Город иллюзий - Урсула Ле Гуин

— Я не буду стрелять в тебя. Сегодня утром я запасся двумя курицами! — крикнул Фальк.

Он рассмеялся.

Лось-самец с величественным самообладанием посмотрел на него и бессловесно пошел прочь. Здесь ничто не боялось Фалька, никто не заговаривал с ним. Он даже как-то подумал, что в конце концов может забыть речь и снова стать таким, каким он уже был однажды — немым, диким, утратившим все человеческое. Он слишком далеко, очень далеко ушел от людей и зашел туда, где господствует только зверь и где никогда не было человека.

На краю луга он споткнулся о камень и, стоя на четвереньках, прочел выветренные буквы, вырезанные на полупогребенной под землей глыбе:

«Ск…о…а».

Люди были здесь! Они здесь жили.

Под его ногами, под упругой подушкой из полусгнивших стволов и листьев, под корнями деревьев был когда-то город!

Только он пришел в этот город с опозданием на одно или два тысячелетия.

3

Дни, счет которым Фальк давно потерял, стали понемногу удлиняться, и он понял, что конец года скорее всего уже прошел. Хотя погода сохранялась не такой плохой, как могла быть в это время года, она все же доставляла Фальку довольно много неприятностей. Часто шел снег, не такой сильный, чтобы помешать ходьбе, но достаточный для того, чтобы Фальк мог понять, что если бы у него не было зимней одежды и спального мешка, захваченных из Дома Зоува, он гораздо сильнее ощущал бы все «прелести» этого сезона. Северный ветер дул настолько свирепо, что Фалька все время сбивало немного к югу, и он часто вместо того, чтобы идти против ветра, шел на юго-запад.

Одним пасмурным дождливом днем он спускался вдоль текущего на юг ручья, с трудом продирался сквозь густые кусты, росшие по его берегам. Внезапно кусты исчезли, и он остановился. Перед ним простиралась великая река, поверхность которой тускло блестела и была испещрена оспинами дождя. Вязкий противоположный берег был наполовину скрыт туманом. Фалька ужаснула ширина реки. Он был потрясен мощью этого величественного молчаливого потока темной воды, несшейся под низким зимним небом на запад. Сначала он решил, что это, должно быть, Внутренняя Река, один из немногих ориентиров внутренней части материка, известных, по слухам, жителям Домов Восточного Леса. Однако говорили, что он течет на юг, являясь западной границей царства деревьев. Наверное, это был один из ее притоков. Фальк пошел вдоль него, потому что при этом не нужно было пересекать холмистую местность, а сама река обеспечивала его и питьевой водой, и хорошей охотой.

Было приятно временами идти вместо тропинки по песчаному берегу, когда вместо угнетавшей тьмы ветвей над головой было открытое небо.

Утром одного из многих дней, проведенных у реки, ему удалось подстрелить дикую курицу.

Куры здесь водились повсеместно, собираясь в пронзительно кричащие, низко летящие стаи, и куриное мясо стало основной его пищей.

Он перебил крыло этой птице и, когда подбирал ее, она была еще живя.

Она билась на земле и кричала пронзительным голосом:

— Брать жизнь… брать жизнь…

Он скрутил ей шею.

Слова звенели в его голове и он, как ни старался, не мог их заглушить.

Последний случай, когда животное заговорило с ним, произошел неподалеку от Дома Страха, и это значило, что где-то среди этих унылых холмов должны жить люди. Какая-то затаившаяся группа, вроде той, к которой принадлежал Аргард. Или дикие Странники, которые непременно убьют его, как только увидят его глаза. А может быть, это люди, которые живут в кабале у своего повелителя и которые отведут его к нему, чтобы тот с радостью превратил его в раба.

Он все же хотел отыскать дорогу к ним тогда, когда это ему самому будет удобно.

«Никому не верь, избегай людей!»

Теперь он хорошо выучил этот урок.

В этот день он осторожно двигался вперед и делал это так тихо, что зачастую водяные птицы, которых было полно на берегах реки, неожиданно взлетали почти из-под его ног.

Однако ему не попадались тропы, и он не видел никаких признаков человеческих существ, которые бы обитали у реки или близко подходили к ней. Только в конце одного короткого дня впереди него взлетела стая бронзово-зеленых уток и полетела над водой, перекликаясь между собой бессвязными словами человеческой речи.

Пройдя еще немного, он остановился, полагая, что в дуновении ветра ему почудился запах горящих дров. Ветер дул с северо-запада, и Фальк еще более осторожно двинулся вперед.

Когда на реку стал опускаться вечер, далеко впереди на заросшем кустарниками берегу мелькнул и исчез огонек, затем вспыхнул снова.

Теперь его остановили не страх и даже не осторожность, а то, что это был первый огонь с тех пор, как он покинул Поляну. Зрелище это чем-то странно тронуло его душу.

Осторожный, как всякое лесное животное, он подождал, пока ночь полностью вступит в свои права, а затем медленно и бесшумно двинулся по берегу реки, стараясь не покидать тень от ив, пока не подошел настолько близко, что различил квадрат окна, через которое был виден очаг. Это была маленькая хижина с острой крышей, на которой было полно снега. Высоко над темным лесом и рекой сияло созвездие Ориона, сейчас наиболее яркое в этой тихой и морозной ночи. Время от времени с ветвей деревьев падал снег, рассыпаясь на отдельные снежинки, плывшие над рекой и вспыхивающие, словно искорки в луче света, падающего из окна.

Фальк стоял, не сводя глаз с огня в хижине.

Он подошел еще ближе, стараясь не производить шума.

Внезапно дверь хижины со скрипом отворилась, земля перед ней озарилась золотым сиянием, и вверх поднялась снежная пыль.

— Иди сюда, к огню, — произнес человек.

Он стоял в проеме двери, совсем не заботясь о том, что был совершенно беззащитен, так как находился на свету, лившемся из хижины.

Хоронясь во тьме, Фальк ухватился руками за лазер и замер.

— Я ловлю твои мысли, незнакомец, — снова бросил в темноту хозяин хижины. — Я — Слухач. Иди смелее. Здесь нечего бояться. Или, может быть, ты меня не понимаешь? Ты говоришь на этом языке?

Фальк молчал.

— Ну что ж, будем надеяться, что ты меня понимаешь, потому что я не собираюсь пользоваться при общении с тобой мысленной речью. Здесь нет никого, кроме меня и тебя… Конечно, — опять начал говорить незнакомец, — я без труда слышу тебя, ну, точно так же, как ты своими ушами слышишь меня. Я знаю, что ты здесь и не отваживаешься выйти из темноты ко мне. Подойди, и я тебе клянусь, что ничто не угрожает одинокому путнику у меня в доме. Я сейчас уйду, а ты, если захочешь отдохнуть в тепле, постучись.

Дверь закрылась.