В кольце страха - Марина Милованова

— И когда я смогу приступить к осуществлению плана? — Я старательно удерживала маску равнодушия на лице, хотя внутренне вся дрожала от нахлынувшей радости — несмотря на неприятный и даже опасный повод, меня вновь ждала свобода. Пусть даже временная. Представляю себе лицо Талейна, когда он узнает, что после всего случившегося я согласилась спасти его жизнь!

— Полагаю, сегодня тебе нужно отоспаться после тяжелого дня, а завтра, после вечерней трапезы, я надеюсь, адрес будет уже в моем распоряжении, — несколько остудила мой пыл настоятельница. — Я тут же принесу его. А сейчас отдыхай. Доброй ночи! Да хранит тебя Всевышний!

Она встала и пошла к двери, унося с собой поднос. Когда уже переступила порог, я решилась ее окликнуть:

— Мать Лавиния!

— Да? — Настоятельница с готовностью обернулась.

— Почему кровать такая короткая? — Я кивнула на недоразумение у стены. — Здесь же можно спать только сидя!

— Верно! — Тонкие губы вновь тронула мимолетная улыбка. — Глубокий сон — происки дьявола, он мешает истинно верующему сразу после пробуждения начать осознанное чтение молитвы и осенить себя крестным знамением. Поэтому мы предпочитаем спать сидя, чтобы быть всегда наготове. Ибо ночью человек особенно беззащитен, потому как мрак скрывает бесов. И защититься от них нам помогают молитва и крестное знамение. Не волнуйся, ты привыкнешь!

Она ушла, а я еще несколько минут сверлила взглядом дверь, размышляя над ее словами. Разумеется, я не имею ничего против молитвы и крестного знамения. Но с другой стороны, если мрак так опасен, не проще ли оставлять на ночь в келье факел или масляный светильник и тем самым позволять людям спокойно высыпаться по ночам? Известно же, что полудрема вместо полноценного сна крайне вредна для здоровья.

Кстати, насчет мрака. Я обожаю ночь! Она — моя союзница, моя подельница, мое прикрытие, моя свобода. И я как раз одна из тех, кого скрывает мрак. Может, стоит объяснить это настоятельнице и в качестве исключения потребовать нормальную кровать?

ГЛАВА 6

Я хитростью добьюсь своей победы,Удачей проложу себе дорогу,Любовь и истину возьму в подмогуИ попрошу везения у Бога.

Утро выдалось сложным. Сначала большую часть ночи я пыталась максимально удобно устроиться на кровати, что оказалось практически невозможным. Потом в процессе возни напрочь лишилась сна и, пристроив под спину подушку, просидела некоторое время в невеселых раздумьях, переосмысливая разговор с настоятельницей.

Выводы были неутешительными и откровенно пессимистическими: против магии ловкости рук и гибкости ума категорически мало. К тому же если магам станет известно, что я тоже была за Гранью, причем последний раз по доброй воле, поддавшись душевному порыву и желанию вытащить с того света друга, то и мне несдобровать — пока не прибьют, не успокоятся. И к Талейну с такими новостями соваться опасно: во-первых, он не захочет меня видеть, во-вторых, если и увидит — не послушает, в-третьих, если и услышит — не поверит. Скажет: плету интриги во имя мести. Переубедить будет невозможно. Лишь вызову жалость и новые издевательские эпитеты в свой адрес.

Ближе к утру, уставшая и расстроенная, я смогла наконец забыться подобием сна, но едва сомкнула глаза, как была бесцеремонно вырвана из желанного состояния покоя чьим-то нетерпеливым шепотом.

— Сестра, вставай к заутрене! Быстро вставай!

С трудом разлепив глаза, я с недоумением воззрилась на незнакомую монахиню, которая для верности еще и трясла меня за плечо. Круглое лицо с наливными щеками ничуть не смягчало сурового выражения, пухлые губы непрерывно двигались:

— Тебе нужно привыкать к новым правилам! Быстро переодевайся и пойдем! Первый раз я покажу дорогу, потом сама приходи. Запомни, к молитве нельзя опаздывать!

Не переставая бормотать, она скрылась за дверью. Я с тоской проводила ее взглядом, невольно размышляя над несовместимостью округлого внешнего вида служительницы Всевышнего и строгим постом, который должен ею свято соблюдаться. Затем уставилась на черное платье, лежавшее у меня на коленях, — еще одно дело рук суетливой монашки. Вместо традиционного монашеского головного убора к платью прилагалась аналогичного траурного цвета косынка. Помнится, вечером я предупредила настоятельницу, что не буду обряжаться в рясу. С другой стороны, в моей ситуации любой опыт может оказаться полезным. К тому же затевать сейчас скандал мне совершенно не с руки.

Отчаянно зевая, я быстро переоделась и убрала волосы под косынку. При этом нетерпеливая монахиня успела дважды заглянуть ко мне, упрекая в медлительности. Выходя из кельи, я позволила себе мимолетный взгляд в окно. Там царила густая тьма — ни малейшего намека на скорый рассвет. Прошипев под нос что-то нелицеприятное, моя провожатая не глядя схватила меня за руку и потащила по коридору вслед за удаляющимся строем молчаливо шагающих сестер.

Рука была та самая, левая, с повязкой, я принялась ее высвобождать, чем сделала только хуже: цепкие пальцы сжались сильнее, от боли перед моими глазами поплыли разноцветные пятна, поэтому путь в большой зал я не запомнила. Очнулась лишь тогда, когда рука оказалась на свободе, а в нос ударил тяжелый, чуть сладковатый аромат смеси ладана и дыма. Хор сотни голосов протяжно запел «Слава Всевышнему», я же принялась осматриваться.

Белая лепнина на высоком потолке и стенах, белые мраморные статуи святых в нишах. Разноцветная роспись выглядела значительно веселей: добавляла ярких красок в интерьер, изображая сцены из жития святых. Золоченые узоры на стенах ловили на себя блики бесчисленного множества свечей. Высоко вверху под самым куполом в узкие зарешеченные окна равнодушно смотрела ночь. В целом ничего интересного я для себя не нашла.

Монотонное пение вкупе с приглушенным полумраком и теплом подействовали расслабляюще, и я не заметила, как уснула стоя. Проснулась от чувствительного тычка в бок. Провожатая, которая и так не питала ко мне дружелюбных чувств, теперь смотрела волком, явно готовая огреть молитвенником по голове.

Я старательно вытаращилась в спину стоящей впереди «сестры», вполуха разбирая слова в заунывном пении. Но хватило меня ненадолго. Уже через несколько минут голоса стали отдаляться и затихать, а черное пятно перед глазами сменила яркая картинка: плачущий Салем бежал ко мне по знакомому двору, нетерпеливо протягивая руки. Я шагнула было навстречу, чтобы обнять его, прижать к себе и сказать, что очень соскучилась, но неожиданно почувствовала удар по голове. От неожиданности открыла глаза и поняла, что видела сына во сне. В реальности же противная монашка стояла передо мной с победным видом, сжимая в занесенной руке молитвенник, а второй размашисто крестя воздух перед моим лицом и бубня заунывным речитативом:

— Да снизойдет благодать Всевышнего на овец его заблудших, ибо проспят они жизнь свою и не заметят!

Круто развернувшись, она пошла прочь. Полы просторного черного одеяния развевались с тихим шорохом в такт шагам, делая его обладательницу похожей на откормленную ворону. Я озадаченно смотрела ей вслед, тщетно пытаясь перевести на нормальный язык услышанную фразу. Не сумела, окликнула:

— Что?

Ворона замедлила шаг, обернулась. Пухлые губы тронула снисходительная улыбка:

— Голодной, говорю, останешься!

Только тут я сообразила, что осталась в зале в полном одиночестве. Интересно, монашка специально ждала, пока уйдут остальные монахини, чтобы безнаказанно употребить молитвенник по желаемому назначению, или проспала завершение молитвы вместе со мной?

Как ни странно, ранний подъем ничуть не способствовал пробуждению аппетита, поэтому в столовую я пришла без особого энтузиазма. Монахиня, хоть и не стала ждать меня, но шла впереди, оставаясь в поле зрения, что позволило не заблудиться.

Просторная светло-серая комната была заставлена длинными столами, вдоль которых ровными рядами выстроились присутствующие. За узкими окнами светлело небо, но факелы на стенах еще горели, давая неровный чадящий свет. В воздухе пахло овсяной кашей, поэтому вглядываться в бурое содержимое многочисленных тарелок я не стала. Вслушиваться в монотонное бормотание — тоже. Просто заняла свободное место с краю у ближайшего стола и терпеливо дожидалась окончания молитвы. В голове билась лишь одна крамольная мысль: от подобного образа жизни уже через несколько дней можно сойти с ума.

Я не была, подобно монахиням, одержима верой и страстью служения Всевышнему, поэтому откровенно скучала и хотела спать. Окружающая обстановка всецело этому способствовала. Одно дело неслышным шагом скользить в ночи по крышам, подобно бесплотной тени, ощущая азарт от предстоящего дела или удовлетворение от выполненного. И совсем другое — существовать изо дня в день в монотонном ритме, отягощенном хроническим недосыпанием и недоеданием.