Семь дней творения - Марк Леви

— Почему вы не едите свою яичницу? Манча наклонился к ее уху.

— Без Матильды кусок в горло не лезет. Все кажется безвкусным.

— Как раз о ней я и собиралась с вами поговорить. Через полчаса София покидала порт в обществе бригадира и четверых докеров. Под аркой № 7 она резко ударила по тормозам. Она узнала мужчину в элегантном костюме, курившего рядом с Джуэлсом. Двое докеров, севшие к ней в машину, и еще двое, ехавшие за ней в пикапе, удивились, чего это она так тормозит. Она ничего не ответила и поехала дальше, в сторону Мемориального госпиталя.

Фары новенького «Лексуса» загорелись в ту же секунду, когда он вкатился на подземную стоянку. Лукас торопливо направился к лестнице. Судя по часам, у него в запасе оставалось десять минут.

Лифт высадил его на девятом этаже. Он сделал крюк, чтобы заглянуть к ассистентке Антонио Анд-рича и взгромоздиться без приглашения на край ее стола. Она, не поднимая головы, продолжала сновать пальцами по клавиатуре компьютера.

— Кажется, вы полностью поглощены работой? Элизабет молча улыбнулась, не отрываясь от дела.

— Между прочим, в Европе продолжительность рабочего дня установлена законом Во Франции даже уверены, что трудиться больше тридцати пяти часов в неделю вредно для творческого развития личности. Элизабет встала, чтобы налить себе кофе.

— А если вы сами хотите работать больше?

— Нельзя! Во Франции культ искусства жить, а не работы.

Элизабет вернулась к своему дисплею и сдержанно заговорила:

— Мне сорок восемь лет, я разведена, оба мои отпрыска учатся в университете, у меня собственная квартирка в Сосалито и миленький кондоминиум на озере Тахо, выплаты за который я завершу через два года. Честно говоря, я не считаю, сколько времени здесь провожу. Мне нравится мое занятие, оно устраивает меня гораздо больше, чем прогулки перед витринами и мысли о том, что я недостаточно трркусь, чтобы позволить себе то, что мне хочется. Что до ваших французов, то напоминаю: они едят улиток! Мистер Херт у себя, вам назначено на четырнадцать часов. Сейчас как раз четырнадцать ровно, так что вперед!

Лукас шагнул к двери.

— Вы не пробовали чесночное масло, иначе так не говорили бы! — сказал он, оглянувшись.

София добилась выписки Матильды из больницы. Матильда подписала условия, а София поклялась, что при первом признаке ухудшения немедленно отвезет ее обратно. Главный врач дал согласие, оговорив, однако, что оно вступит в силу, только если осмотр в пятнадцать часов подтвердит, что состояние пациентки имеет тенденцию к улучшению.

На госпитальной стоянке Матильда поступила в распоряжение четырех портовых грузчиков. Те дали волю шуткам насчет хрупкости своего груза и использовали весь специфический словарь, обычно сопровождающий погрузочно-разгрузочные работы, только роль контейнера в этот раз исполняла Матильда. С большими предосторожностями они уложили ее на импровизированные носилки в грузовичке. София поехала с наименьшей возможной скоростью, так как любой толчок отдавался в сломанной ноге Матильды острой болью. На дорогу ушло целых полчаса.

Докеры спустили с чердака дома железную кровать и поставили ее у Софии в гостиной. Манча подвинул кровать к окну и смастерил рядом с ней ночной столик. После этого под его руководством начался медленный подъем Матильды на второй этаж. При преодолении каждой ступеньки София напрягалась, слыша стоны Матильды. Мркчины в ответ бодро напевали. Когда лестница осталась позади, женщины облегченно рассмеялись. Ласково, как пушинку, докеры опустили свою любимую официантку на ее новое ложе.

София хотела угостить их в благодарность обедом, но Манча сказал, что это лишнее, Матильда и так их балует в закусочной, и они перед ней в неоплатном долгу. Когда машина отъехала, Рен налила две чашечки кофе и понесла его вместе с серебряной чашей с сухариками наверх.

Покидая пристань № 80, София решила сделать небольшой круг. Включив радио, она шарила в эфире, пока салон не заполнил голос Луи Армстронга. «What a wonderful world» была одной из ее любимых песен, она с удовольствием подпевала старому блюзмену. «Форд» обогнул склады и поехал к аркам под боком у огромных кранов. Она прибавила скорость, не обращая внимания на частых «лежачих полицейских». Пение подняло ей настроение, она опустила стекло, впустив в машину ветер с моря. Волосы растрепались, она сделала звук еще громче. С наслаждением виляя между ограничительными надолбами, она приближалась к седьмой арке. При виде Джуэлса она помахала ему, он ответил. Он был один. София выключила радио, подняла стекло и свернула к воротам.

Херт покинул зал совета под вкрадчивые аплодисменты директоров, озадаченных прозвучавшими из его уст посулами. Уверенный в своем таланте коммуникатора, Эд превратил коммерческое совещание в пародию на пресс-конференцию, безудержно развивая свои экспансионистские фантазии. В лифте, идущем на девятый этаж, Эд торжествовал: оказалось, что управлять людьми вовсе не сложно, при необходимости он сумеет самостоятельно позаботиться о будущем компании. Опьяненный радостью, он в знак победы поднял крепко сжатый кулак.

Мячик ударился о флажок и свалился в лунку. У Антонио Андрича получился великолепный прямой удар. Опьяненный радостью, он показал небесам стиснутый кулак в знак победы.

От радости Лукас опустил крепко сжатый кулак. Вице-президент умудрился ввергнуть главных командиров своей империи в небывалое волнение. Смятение их умов не замедлит распространиться на нижние этажи.

Эд ждал Лукаса у автомата с напитками и при виде его раскрыл объятия.

— Собрание прошло отлично! Я отдаю себе отчет, что нечасто появляюсь перед своим войском. Пора исправить оплошность. В этой связи я хочу попросить вас о небольшой услуге…

На вечер у Эда было назначено интервью с журналисткой, готовившей статью о нем для местной газеты. Но в этот раз он решил пожертвовать своим долгом перед прессой во имя нужд своих верных сотрудников. Он уже пригласил на ужин шефа отдела развития, ответственного за маркетинг, и четырех директоров коммерческой сети. После небольшой стычки с Антонио он предпочитает не ставить того в известность о своей инициативе: пусть лучше посвятит вечер полноценному отдыху, заметно ведь, что ему пора отдохнуть. Если Лукас согласится ответить за него, Херта, на вопросы журналистки, то это будет неоценимой услугой, тем более что хвала из уст человека со стороны всегда звучит убедительнее. Эд сказал, что всецело полагается на своего нового советника, и в подтверждение своих слов дружески похлопал его по плечу. Столик заказан на девять часов вечера в «Синдбаде», рыбном ресторане на Рыбачьем причале: романтическая обстановка, восхитительные крабы, счет оплатит компания. Но статья должна получиться красноречивой!

Закончив с обустройством Матильды, София вернулась в Мемориальный госпиталь, теперь — в другое его отделение. Целью ее был третий этаж третьего корпуса.

В педиатрическом отделении царила обычная суета. Но маленький Томас узнал ее шаги в коридоре и заранее просиял. Для него самыми лучшими днями недели были вторник и пятница. София погладила его по щеке, присела на край койки, послала ему воздушный поцелуй (это было их символическое приветствие) и нашла в книжке страницу, на которой прервала чтение в прошлый раз. Книжку, которую она после каждого посещения клала в ящик его ночного столика, больше никому не разрешалось трогать: Томас бдительно ее стерег, как сокровище. В ее отсутствие он даже самому себе не позволял прочесть хотя бы словечко из драгоценной книги. Малыш с лысой головой лучше любого другого знал цену волшебного мгновения. Рассказывать ему эту сказку можно было одной Софии, никто больше не имел права вникать в фантастические приключения кролика Теодора. Своей неподражаемой интонацией она превращала в бриллиант каждую строчку. Иногда она вставала и начинала расхаживать по палате; каждый ее широкий шаг, сопровождаемый выразительными жестами и потешными гримасами, вызывал у мальчугана приступы безудержного смеха. На целый феерический час в его палате оживали персонажи сказки, возвращала себе права жизнь. Даже открывая глаза, Томас не помнил о четырех стенах, о своем страхе и боли.

Она закрыла книгу, положила ее на положенное место и посмотрела на хмурящегося Томаса.

— Что это ты вдруг посерьезнел?

— Ничего.

— Ты чего-то не понял в истории?

— Да.

— Чего? — Она взяла его за руку.

— Почему ты мне ее рассказываешь?

У Софии не нашлось для ответа правильных слов. Томас подбодрил ее улыбкой.

— А я знаю! — сообщил он.

— Ну так скажи!

Он покраснел, скомкал край простыни.