Остановился и посмотрел на Лукина, сказал задумчиво:

— Даже и не знаю, что тебе пожелать: найти что ищешь или наоборот… А если дочке Иннокентьича адвокат хороший потребуются — позвони. Есть подходящий…

Он протянул визитную карточку. На ней наискосок, по диагонали, было вытеснено золотом единственное слово, стилизованное под торопливый и корявый почерк: “ МАРКЕЛЫЧ ”. И длинный номер телефона снизу.

Тишина… Ни ветерка, ни плеска…. Как будто заманивает: ну давай, надувай лодку и приди ко мне, сыграем по маленькой — голова против головы… Приду, подожди еще чуть-чуть, я устал, я шел двадцать три года, но я приду…

Ну а что у нас тут? Тут жили те самые доценты с кандидатами, не ждущие, черт их дери, милостей от природы… Что же вы, голубчики, тут нахимичили? Да разве теперь поймешь… От причала одни столбики, крыши пообвалились, но навес держится над летней кухней — плитой да столом… А стол-то здоровенный, немало вас тут сиживало… Каких только умных разговоров эти почерневшие доски не наслушались… и смех девчонок-практиканток, и песни под гитару… Слыхали мы такое, и песни пели, и практиканток целовали… Р-романтика…

Ну а на той ржавой конструкции, надо думать, стоял у них ветряк, разобрали потом и вывезли… а вот здесь от него силовой кабель шел вон к той интересной площадке… хм, а канавка-то от кабеля осталась довольно свежая, года два-три назад выкопана… Неужели и в такие места охотники за металлами добираются?.. Что за аппаратура тут стояла, теперь уж не понять… Хоть бы профиль их работ определить приблизительно… я уж не ждал найти тут забытый лабораторный журнал с записями экспериментов, но могла бы какая табличка остаться: экспедиция, мол, такого-то НИИ… ничего… и как их теперь искать прикажете…

Короче, еще одна безрезультатная поездка. Молчит наука, как съели Кука…

Как всегда бывает при наборе высоты на Як-40, наступил тот неприятный момент, когда двигатели перестали тянуть на форсаже — и, казалось, отключились и смолкли, резанув тишиной по привыкшим к реву взлета ушам; а тело, только что притиснутое к спинке кресла пусть не космической, но все же перегрузкой — внезапно расслабилось в полуневесомости.

Лукин пережил сотни таких взлетов, но внутри что-то вздрогнуло и тревожно сжалось — вестибулярный аппарат существа, не предназначенного эволюцией для полетов, подавал мозгу сигнал опасности. И он подумал, что, наверное, такие же сигналы получил и на озере — наследство пещерно-древних времен, когда хруст в зарослях или плеск в близлежащей заводи означал близкую и смертельную опасность; получил — и отреагировал точно как далекий волосатый предок — копье или дубина стиснуты в бугрящихся мышцами руках и в крови закипает бесшабашный азарт последней схватки.

Какого черта, мы наследники победителей, слабаки давным-давно растерзаны и сожраны…

Но потом, на подлете к Быково, когда густые светящиеся пятна городов и поселков внизу слились в огромное, во весь горизонт, сверкающее зарево — все произошедшее показалось смешным и нелепым: кто-то утонул, жалко, но случается такое, и нередко; ну плеснула рыбина в тумане, кто сказал, что это охотник за человечиной?; лебеди чего-то испугались — эка невидаль; лещ рванул чуть посильнее и не выдержал подгнивший от долгого бездействия шнур; а старый дурак выходит на охоту за ветряными мельницами: уазик-росинант и вместо ржавого копья двустволка двенадцатого калибра…

V. Столица: Три визита в прошлое

С самого утра настроение у Людмилы было препаршивое.

Дедуля, наоборот, за завтраком казался полон сил и жизненных планов, шутил, рассказал два бородатых анекдота — она не тревожилась, тут главное не торопиться, к обеду все планы и намерения благополучно развеются, но не нравилась, совсем не нравилась ей такая бодрость…

Люда с трудом сдерживала злость на все и на всех — обычное ее состояние в моменты дедушкиных улучшений. А тут еще и гость к нему заявился… Раньше гости так и вились в этой квартире со стенами, украшенными головами кабанов и медведей, чучелами гусей, глухарей и уток (кто бы знал, как хотелось Люде поскорее выкинуть те трофеи, притягивающие пыль как магнитом).

Но в последнее время, после инсульта и появления Людмилы, поток посетителей превратился в едва журчащий ручеек, а затем и вовсе иссяк — полупарализованный, с трудом владеющий речью (да и мыслями тоже, если честно) писатель Анатолий Ильменев вызывал у всех, раньше знавших его, чувство какой-то виноватой неловкости за собственное здоровье — а с людьми, подобные чувства вызывающими, всегда стараются без особой необходимости не общаться. Да и Люда под всякими предлогами урезала время визитов: дедушке пора принимать лекарство; извините, но по режиму у него сейчас обязательный сон; простите, но к двум часам мы ждем врача…

Вот и теперь она вошла в комнату Ильменева с подносом, нагруженным нужными и ненужными лекарствами, тонометрами и термометрами, стаканами с витаминизированными напитками и стопочкой салфеток для отирания слюны с правой, парализованной, стороны рта — весь облик Людмилы демонстрировал незваному визитеру, что он может весьма и весьма помочь ей в медицинских хлопотах, незамедлительно распрощавшись.

Гость (вполне еще интересный, по ее мнению, мужчина, хотя и в возрасте) расспрашивал дедушку о каком-то затерянном в тайге у черта на куличках озере… Расставляя на прикроватной тумбочке причиндалы с подноса, она прислушалась к невнятным ответам Ильменева и про себя мстительно рассмеялась — дедуля не говорил, как все нормальные люди, а цитировал сам себя, шпарил наизусть абзац за абзацем из собственных книжек, благо память на когда-то написанное сохранилась на удивление…

Если гость и разочаровался почти дословным пересказом “Водяных тропинок”, то на его загорелом лице это никак не отразилось — кивал, слушая бесконечные бредни о том, как дедушка ловил огромных щук, метил, выпускал в озеро и составлял карту их охотничьих участков.

Минут через десять дедуля наконец иссяк; пришелец посмотрел на Людмилу, стоявшую посередине комнаты со скрещенными на груди руками и откровенно ждавшую конца визита — и стал рассказывать сам. Причем говорил он, обращаясь исключительно к Люде и она с удивлением обнаружила, что с одиноко живущим на таежном озере мужиком может произойти масса интересных, удивительных, смешных и немного грустных историй — рассказчик оказался еще тот, куда там дедушке… Она понемногу увлеклась, заинтересовалась, тоже стала что-то рассказывать — визитер слушал внимательно, порой задавал заинтересованные вопросы, не то что старые дедулины приятели, смотревшие на нее в лучшем случае совершенно равнодушно, а в худшем настороженно и подозрительно.

Дедушка тоже оживился, перестал сыпать собственными цитатами, вставлял в умело направляемый гостем разговор довольно живые реплики о том самом озере. Людмиле казалось, что слова деда тот пропускает мимо ушей, увлеченный исключительно беседой с нею.

А потом Люда изумленно заметила, что визит, который она не собиралась дать затянуть долее пятнадцати минут, перевалил уже за полтора часа — заметила и, небывалое дело, предложила посетителю отобедать с ними. Тот отказался, сославшись на кучу дел и самолет, улетающий вечером; провожая гостя (имя его по приходу Люда пропустила мимо ушей, а переспросить потом постеснялась) она подумала, что и среди дедушкиных знакомых встречаются в виде исключения вполне приличные люди.