Пока не погаснет последний фонарь - Ангелина Шэн

Минори и, забрав у нее кисточку, – возможно, слишком резко, – вывела два иероглифа: 嗅覚[35].

– «Обоняние»? – Минори обхватила лицо руками. – Почему обоняние?

– Если потеряю – смогу пережить, – отозвалась я, пожав плечами. – Остальные органы чувств мне нужнее, особенно здесь. А своими знаниями я слишком дорожу.

Особенно воспоминаниями. Хотя, возможно, было бы проще, сумей я просто избавиться от всех них…

Тишину прорезала традиционная мелодия, в комнате потемнело. Свет, источник которого я не смогла определить, сконцентрировался у фусума, и на непрозрачной бумаге начали проявляться линии, как будто кто-то невидимый решил разрисовать стену в стиле ямато-э[36].

Глава 3

弱り目に祟り目

Беда за бедой

Вот только через минуту мы увидели не пейзаж и не бытовую зарисовку. На проявившемся на фусума рисунке было изображено сидящее на низком столике животное с вытянутой мордой, острыми ушами и длинным пушистым хвостом.

– И что мы должны с этим…

– Дайкон! – воскликнула Минори.

Я подозрительно скосила на подругу глаза, на мгновение подумав, что та не выдержала напряжения.

– Эй, Хината! – прищурившись, пробурчала Минори. – Не смотри на меня так. Эта картинка означает «дайкон». Это же хандзи-э[37] – ребус такой.

Я посмотрела на рисунок еще раз и наконец поняла.

– Это не стол, это подставка, и чтение этого иероглифа – «дай», а под этим странным существом подразумевается лиса, одно из чтений – «ко», – медленно произнесла я, и Минори счастливо кивнула. – Ты откуда это знаешь?

– То есть ты даже на секунду не предположила, что я просто догадалась… – проворчала она. – Видела на одном из уроков истории, когда мы проходили культуру эпохи Эдо[38]. Я запомнила, потому что мне тогда сразу пришло в голову, как ты в детстве всегда вытаскивала дайкон из еды. – Минори рассмеялась.

– Ненавижу дайкон, – пробормотала я, думая о том, что все всегда удивлялись, как он мог мне не нравиться.

– И что дальше? – Минори все еще улыбалась. – Мы ведь выиграли, да?

Я сомневалась, что все было так просто, и, оглядевшись, поняла, что на столе теперь появился еще один предмет – песочные часы. И песка в верхней половине почти не осталось.

Я дернулась, едва не разлив тушь, и, схватив кисть, кое-как написала на новом листе: 大根[39].

Минори шумно вдохнула и выдохнула – буквально через пару мгновений после того, как я оторвала кисть от бумаги, вниз упали последние песчинки. Несколько секунд ничего не происходило, а затем вновь послышалась короткая мелодия.

Свет, падающий на фусума, погас, а когда вновь загорелся, бумага была снова белой, и «невидимка» вырисовывал новые чернильные линии.

– Это еще не всё, – прохрипела Минори, еще не до конца отойдя от произошедшего.

И у меня сердце колотилось в груди как бешеное, а в ушах шумела кровь. Я закрыла глаза и приказала себе успокоиться.

Мысленно я мрачно посмеялась над собой. Видимо, не так уж сильно я готова была расстаться даже с обонянием. Что уж говорить о жизни… Однако я оттолкнула несвоевременное воспоминание.

– Хината, смотри скорее. Надо решить этот хандзи-э, часы заново отсчитывают время.

Я бросила взгляд на столик: может, мне показалось, но песка в часах как будто стало меньше.

Я перевела взгляд на фусума и поморщилась. На меня мрачно и даже презрительно взирала огромная, толстая жаба, держащая в одной лапке тяван[40], а другой взбивающая в нем с помощью тясэна[41] – бамбукового венчика – чай.

– Зная, как я люблю маття, ты не запомнила что-то про эту картинку?

– Такой не было, – простонала Минори.

– Не раскисай, – бросила я. – Думай!

На первом ребусе отгадка была зашифрована с помощью чтений иероглифов слов, обозначающих объекты изображения. Что было нарисовано здесь? Жаба, венчик, пиала, чай – гама, тясэн, тяван, тя.

Гама, тясэн, тяван, тя. Тясэн, гама, тя, тяван. Тя, тяван, гама, тясэн. Тяван, тясэн, тя, гама…

– Тягама! – воскликнула я, и теперь уже Минори бросила на меня удивленный взгляд.

Однако уже через секунду она поняла и быстро вывела на листе: 茶釜[42].

– Так, это было несложно, – подвела итог я. – На картинке было мало элементов. Но не расслабляйся.

– Думаешь, это не всё?.. – сморщив нос, спросила Минори.

Ответом ей стали короткая мелодия и новый чернильный танец на фусума.

Теперь линии сложились в изображение мужчины в кимоно, который с помощью катаны разрубил на две части котел.

– Они уменьшили нам время, – прошипела Минори.

Я бросила взгляд на песочные часы: теперь уже было очевидно, что песка в них стало гораздо меньше, чем в первый и даже во второй раз.

– Давай рассуждать, – задумчиво нахмурившись, произнесла Минори. – На картинке мужчина, катана[43], котел. Еще, может быть, кимоно. Отоко или дан, катана, кама, кимоно. Катана, кама, отоко, дан, кимоно. Кимоно, кама, отоко, катана…

– Не сходится. – Я закрыла глаза, пытаясь не поддаваться панике. – Минори, есть идеи?

– Не знаю, мне ничего не приходит на ум! Может, синий? У него кимоно синее. Это ао. Ао, отоко, дан, кимоно, кама. Кама, ао, катана. Ао и дан, отоко, ао, кама… Сочетаний таких слогов не существует!

Песчинки падали вниз одна за другой, так что в верхней половине часов песка осталось не больше чем на пару миллиметров. И только эти миллиметры отделяли нас от проигрыша. В первую очередь меня.

Я прикрыла глаза, а затем снова внимательно посмотрела на хандзи-э.

Мужчина с катаной в руках разрубает напополам котел. Это была очень странная картинка. Могла ли катана быть настолько острой и крепкой, чтобы разрубить котел? Тогда, может, таким образом подчеркивалось качество оружия? Крепкий, острый, сильный, мощный, смертоносный, отточенный… Нет, все не подходило. Но зачем кому-то вообще было разрубать котел? От эмоций? Мужчина на рисунке выглядел довольно сердитым. Злость, ярость, обида, гнев… Нет, все было не то. Мы что-то делали не так, раз все не сходилось.

Делали…

Может, внимание должно было быть привлечено к действию мужчины? Он разрубал котел на две части. Нет, не то. Разрезал?

Резать.

Кири и кама. Нет. Кама и кири.

Камакири![44] Неаккуратно, кривыми линиями, оставив несколько капель на бумаге, я вывела чернилами на васи: «богомол».

Одновременно с тем, как последний слог катаканы отпечатался на листе, верхняя половина песочных часов опустела, а Минори, закашлявшись, наконец задышала.

Я и сама судорожно выдохнула, а затем невольно принюхалась. И ощутила запахи чернил и древесины.

Снова заиграла мелодия, теперь уже показавшаяся