Будни Снежной бабы - Евгения Вадимовна Галкина

жучка, беспрестанно машущего лапками. Всплескивая ручками-лапками, она быстренько узнала историю каждой больной, поделилась своей и принялась рассуждать:

– Это, девочки, путешествие души. Мы над ним не властны. Что такое душа? Кем дадена? Высшими силами, космосом. У нее свои цели и задачи. Вот вы думаете: почему болезнь, за что болезнь? А болезнь эту сама ваша душа выбрала заранее. Знаете, как в меню пальчиком потыкала: хочу, мол, перенести вот это и это, и очиститься… Вот ты, например, – и она повернулась к Лане, – думаешь: как же так, что не родилась моя детка? А душа твоей детки сама выбрала себе короткий путь, чтобы, значит, огромный массив грехов с себя смыть, и сейчас думает: «Спасибо, мама, что я очистилась»…

Соседки по палате кто слушал, кто покачивал головой, кто усмехался, а Лану словно кипятком обдало. Вот оно! Вот она, правда! Никто не виноват в том, что у Ланы не родилась дочь, не получилось семьи! Это был ее путь, выбранный душой! Путь ее очищающих мучений!

Всю ночь Лана крутилась в постели, обдумывая новые мысли, и утром поднялась наконец. Перетряхнула белье, вызвала сестру-хозяйку и попросила поменять его. Помыла голову, переоделась в пижамку, почистила зубы и поела утренней больничной каши.

От перевода в психиатричку написала отказ. Вечером Лана, заглянув к подруге, в восхищении обняла ее:

– Ланка, дорогая! – сказала она. – Как мы рады! Как я рада!

И она действительно была рада: горели звездами темные глаза в пушистых ресницах. Лана крепко сжала ее в ответ.

– Спасибо, – шепнула она ей, и через плечо Любавы вдруг увидела – у дверей палаты стоит Степа, и Степа этот – высокий и красивый парень, и никакой не сантехник…

И Степан, поймав ее взгляд, ободряюще улыбнулся…

Глава 4

Когда жизнь отворачивается

1

Сначала это была просто мастопатия. Перед месячными грудь нагрубала, становилась болезненной и горячей.

Любава вскрикивала даже от прикосновения ткани лифчика. Она делала УЗИ и сдавала анализы, ей прописывали гормональные мази и гомеопатические добавки и чаи, но боли не унимались.

Пришлось привыкнуть к ним и жить с ними. Любава много раз слышала, что куча женщин страдают от мастопатии, а лучшее от нее лекарство – беременность и кормление. Эта неизвестная ей «куча» успокаивала тем, что раз явление массовое, то определенно не страшное, а терпеть боль – это в женской природе заложено, с самого раннего возраста, когда девочке приходится смириться с тем, что раз в месяц теперь она обречена на кровотечение.

Вопрос о детях Любаву интересовал с другой стороны – она не собиралась рожать ребенка, чтобы вылечиться, сама мысль воспользоваться беременностью в качестве чудо-таблетки была ей неприятна. Но болезнь подтолкнула ее к размышлениям: сколько может длиться ее бездетный брак? Нужно ли что-то менять?

За годы замужества они со Степой выработали свой собственный распорядок жизни и немного в нем увязли: обязательный отпуск за границей летом – по расписанию; поездка к Степиным родителям – по расписанию, в день рождения свекра; пара вылазок в театр, пара шумных застолий с коллегами и партнерами Степана и подругами Любавы – их собственные дни рождения. Новогодняя поездка на лыжный курорт.

Поначалу все складывалось так, что эти поездки и праздники радовали и казались приятным разнообразием, двигавшим лодку их семьи вперед по течению жизни – мол, у нас тут не болото стоячее, а течение бурное…

После оказалось, что и перемены могут превратиться в устоявшиеся обычаи – и река замедлила бег, начала заболачиваться…

Если бы случилось это сразу, и Степан, и Люба воскликнули бы: какая гадость!

И бодро замахав веслами, двинулись бы в путь дальше.

Но все происходило невидимо и неуловимо: вот стали пресными их прежде страстные поцелуи, вот запылился замочек потайного ящика с секс-игрушками, вот уже и спать удобнее порознь, а не прижавшись друг к другу плотно-плотно, вот поездки за границу из приключения превращаются в сплошную спячку под солнцем, на шезлонгах у бассейна.

Иногда вспыхивали прежние страсти: удивительную Любаву, облаченную в черное платье, Степан на коленях одаривает чудным жемчужным вьетнамским гарнитуром; застегивая колье, страстно и нежно кусает ее вздрагивающее плечо… Или – вот, в серые осенние будни он врывается к ней на работу с букетом пламенных роз, сто одна роза горит в его руках, словно огромное сердце, на упоительный аромат сбегаются все домкультурные кикиморы, русалки и прочие затейницы, все ахают, Любава кидается на шею обожаемому мужу…

Или вот она учит мужа лепить горшочки, погружая его руки в податливую глину, направляя и сдавливая своими ладонями, и из-под их рук выходит новая, общая форма создания, и этот процесс так интимен, что Любава переполняется нежностью к Степану и обнимает его, пачкая в оранжевых разводах его рубашку.

Именно этот момент и натолкнул Любаву на мысль, что, пожалуй, нет дальше смысла откладывать рождение ребенка. Этот вопрос поднимался в самом начале их брака, но тогда не было твердой почвы под ногами, хотелось поездить по миру… и не было никакой тяги к созданию новой жизни – хватало своих собственных, наполненных счастьем, любовью и ожиданием сверкающего будущего.

А зачем откладывать теперь, когда страсть уже отгорела? Теперь, когда, как была уверена Любава, их отношения прошли проверку временем, стали прочными, доверительными и по-настоящему близкими?

Теперь их любовь – теплая, а не обжигающая, нежная, а не безумная, стала созидательной – ее пора перелить в новую форму, вложить в новую жизнь.

Однажды Любава принесла домой крошечный комбинезончик, зеленый, с пришитыми к капюшону ушками. Выложила на стол перед обедающим Степаном.

– У кого пополнение? – спросил он, привыкший, что Любава постоянно одаривает подружек и детей подружек.

– Смотри, – сказала Любава и аккуратно разложила комбинезончик. – Зеленый цвет – он идет и мальчику, и девочке. Вот здесь будут пяточки – такие крошечные пяточки, да. А здесь – ручки, они поместятся прямо в эти лапки. А на голове – ушки, словно у моих любимых зайчиков… Он будет похож на тебя, а она – на меня, извини, Степа, девочке твой нос ни к чему.

Степан перестал жевать. Медленно выпил стакан газированной воды.

– И какой срок? – спросил он довольно холодно.

Любава, наблюдавшая за ним очень внимательно, покачала головой.

– Нет, Степа. Нет срока. Я без тебя такие решения не принимаю. Скажешь «да» – и перестану пить таблетки.

– А если нет? – спросил Степан.

– А почему нет?

– Сама подумай, Люба! Тебе нравится, в каком мире ты живешь? Ты работаешь за