Стихотворения и поэмы - Елизавета Полонская

«Сухой и гулкий щелкнул барабан…»

Сухой и гулкий щелкнул барабан,Завыла медь в изогнутое горло,И топотом неисчислимых странОтветили чудовищные жерла.Конца не будет. Новые опятьПридут за мертвыми живые люди,И станут дети мирно засыпатьПод громыханье дальнее орудий.Веселые и дерзкие годаОставшимся достанутся на долю:Разрушенные битвой города,Окопами раскопанное поле.Они увидят землю вдаль и вдаль,И, наконец, доподлинно узнают,Как черен хлеб, как солона печаль,Как любят нас и как нас убивают.

<1 мая 1920>

Петербург

Новая Голландия:

строитель — Деламот.

Как трудно говорить о важном и высоком;Несутся месяцы стремительным потоком,И легкой пылью будничных заботНас каждый час упорно обдает;Темнее слух, и сердце равнодушней;Все тише мы, все жалче, все послушней.

Но ты, источник стольких вдохновений,Мечта из камня, город измышлений,Ты полон новой, мрачной красоты;Ты кровью опален и смертью тронут,И над тобой уж плакальщицы стонут…О Петербург, не изменяешь ты!

Для нас, мятущихся о ломте хлеба,Забывших даже цвет дневного неба,Коротких и поспешных этих дней, —В ночном тумане, в ветре прибережномВнезапно восстаешь, окутан вихрем снежным,Виденье твердое из дыма и камней!

Так значит, мы живем, так значит, смерти нет!И чьей-то мысли отягченный следОстанется в веках, как крепкая работа.Закрой глаза теперь и вспомни, как встаетТам, где канала сумрачный пролет,Чудовищная арка Деламота.

<Сентябрь 1920>

Тревога

Тревога!Взывает труба.В морозной ночи завыванием гулкимНесется призыв по глухим переулкам,По улицам снежным,По невским гранитам,По плитамПрибрежным…Тревога!Тревога!Враг близок!Вставайте!Враги у порога!Враг впустит огонь в наши темные домы…Ваш город, он вспыхнет, как связка соломы.К заставам!К заставам!Но в сонной дремоте,Смежив утомленные очи,Прикован, не слышит призываРабочий… —Ведь долго еще до рассвета.Гудок не обманет:К работе гудок позовет,И к работеОн встанет.Ведь долго еще до рассвета…А враг уже близок,Уж враг у порога…Тревога!Тревога!И вот отовсюду,Как эхо,Как цепь часовых придорожных,ГудкиЗагудели гуденьем тревожным:Не спите!Вставайте!Вставайте!Не спите!К работе!К винтовке!К защите!Не спите!Враг близок.Не спите!Враги у порога!Вас много. Вас много. Вас много.Вас много.Вставайте! Не спите! Вас много.Вас ждут!Вы рано заснули,Не кончился труд.Идите! Идите! Идите! —Идут…Наверх из подвалов!На двор, чердаки!По лестницам чернымСтучат башмаки.По лестницам узкимВинтовкой стуча,Ремень на ходуЗастегнуть у плеча.К заставам! К заставам!И в хмурые лица зарницами бьетНад Пулковым грозно пылающий свод.

<16 октября 1919>

Сказка

Уходила мама-козаВ лес по очень важному делу.Целовала козляток в глаза,Возвращалась, в окошко глядела.

Вот глаза в переулке блестят…Ходит волк возле самого дома;Притворяется, манит козлят,Точит зубы и ждет, как знакомый.

Будем крепче дверь затворять —Никакой нас волк не обманет;Только ты возвращайся опять!Скоро ночь в переулке настанет…

Нет огня, и стучит пулемет.Каждый шаг, словно ниточка, тонок…Где-то милую маму ждетСамый маленький белый козленок.

<13 октября 1920. 12 рота>

«Весь этот год был труден и жесток…»

Весь этот год был труден и жесток:Здесь в городе, близ северного круга,В пустых домах безумствовала вьюгаИ в сумерки никто огня не жег.

Нам снились сны про голод и беду,Про черный хлеб, про смрадное жилище,И не было того, кто пробудившисьНе встал бы вновь в скрежещущем аду.

Попробуй, постучись в чужую дверь —Рычаньем ощетинится берлога:Детенышам здесь делят корм теперь…Не подходи, чужой, не дам, не трогай!

<1919>

«Не странно ли, что мы забудем все…»

Не странно ли, что мы забудем всё:Зальдевшее ведро с водой тяжелой,И скользкую панель, и взглядУкрадкою на хлеб чужой и черствый.

Так женщина, целуя круглый лобикРебенка, плоть свою, не скажет, не припомнит,Что содрогалась в напряженье страшном,В мучительных усилиях рожденья.

Но грустно мне, что мы утратим ценуДрузьям смиренным, преданным, безгласным:Березовым поленьям, горсти соли,Кувшину с молоком, и небогатымПлодам земли, убогой и суровой.

И посмеется внучка над старухой,И головой лукаво покачает,Заметив, как заботливо и важноРука сухая прячет корку хлеба.

<16 февраля 1920>

«На память о тяжелом годе…»

На память о тяжелом годеУстанови себе, народ,Семь дней на память о свободе,И передай из рода в род!

Разделишь хлеб скупою мерой;От редких крох очистишь нож;В печи остылой пепел серыйВ который раз перевернешь.

И, как голодного волчонка,Накормит сумрачная матьКуском припрятанным ребенка,Чтоб все исполнилось опять.

И пусть, огней не зажигая,В дому, на площадях, народСледит, как сходит тьма ночная,И в долгом мраке утра ждет.

<20 января — 6 марта 1921 >

«Слишком буйной весны…»

Слишком буйной весныНестерпим слепительный свет;После стольких черных днейМы думали — солнца нет.Мы думали: это полярный кругСомкнули ночь и зима,Чтобы жизнью стала для насДымных домов тьма.Так для чего же колокола,Чужая Пасха, май?И несмолкаемый легкий звонПтичьих пролетных стай?Бедным глазам страшна,Ты, — неожиданная весна!

<2-12 мая 1921>

Кровь и плоть

1-е Февраля

В поминовенный день я не приду, отец,Туда, где мертвые оставлены живыми;Враждебно место мне и страшен мне мертвец,И Бога твоего я потеряла имя.

На непокрытый пол, без обуви, согбен,Не сядет с нами гость как для молитвы надо.Мужчины в доме нет, и как велит закон,В знак траура никто не совершит обряда.

Но в зеркале моем тебя я узнаю, —Не тень бескрылую нездешнего предела, —Родную кровь, отец, живую плоть твою,И ты живешь во мне, душа моя и тело.

Бессмертен ты во мне: я сыну передамУсмешку, голос, взгляд, ресниц густые тени,И глаз косой разрез, что переходит к намОт матери твоей, от дальних поколений.

<16 февраля—6 марта 1921>

«Я не могу терпеть младенца Иисуса…»