В тот день… - Вилар Симона

– Да на что я ему? – расстроился кривой, отзывавшийся на имя Златига. – Он ведь, если захочет…

– Не захочет. Ты же помогать ему будешь. Если понадобится. Ну и… – И посмотрел выразительно: за ведуном приглядывать все же стоило. А дружинник Златига вроде парень смышленый. Сам поймет, когда нужно будет приструнить волхва.

Глава 4

Озар опять рассматривал булатный шип, который ему ранее передал воевода Добрыня. Тот самый шип, каким закололи соляного купца Дольму сына Колоярова. Хотя чего рассматривать – вот если бы Озар смог оглядеть рану на теле убитого, тогда бы больше понял и о силе броска, и о месте, откуда его могли метнуть. Однако Добрыня сказал: Дольму надо было похоронить по христианскому обычаю, не тянуть, не привлекать внимания людей, а оказать почет погибшему христианину. А потому отпели Дольму церковники, похоронили на поле вне града, крест на могиле установили. Озару же объяснили, что смертельный удар пришелся как раз под кадыком. Был он быстрым, стремительным, неожиданным, отчего Дольма еще какое-то время стоял в воде, схватившись за рану, потом тихо осел в воду, завалился лицом вниз. А вытащил его охранник купца, хазарин Моисей, на которого первое подозрение пало. Еще Озару сказали, что якобы все домашние недовольны тем, что хазарина не тронули, не забрали на дознание, а оставили с ними. Озару и самому было странно, что хазарина сразу не заломали, объявив убийцей. Меньше бы мороки было для всех, да и жалеть Моисея, как он понял, особо никто не стал бы. Моисей, похоже, сам все понимал, потому и был такой понурый. Тем не менее он, как и прежде, ходил по широкому купеческому дворищу, вот отправился в кладовую за кувшином, а затем понес его в терем, как будто не стражник, а служка на побегушках. Что ж, раз Вышебор взял его к себе в услужение и тем прикрыл от неприязни родни, надо подчиняться.

Выдать за убийцу именно Моисея было бы, на первый взгляд, разумнее всего: и горевать о нем в доме мало кто станет, и для народа киевского хазарин-убийца куда предпочтительнее кого-то из местных. Озар время от времени об этом подумывал, но не спешил с выводами: если Добрыня не велел выставить убийцей Моисея, значит, кто попало ему в головниках не нужен и он действительно желает во всем разобраться. Да и не мог Добрыня не заприметить, что и холоп Жуяга ведет себя более чем дивно. А ведь именно Жуяга катил в тот день в реку кресло увечного Вышебора. Может, начать допытываться с этого плешивого холопа? Но холоп после ухода Добрыни тоже куда-то запропастился. Белобрысая девка, которая возле Мирины крутилась, на вопрос Озара сказала, что за водой Жуягу отправила. Ишь как подсуетилась! Или сама не видела, что с холопом делалось? Ладно, Озару еще предстоит во всем тут разобраться, так что Жуягу этого он не пропустит. Пока же просто будет приглядываться, дабы понять, что тут и как.

Волхва и приставленного к нему Златигу устроили на постой в сенях. Сени тут были широкие, в одном их крыле стояли кадки со всякими припасами и водой, в другой – широкие лавки под развешанными на стене пучками трав. Хорошо тут пахло, ароматно, да и на лавках ночевать удобно будет. Их к тому же меховыми полостями овечьими покрыли – ну вообще лепота!

Как раз напротив лавки Озара находилось волоковое окошко, в которое падал свет. Он и устроился под ним, попросил кого-то из дворни принести ему деревянных чубушек и краски. Возился с ними, вырезал какие-то фигурки. Но нет-нет и снова тянулся к литому шипу.

– Как думаешь, Златига, – обратился он к охраннику, – много ли сил нужно, чтобы убить крепкого мужика такой штуковиной?

Стражник перестал полировать пластину на поясе, посмотрел исподлобья. Когда-то, видимо, этого дружинника сильно задели чем-то тяжелым по скуле, и, несмотря на то, что под бородой шрам был не очень заметен, лицо его выглядело кривым.

– А ты что, сам понять не можешь, ведун? – довольно грубо отозвался Златига. – Если по твоей стати судить, ты не сразу в служители при богах попал. Небось, ранее и повоевать пришлось, и поохотился наверняка еще с отрочества. К тому же я видел, как ты легко жертву на алтаре убивал, – значит, опыт имеешь. Вот сам и прикинь. А как по мне, то при удачном броске даже малец мог бы свалить Дольму.

– Малец, говоришь? – Озар привстал и выглянул в волоковое окошко.

Рыжий мальчишка, звавшийся Тихоном, играл во дворе с огромным лохматым псом. Зверюга был знатный, но к пареньку ластился, игриво тыкал в него лобастой головой, норовил лизнуть, а мальчик смеялся, лаская собаку.

– Мне сказали, что Тихон – прижитый на стороне сын Дольмы. Якобы привез купец его из Корсуня, от некой греческой бабы, с которой подгулял. По сути это его единственный сын. Однако при живых братьях Дольмы да при его вдове Тихон совсем не наследник. Так зачем же мальчишке было убивать родителя?

Златига отложил пластинчатый пояс, хмыкнул:

– Ты меня в свои догадки не втягивай, Озар. Да и кто из нас ведун – ты или я?

– А почему бы не помочь мне? Чем скорее разберемся с этим делом, тем скорее уйдешь к своей женке. Она-то наверняка ждет тебя, кручинится, что вечерять под родной кров не явился. Небось, она и в тягости у тебя. А ты – вот напасть! – тут торчать со мной обязан, потому как приказали.

Златига посмотрел на волхва с интересом:

– А про Светланку мою откуда знаешь?

Озар улыбнулся, в уголках его серых глаз образовались легкие лучистые морщинки. Сама улыбка была хорошая, приветливая.

– А чего бы славнице[47] киевской не пойти за такого молодца, как ты? Рожу-то у тебя покосило где-то в схватке, что ж, бывает, однако в остальном ты вон какой – статный да ладный. К тому же дружинники Владимира не бедные – значит, завидный жених. Местные девки за таких охотно идут. И по твоей одежке, по шовчикам ровным на рубахе, по узору, умело вышитому у ворота, вижу, что есть у тебя хозяйка. А что не мать вышивала… Если бы мать для такого, как ты, старалась, ты бы не был так мрачен, оттого что при мне оставили. Мать никуда не денется, а вот к жене тебя тянет. Светланкой, говоришь, зовут супружницу? Этого я не знал. Зато заприметил, что у тебя крестик у расстегнутого ворота. Видать, успел побывать с князем в Корсуне, где многие из вас новую веру приняли. И если женился до похода и жена понесла от такого молодца, как ты, то ей сейчас уже сроки родить подходят. Поэтому ты и недоволен, что именно тебя Добрыня при мне оставил. К Светланке хочется пойти, а тут…

И Озар развел руками – мол, видишь, как оно вышло все.

Златига даже привстал. Смотрел на волхва удивленно. Лицо у него кривое, но под ровно подрезанной челкой глаза светлые, золотистые, можно сказать, медовые.

– Вот как просто у тебя все выходит, волхв! Ну чисто колдовство. А на деле – заприметил всякое и понял. Хитер. Вижу, не зря Добрыня именно тебя сюда отправил.

Хотел еще что-то добавить, но смолчал, только махнул рукой. Опять стал возиться с пластинами пояса.

Озар же принялся вырезать из деревяшек разные фигурки – одни продолговатые, другие округлые, третьи как придется, только бы разными вышли. Света из волокового оконца было маловато, надо было уже заканчивать работу, но он все еще продолжал затеянное им. Поглядывал порой на Златигу. Про себя уже решил, что этот не из тех стражей, которые избивали его, когда он бился и бунтовал в подземных пещерах. Кривого он бы сразу заприметил. Хотя… Разве было у него время рассматривать своих мучителей? Вон до сих пор синяки на боках не сошли. Лицо, к счастью, не пострадало: закрывался руками, голову прятал, чтобы не забили ненароком. Голова она человеку важна, волхву тем более. Остальное же заживет как на собаке.

Главное теперь – выполнить поручение княжьего дядьки. Добрыня не простак, ему что ни попадя не наплетешь. К тому же от дознания Озара зависела не только судьба его самого – он братьев по вере должен спасти. Добрыня дал слово освободить их, если Озар справится. Значит… Значит, надо все правильно сделать и отчитаться чин по чину.