Рука Москвы. Записки начальника внешней разведки - Леонид Шебаршин

Надо было искать обходные пути к интересующим нас объектам, и ценой неустанных усилий они находились. Надо искать нужного человека в неофициальной американской колонии, среди бизнесменов, иностранцев, имеющих дело с американцами, местных граждан – посредников в спекулятивных контрабандных сделках, которыми не гнушались технические и даже дипломатические сотрудники американских учреждений. Кто ищет, тот всегда найдет. Кое-что было найдено в Карачи, а затем в Исламабаде.

Несколько слов о пакистанской контрразведке. Мы имели представление о ее возможностях. Главным противником Пакистана была и, к сожалению, остается Индия. Лучшие силы пакистанских спецслужб всегда направлялись на работу по индийцам. Не упускали из виду и нас. Мы это хорошо знали. Допустить, чтобы контрразведка вышла на твою связь, а тем более на действующего источника, нельзя. Это означает, что нельзя пользоваться телефонами, установленными у советских граждан. Нельзя попадаться вместе с интересующим тебя лицом на глаза посторонним. Нельзя встречаться с ним у себя на квартире. Нельзя выходить на встречу без проверки: нет ли наружного наблюдения? Остается темное время суток, отдаленные малолюдные места, выезды за город. Кое-что остается.

Контрразведка опирается не только на подвижное наблюдение, прослушивание телефонов и технику подслушивания. Ее главное средство агентура из числа прислуги (прислуга здесь есть обязательно в каждом доме), обслуживающего персонала и окружения советских учреждений. Очень полезны и журналисты, к которым тянутся, как к живому источнику информации, разведчики и дипломаты. Слабость подвижного наружного наблюдения (это дорогостоящее средство) компенсируется системой стационарных постов, маскируемых обычно под табачные киоски, мелких торговцев овощами, орехами, и густой сетью осведомителей из числа ночных сторожей. Ночной сторож – непременная принадлежность мало-мальски приличных домов в этой части света.

Поздний вечер. Почти ночь. Из тех душных, непроглядных южных ночей, когда кажется, что вязнешь, тонешь в этой черной душистой массе, которую хочется мять, рвать на части, резать ножом – такая она плотная, густая, эта тьма. Я еду на дальнюю городскую окраину на встречу с Ахмедом.

…Летом 1965 года резидент поручил мне «принять на связь» Ахмеда. Ахмед занимает маленькую техническую должность в одном из здешних департаментов. Нам он интересен тем, что имеет доступ к документам, проливающим свет на истинные отношения Пакистана и США в военной области. Работа с Ахмедом ведется по всем правилам строжайшей конспирации. Личные беседы крайне редки. Главный способ контакта с источником – МП. МП – моментальная передача. Суть этого способа связи состоит в том, что разведчик вступает с партнером в мимолетное соприкосновение, достаточное, однако, чтобы обменяться пакетами или какими-то другими предметами. В пакетах документы, деньги, изредка краткие инструкции, исполненные непременно в тайнописи…

Мелькает освещенное фарами дорожное полотно. Больше ни огонька вокруг, как ни всматривайся, ни напрягай глаза. Выехал я заблаговременно, маршрут отработан заранее, машина идет хорошо. Как будто все чисто, и можно выходить к месту контакта. На душе спокойно. Относительное, конечно, спокойствие. То спокойствие, которое посещает разведчика, когда все идет по плану, все продумано, верно организовано. Смотрю на часы. Светящиеся цифры показывают, что до назначенного времени осталось несколько минут. Вот они-то мне и нужны, чтобы проверить обстановку на месте, выражаясь профессиональным языком, а если попросту, то чтобы окончательно убедиться: все в порядке. Проезжаю мимо назначенного места два километра, разворачиваюсь. Дорога узкая. Колеса попадают в песок и начинают буксовать. Машина вздрагивает и остается на месте, а мой друг уже приближается по узкой тропинке туда, где мы должны встретиться. Что делать? Выскакиваю из машины и бегу что есть духу в полной темноте. Ноги сами угадывают дорогу. Пот заливает глаза. Душно, очень душно… Конечно, я опаздываю, но – какое счастье! – Ахмед еще здесь. Мы обмениваемся материалами. Ахмед не спеша уходит по той же узкой тропинке, я по шоссе возвращаюсь к машине. Машина легко, с первой попытки выбирается из песка.

Ночь уже не кажется такой черной, а духота такой тягучей. Откуда-то появился чуть слышный ветерок, и запахи, любимые пряные запахи Азии напоминают о том, что жизнь не так уж и плоха…

Фурия войны и насилия никогда не покидала края, где довелось мне провести долгие и, пожалуй, лучшие годы своей жизни.

В 1947 году была разделена Индия, и мир не содрогнулся от неимоверных страданий, которые выпали на долю народов обеих новых стран, лишь потому, что нервы человечества основательно притупились во время Второй мировой войны, а печальные события разворачивались за пределами тогдашнего «цивилизованного мира». Десятки тысяч убитых с той и другой стороны, миллионы беженцев, на долгие десятилетия посеянные семена взаимного подозрения и ненависти – вот что стало результатом раздела Индии.

Короткая война 1965 года застала нас в Пакистане. Она не нарушила мирного течения жизни в Карачи, хотя и взбудоражила общественное мнение. В городе изловили немалое число индийских «шпионов», которые оказывались впоследствии честными обывателями, случайно навлекшими на себя подозрение. Приходилось видеть, как базарная толпа вдруг бросалась в ту сторону, откуда раздавался крик: «Джасус!» – и через несколько секунд торжествующие патриоты волокли в полицию очередного шпиона-джасуса. На улицы были выпущены стайки школьников, которые останавливали машины и замазывали черной краской фары. На несколько дней в городе было введено затемнение, и раза два объявлялась воздушная тревога. Индийские самолеты в небе не появлялись, но зенитные орудия открывали стрельбу, видимо, для поддержания боевого духа населения.

Это было первое мое после 1945 года соприкосновение хотя с чужой, но войной. Гибли десятки, в худшем случае сотни людей, устраивались воздушные налеты и воздушные тревоги. Мы искренне переживали все это, гонялись за крупицами информации, волнуясь, предсказывали развитие событий, горячо спорили, писали многословные депеши и отвечали на экстренные запросы. Все, что мы с таким усердием делали, было нужно Отечеству, чьи интересы простирались до берегов Аравийского моря. Мы с какой-то неосознанной снисходительностью наблюдали чужую нестабильность, конфликты интересов, чужие слабости. Отечество стояло за нашей спиной – могучее, неколебимое, грозное для противника и великодушное к друзьям, первое в мире государство рабочих и крестьян. Конечно, и в нашей среде немало говорилось об ошибках, о недостатках нашего общества, нашей экономики, но была твердая уверенность, что мы идем в правильном направлении. Эта уверенность передавалась нашим явным и тайным единомышленникам. Мы гордились Отечеством, верили в его светлое будущее и трудились на его благо.

В конце 1965 года советское посольство приступило к постепенному переезду на север, во временную столицу Пакистана Равалпинди, рядом с которой уже начал возводиться Исламабад. Мне уже приходилось бывать в Равалпинди во время первой командировки, пожить в прелестном горном местечке Марри, где посольство снимало небольшой коттедж. Эти места мне нравились: зеленые горы со снеговыми вершинами, сухой воздух, более приятный, чем знойная духота Карачи, деревья, похожие на наши московские тополя, в горах гигантские гималайские сосны.

Мы были первой советской семьей, поселившейся в Равалпинди, в доме на окраине, в районе парка Айюба на Лахорской дороге. Временное посольство размещалось в противоположном конце города, на Пешаварской дороге.

За нашим домом начиналась пустынная равнина, пересеченная оврагами, далее ярусами поднимались горы. Стояла первобытная тишина, которую в послезакатное время нарушал только вой шакалов, подходивших к самым воротам дома.

Зимними вечерами мы топили камин смолистыми поленьями. Дрова приносил сторож, уроженец здешних мест, Кала-хан. Он и его жена стали лучшими друзьями нашей маленькой Тани. Девочка быстро освоила их язык, ела их еду и даже, как мы однажды убедились, научилась ритуальным телодвижениям, совершаемым во время намаза. Кала-хан был настолько честным, добрым, совестливым человеком, что, когда настало время покидать Равалпинди, расставаться с ним было тяжело.

Равалпинди, провинциальный маленький городок, зимними вечерами погружается в спячку. С наступлением сумерек пустеют улицы, жители прячутся от холода (температура в декабре – январе падает до минус 3–4 градусов), редко проедет машина или запоздалый извозчик, и вновь воцаряется тишина. Вечера зимой совершенно безветренны, приятно пахнет кизячным или смолистым древесным дымком через приоткрытое окно машины.