Любовь требует жертв… - Диля Еникеева

— Спасибо, Борис Аронович, рядом с вами я оттаяла душой. Хотелось поддержки, и я ее получила.

Сев в машину, она призадумалась. Ароныч и успокоил, и в то же время разбередил душу. Если уж этот старый жук не скрывает, что дело плохо, значит, и в самом деле плохо.

Всю прошедшую неделю Лара держалась на одном характере, а теперь устала. Да гори все синим пламенем! Остались еще дела, но в таком настроении ехать к партнерам не стоит. Лучше к Алке, опереться о плечо верной подруги.

— В “Приму”, — приказала Лариса шоферу и отвернулась к окну.

— Алка, мне не по себе...

— Дорогая, я с тобой.

Некоторое время Лара молча курила, уставившись в невидимую точку перед собой.

Алла не лезла ей в душу и тоже дымила, исподтишка рассматривая подругу. Та была бледна до прозрачности, под глазами залегли тени, значит, опять всю ночь мучилась бессонницей и тяжкими думами.

Наконец верная боевая подруга не выдержала:

— Ларка, еще не вечер…

— А? — машинально отозвалась та.

— Да что ты расползлась-то!

— Тяжело, Алка... В душе такая муть... Мне страшно...

— Выберемся, подруга, и не из таких переделок вылезали.

— Таких еще не было...

— Все бывает в первый раз. Жалко Костю, славный был парнишка, ему бы жить да жить. И будущее у мальца было — способный, обучаемый, умел держаться. При нашей поддержке далеко бы пошел...

— Алка, не дави на нервы...

— Мать, я не собираюсь тянуть из тебя правду клещами. Но тебя что-то гнетет, я же не слепая. Облегчила бы душу признанием — я бы знала, что предпринять... — Всеобщая палочка-выручалочка сделала паузу и, не дождавшись ответа, бодро продолжала: — Не хочешь колоться — дело твое. Но знай — я лягу под любого, всех продам-перепродам, но тебя из передряги вытащу. Мокряк, конечно, дело серьезное, но не горюй, подружка, прорвемся.

Нахальный оптимизм подруги всегда вселял уверенность. С детства Лара привыкла на нее полагаться. В трудную минуту Алка всегда рядом. И сейчас Лариса тянулась к ней, искала опоры, но не могла сказать всей правды. Помимо всего, что свалилось на нее за эти дни, было еще одно тяжелое потрясение, о котором ей не хотелось ни думать, ни вспоминать...

— Мать, я поехала, меня дома Алешка ждет. — Лара ткнула сигарету в пепельницу и встала.

Телохранитель распахнул дверцу машины. Алла придержала подругу за руку, поглядывая на нее, как на больного ребенка — уже лучше или пока без перемен? Нет, все еще в полном раскардане. Ларка, любимая подружка... Лицо белое, взгляд растерянный, сама не своя.

— Не раскисай, мать...

— Да пошла ты! — отмахнулась Лариса и, не прощаясь, села в машину. Она терпеть не могла, когда ее жалели.

По дороге Лара тупо смотрела в окно. В голове вертелась одна и та же мысль: что будет, как жить дальше?

Проверка подъезда — надоевший до чертиков ритуал, телохранители с озабоченным видом изображают рвение. Если кто-то действительно покушается на ее жизнь, разве они спасут от оптического прицела снайпера?

Дон, овчарка-двухлетка, вертелся рядом, сопя от переполнявших его чувств, тыкался носом в любимую хозяйку. Муж выглянул в коридор, улыбнулся, поздоровался и снова скрылся. Алешка выбежал из своей комнаты. Внешне благополучный, а на самом деле такой неустойчивый мир... Все держится на волоске...

Даже любимый сын не отвлек от тягостных мыслей. Лара вполуха слушала Алешкины новости, думая о предстоящем допросе у следователя. Страшно-то как!

“Маленький мой, самый любимый человечек, что с тобой будет, если со мной что-то случится?” — тоскливо думала она, часто моргая, чтобы не набежали слезы.

Да, за все в жизни приходится платить. Но не слишком ли высока цена?!

На следующий день, изменив свой деловой график, ровно в три Лариса была у кабинета следователя.

— Прохоров занят, — хмуро бросила толстая, неопрятного вида тетка, с неодобрением оглядывая Лару с ног до головы — чего, дескать, вырядилась-то? К следователю же пришла!

— Но у меня назначено на три часа.

— Ну и что? Я сама жду уже час. Занимайте очередь, за мной еще одна гражданка.

Растерянная Лариса огляделась. Длинный коридор, по одной стороне кабинеты с табличками, по другой — ряды обшарпанных стульев, на которых с выражением отупелого терпения сидели посетители. И ей тоже придется сидеть в этом коридоре, пропахшем унынием, уставившись в стену? Зачем же следователь вызвал ее в три? Она-то думала, что предстоит разговор двух интеллигентных людей, пообщаются и разойдутся. А тут повсюду какие-то ободранные, спившиеся рожи, сидят унылые тетки с одутловатыми лицами. И на их фоне она — в дорогой шубе, элегантном костюме и маленькой шляпке-таблетке с короткой вуалью. Одета как обычно, но здесь выглядит белой вороной.

Лара отошла к окну, достала из сумочки сигареты. Плевать, можно здесь курить или нет. С ней никто не считается, и она тоже проигнорирует правила. По коридору сновали озабоченные чем-то люди, на нее никто не обращал внимания.

“Зачем я сюда пришла?.. — тоскливо размышляла Лариса. — Прибежала по первому зову, демонстрируя законопослушание. Дескать, вот я, мне нечего бояться и нечего скрывать от органов. А по уму — надо было послушать Ароныча и обзавестись адвокатом, потянуть время и осмотреться. Но если бы я пришла с адвокатом, то тем самым показала бы, что мне есть чего бояться...”

Из кабинета Прохорова вышел посетитель, и тут же туда ринулась толстая тетка, но пробыла сравнительно недолго. Вошедшая следом за ней старушка провела у следователя почти полчаса. Наконец подошла очередь Ларисы. Постучав, она открыла дверь, но сидящий за столом немолодой, невзрачный мужчина с внешностью типичного неудачника, не поднимая головы от бумаг, раздраженно буркнул:

— Ждите, я вас вызову.

Лариса вернулась к окну, не зная, что делать дальше. Прохоров вышел, зажав под мышкой папку с бумагами, а через некоторое время вернулся вместе с мужчиной, который нес электрический чайник. Лариса нервно барабанила пальцами по подоконнику. Черт бы побрал этого следователя! По телефону говорил с ней любезным тоном, спросил, удобно ли ей в три, она отложила важные дела, а он ходит из кабинета в кабинет, чаи распивает... Нашел время! Полный коридор посетителей, а он решил устроить чаепитие, да еще так внаглую, будто нарочно демонстрируя пренебрежение, — мол, подождете, никуда не денетесь. В подтверждение ее предположений коллега Прохорова вышел лишь спустя четверть часа, помахивая пустым чайником, но хозяин кабинета не спешил ее пригласить. Издевается он, что ли?

Раздраженная ожиданием, уже подумывая, не уйти ли, Лара, наконец, услышала резкий оклик:

— Войдите!

“Вот невежа! — еще больше рассердилась она, входя в кабинет. — Я ждала больше часа, а он хоть бы извинился”.

Следователь Прохоров не понравился ей уже с первого взгляда, а со второго и вовсе вызвал негодование. Противный маленький крючкотвор уткнулся в свои бумаги, заставив ее стоять у двери. Она не могла решить, то ли ей пройти и сесть, то ли ждать его приглашения. Наконец он, не здороваясь и не поднимая глаз, жестом указал на стул.

“Ну и хам! — возмутилась Лариса. Сняв шубу, она повесила ее на ободранную вешалку. В этом убогом кабинете ее дорогой костюм и кокетливая шляпка смотрелись нелепо. — Еще чего не хватало — приспосабливаться к подобной обстановке!”

Лара прошла к столу, села, положила свой паспорт и с независимым видом закинула ногу на ногу.

— Ваша фамилия, имя, отчество, — не глядя на нее, скучным голосом пробубнил Прохоров.

— Мой паспорт перед вами. Потрудитесь заглянуть, — холодно обронила она.

— В этом кабинете играют по моим правилам, — с особой интонацией человека, облеченного властью, произнес следователь.

Независимый вид, небрежная поза, высокомерное выражение лица сидящей напротив свидетельницы Ивлевой и то, как она ответила на просьбу назвать свои паспортные данные, очень не понравились Прохорову.

Ему было известно, что Ивлева владеет большой фирмой, и уже сам по себе этот факт вызывал у него неприязнь. Всех нынешних хозяев жизни Прохоров считал жуликами. Эта расфуфыренная дамочка вполне может оказаться заказчицей убийства своего зама — богатеи уже наловчились решать свои проблемы с помощью киллера.

Свидетельница вошла в его кабинет, распространяя не только запах дорогих духов, но и запах богатства. Даже цвет ее одежды вызвал у него раздражение, — понятно, что ей не приходится по полтора часа тереться в общественном транспорте, и она не боится запачкаться. Обшлага его брюк и ботинки забрызганы грязью — который день на улице слякоть. А на ее бежевых сапожках ни пятнышка, — значит, шофер довез ее до самого крыльца, чтобы эта фифа не забрызгала светлую обувь и шикарную палевую шубу до пят. Все женщины, приходя на допрос, хотят произвести на следователя хорошее впечатление, стараются одеться поскромнее, снимают свои караты-бриллианты, а проститутки вместо декольте надевают скромные блузки. Эта же не только вырядилась как напоказ, но и всем своим видом демонстрирует, что она богатая патрицианка, а он нищий плебей.