Катарина - Кристина Вуд

ее дрожащее тело, а все остальные горничные стояли со мной плечом к плечу, молча ожидая новых указаний, в гостиную зашел офицер Мюллер. Он немедля снял головной убор и взглянул на Амалию.

— Доктор прибудет в самое ближайшее время, — хладнокровно отчеканил офицер, словно отдал очередной приказ. — Вам помочь довести фрау Шульц до спальни?

— Благодарю, — с усталой улыбкой произнесла девушка, сверкнув небесно-голубыми глазами в сторону мужчины. — Алекс… прошу вас, останьтесь с нами ненадолго. Мне и матушке с вами намного спокойнее.

— Я бы с радостью, но мне нужно вернуться в штаб. Служба, сами понимаете…

— Подойди ко мне…

Фрау Шульц, которая все это время сидела неподвижно и бесцельно смотрела на пепел в камине, вдруг подала голос и указала рукой в мою сторону. Я недоуменно покосилась на Асю, ожидая от нее перевода, а она лишь слегка подтолкнула меня рукой вперед. Пару шагов спустя я оказалась напротив немецкой помещицы и практически плечом к плечу к офицеру Мюллеру.

Женщина потянула дрожащие руки, чтобы ухватиться за мою кисть.

— Милая, кем бы ты не была до этого, отныне ты будешь Китти, — тихо произнесла она сдавленным голосом. — Ради моего сына… Я четыре года молилась, чтобы он заговорил, чтобы сказал мне хоть слово… назвал маменькой.

Ее взгляд светло-голубых глаз — в точности таких же, как у ее детей — был полон печали и вселенской скорби. Лицо с правильными чертами и тонким заостренным носиком, еще полчаса назад было бледным как мел — не восстановилось от слез. Заплаканные красные глаза, синие уставшие веки, розоватые щеки, дрожащие руки и слегка потрепанная прическа из русых волос, собранная в когда-то бывший элегантный пучок — буквально все являлось наглядным свидетелем ее эмоционального срыва.

Я лишь нервозно улыбнулась, не в силах отвести от нее взгляд.

— Я не понима…

–Áртур узнал в тебе свою троюродную кузину. Он был очень к ней привязан… Но после ее смерти… четыре года назад он перестал разговаривать, — тихо проговорила женщина сквозь слезы. Ее тонкие бледные губы искривились и задрожали от наплывающих эмоций. — Китти была ровесницей Амалии. Вы с ней даже чем-то похожи. Ей было всего тринадцать, когда ее… — Генриетта прикрыла лицо дрожащей рукой, сглотнув слезы. — Он просто не хочет осознавать, что Китти больше нет. Я прошу тебя, не отвергай моего Артура! Он очень умный и… необычный мальчик. Я верю, что мы выкарабкаемся и перерастем этот трудный период… Я знала, что сам Господь нам пришлет помощь, я верила… Я молилась ночами и верила!

Я с недоумением оглянулась в сторону Аси, одними глазами прося у нее помощи с переводом. Подруга тут же выложила все, что только что произнесла фрау. Глаза мои от удивления округлились, и женщина тут же крепко сжала мою ладонь, опасаясь другого ответа.

— Пожалуйста! Я прошу тебя… умоляю! — отчаянно взревела женщина, глядя мне в глаза. — Я сделаю все… Ты будешь выходить с ним в город, я буду меньше загружать тебя хозяйством… Я… я буду больше платить тебе! Только прошу… будь рядом с моим сыном!

— Катька, дура, соглашайся! — прошипела Ольга позади.

Подобное бурные переживания со стороны Генриетты, которая на первый взгляд выглядела как типичная сдержанная и строгая немка, меня поражали и обескураживали до глубины души. Вероятно, она настолько любила сына, что была вынуждена переступить через все свои убеждения, снять маску чопорной немки и слезно умолять какую-то девчонку из России стать его нянькой. Я не знала, как поступить, что сказать и вообще, как такое могло со мной случиться?

— Простите, я не знаю…

— Нет, нет, нет! Молю тебя…

Фрау Шульц резко подскочила с софы и, сквозь настилающую пелену истерики, попыталась опуститься на колени, но Амалия вовремя остановила мать, схватив ее за локти.

— Маменька, вам не хорошо… скоро прибудет доктор, пройдемте в спальню, — раздался пугливый тоненький голосок фройляйн Шульц.

Но женщина не слышала умоляющие просьбы дочери и продолжила крепко стискивать мои руки ледяными ладонями. Ее голос дрожал, тело лихорадочно знобило, а покрасневшие безумные глаза, полные слез и отчаяния, надолго врезались в память. Я почувствовала, как крепкие мужские руки опустились на плечи и аккуратно оттащили меня от фрау Шульц. Офицер Мюллер сразу же принялся помогать Амалии поднимать Генриетту на ноги, и от этой удручающей картины у меня задрожали колени. Мне стало бесконечно жаль бедную женщину, поэтому я громко выкрикнула, чтобы она наверняка услышала:

— Хорошо, я согласна!

Бесконечная суета голосов на мгновение прекратилась и, все трое с недоумением взглянули в мою сторону. Лицо Генриетты исказилось в гримасе боли, а затем она чуть было не рухнула на пол из-за подкосившихся ног, но Мюллер и Амалия вовремя подхватили ее.

— Она согласна, фрау Шульц, — тихо произнес офицер, наклонившись в ее сторону. — Все хорошо. Пройдемте, вам нужно отдохнуть.

На лице женщины просияла слабая улыбка, такая, на которую хватило сил. После она позволила сопроводить себя до спальни на втором этаже. Я мысленно выдохнула, осознав, что практически все то время не дышала.

— Господи, что сейчас было?! — недоуменно воскликнула Ася, приложив руку ко лбу.

— Ну и повезло же тебе, Катруся! — торжественно заявила Оля, похлопав меня по плечу. — Жить будешь, да горя не знать… еще и в город выходить…

— Тильки попробуй после этого сказать, що наша фрау жестокая! — упрекнула подругу Танька, скрестив руки на груди. — Она вполне себе могла с силой заставить Катрусю быть нянькой малому. Могла бы голодом морить, избивать или в поле отправить работать до изнеможения. Но нет, она считает нас людьми! Ну и сына, конечно же, любит. А теперь пойдемте, надобно со стола нам убрать после панов, да и самим отужинать пора.

После упоминания ужина желудок предательски заурчал, и я вспомнила, что кормили нас жидкой похлебкой аж несколько часов назад. Девушки немедля последовали в столовую, а я еще с минуту приходила в себя после случившегося, и только спустя пару минут побежала вслед за ними.

Отужинали мы тогда небольшой порцией пюре из картофеля и целых двести грамм серого хлеба за раз! В тот день нам наконец удалось ощутить вкус долгожданного черного чая с нотками мяты впервые за два месяца.

— А Ванька и Колька що, ужинать совсем не будут? — поинтересовалась Ольга, собирая остатки посуды со стола.

— Та они позже будут, дел невпроворот на поле, — отозвалась Танька, намывая грязные тарелки в большой чугунной раковине на кухне.

— Ух ты! — удивленно воскликнула Ася, допивая чай. — Так непривычно видеть, как посуду в раковине моют, а не в тазах!

— Светлая ти