Наука о социальной политике: методология, теория, проблемы российской практики. Том II. Становление науки о социальной политике - Борис Ракитский

Так вот: одни тянутся к абстрактной демократии, которой не может быть в действительности; другие – к буржуазной демократии, третьи – к народной, революционной демократии. По мере продвижения от тоталитаризма к правовому обществу вариантов остаётся два: буржуазная и народно-революционная демократия. Это варианты политического результата преодоления кризиса (ухода от тоталитаризма).

Что же касается экономических процессов, то и здесь складываются два возможных варианта:

1) переход от эксплуататорской системы тоталитарного государства к более цивилизованным формам капиталистической эксплуатации, становление частнопредпринимательской экономики;

2) переход от эксплуататорской системы тоталитарного государства к системе хозяйствования под руководством народного государства.

В соответствии с этими вариантами формируются и ключевые лозунги. Один из них – разгосударствление, другой – самоуправление. Поскольку в реальном перестроечном процессе складывается большая «сумятица в мозгах» (хорошо выразился М. С. Горбачев!), многим кажется, что разгосударствление, самоуправление (вдобавок к этому переход к рыночной экономике) – все это одно и то же. Но это совсем не одно и то же. Тенденций складывается две: 1) к буржуазной демократии и частнопредпринимательской организации хозяйства, что закрывает перспективу социалистического выбора, и 2) к народно-революционной демократии, когда государственная власть переходит в руки трудящегося народа и меняет характер собственности, оставляя возможность двигаться к обществу без эксплуатации трудящихся.

В кастовом обществе большая часть людей лишена возможности влиять на структуру и перспективы развития общества. В условиях антитоталитарных перемен, разложения и падения тоталитаризма возможность такого влияния оказывается реальной. При этом новые структуры общества не обязательно должны образовываться как комбинация прежних каст в их полном составе. Этим объясняется, в частности, что среди консерваторов-неосталинистов встретишь ныне и рабочих, и крупных писателей, и ученых, и крестьян. А среди либералов-реформаторов могут оказаться представители высшего руководства КПСС, генералы, опять-таки рабочие, ученые и др. Даже в революционно настроенных силах возможны представители разных каст, притом не в единичных количествах, а во множестве. Социальная структура делается мобильной. Переход к новому общественному состоянию совершает не только общество в целом, но и отдельные группы, группки, формирования и лица.

И всё же можно выделить основные социальные силы, активно участвующие в переходе от тоталитаризма к демократии. Взаимодействие этих сил формирует облик переходных процессов. Что же это за силы?

Первая – инициаторы перестройки. В условиях тоталитарного строя идея перестройки, демократизации систематически подавляется, а носители и выразители этой идеи приобретают статус диссидентов. Эпоха брежневщины-андроповщины породила новые жестокие и изощрённые формы борьбы с инакомыслием и политической активностью (карательная психиатрия, преследования по политическим мотивам, лишение гражданства, остракизм, всенародное осуждение и др.). Подавление идей демократизации входит в механизм организации так называемого застоя. Суть этого механизма – вытравить саму возможность появления политических инициатив и методично пропалывать редкие ростки и свободомыслия, и даже просто инакомыслия. Тоталитаризм осуществляет геноцид инициативы снизу, какой-либо самостоятельности в общественных сферах деятельности.

По указанной причине инициаторы перестройки как социально значимая сила могут возникнуть в тоталитарных условиях либо как диссидентская общность, либо как часть правящей касты, решившей по тем или иным причинам модернизировать режим. Несмотря на совершенно разные конечные цели, обе категории инициаторов перемен добиваются устранения старых форм и методов господства в обществе. Начинается критика сложившейся реальности. Направленность и границы этой критики «реформаторы сверху» пытаются установить в пределах понимаемых ими задач государственной безопасности. На этой стадии идет в ход идеология примата общечеловеческих ценностей, выживания, идеи типа «все мы по одну сторону баррикад» или «все мы в одной лодке».

Политика ограниченной (дозированной) критики устаревших антинародных порядков получила название политики гласности. Это большая заслуга «реформаторов сверху». Она часто недооценивается, но только потому, что современники – не историки, они сравнивают перемены не столько с тем, что было только что, сколько с потребностями общества. А потребности эти значительно превосходят дозы гласности. Вот почему она разными путями расширяется за рекомендуемые сверху пределы, охватывая постепенно как весь круг общественных явлений, так и мало-помалу существо сложившегося строя.

Инициаторы перестройки оказываются при этом в массе своей отстающими от реальных процессов. Все чаще и чаще имеющим власть инициаторам («новой номенклатуре») кажется недопустимой и нарушающей элементарные порядки в обществе инициатива «неформалов». Появляется целая череда «несанкционированных» инициатив. «Реформаторы сверху» становятся в позу охраняющих перестройку от экстремистов, сепаратистов, авангардистов, безответственных элементов. Инициаторы-диссиденты также далеко не всегда способны догнать реальные процессы, но они не могут существенно повредить им.

Вторая сила – «несанкционированные». Их правомерно рассматривать всех вместе, невзирая на подчас противоположные воззрения и несовместимые способы действия. Появление «несанкционированных» в более или менее заметных масштабах – свидетельство новой стадии перехода, когда значительная (заметная) часть общества сознательно противопоставляется сложившимся порядкам, в том числе и установленным сверху порядкам проявления инициативы. Появление «несанкционированных» расслаивает «реформаторов сверху» на тех, кто продолжает быть за перестройку, и тех, кто начинает блокироваться с консерваторами.

Третья сила – активные консерваторы. Они консолидируются на платформе защиты прежних порядков как якобы социалистических. Их непосредственное влияние в обществе убывает, их не слушают вовсе или воспринимают как экзотику тоталитаризма. Однако они сплочены, в этом их сила и способность к реваншу в случае какой-либо конкретной возможности. Их реваншистские вылазки возбуждают антитоталитаристские силы, помогают им сплотиться, увидеть свою подлинную значимость (яркий пример – демонстрации и митинги в Москве 4 и 25 февраля 1990 г.). Но вылазки и вся деятельность консерваторов углубляют ошибку отождествления тоталитаризма с социализмом. В итоге социалистический идеал (тем более идеология марксизма-ленинизма) утрачивают свои былые позиции в общественном сознании. Деятельность консерваторов, рекламирующих себя как поборников социализма и марксизма-ленинизма, постепенно сводит на нет шансы подтверждения народом социалистического выбора.

Четвертая сила – народная масса. Она не расчленена в политическом отношении, нет устойчивых оформившихся ориентиров в политической перспективе. Сейчас это, к сожалению, часто «толпах», настроением которой можно воспользоваться как в добрых, так и в злых целях. Такое состояние народной массы крайне опасно, чревато катастрофами. В ходе вызревания революции вовсе не обязательно состояние, когда народная масса начинена по преимуществу настроениями отрицания и разрушения. В условиях советской перестройки такая ситуация создалась потому, что «реформаторы сверху» очень сильно запаздывали, отставали от реальности, слишком сильно блокировались с консерваторами и тем самым способствовали сосредоточению усилий здоровых сил почти исключительно на прорывах сквозь запреты и разного рода препоны и рогатки.

Так сложились в СССР (конкретно – в России) основные действующие политические силы к весне 1990 г. Это: инициаторы перестройки, считающие перестройку чем-то вроде своей собственности; те, кто «рвется к власти» (так о них пишут официальные газеты), то есть «несанкционированные»; консерваторы, то есть те, кто цепляется за власть; и, наконец, «народ, которому все надоело и который устал ждать».

Само собою понятно, что это ситуативная характеристика политических сил, их моментно зафиксированная диспозиция. Социальный, то есть устойчивый разрез отличается от ситуативного. В общем плане этот разрез ясен. Это антагонизм командно-карательной власти и народа. Появление «несанкционированных» и слабо структурированной народной массы (по существу «толпы») стало обозначать этот антагонизм, однако в крайне опасном ракурсе. Дело продвигается у нас (если давать оценку на март 1990 г.) пока что в сторону обостренных форм противостояния властей и народа. А в интересах народа – не восстание, не румынский вариант революции, а ее мирное развитие.