Убийство в лунном свете (ЛП) - Браун Фредерик

— Помню, как же. Тёмный человек. Тут у нас слово «тёмный» значит вовсе не то, что оно значит в Чикаго: просто непросвещённый. Встреть я его сейчас, я бы, возможно, смогла выразиться точнее. Но в свои четырнадцать лет я его просто боялась.

— А теперь не испугаешься?

— Теперь, Эд, я не испугаюсь даже тебя. А ты гораздо опаснее.

Я лишь рассмеялся.

— Вот мы и у той купы деревьев. Фруктовый сад, что ли…

— Персиковый, я его помню. Раньше, во всяком случае, был персиковым. Но теперь так зарос… Выглядит, будто никто за ним не присматривает. Он на земле, относящейся к ферме Бака; изначально эта земля принадлежала дяде Стиву, но он продал её Баку, ещё когда я там гостила. Уже тогда он принялся обрезать свою землю.

Я указал рукой.

— Вон уже примерно и то место, где я видел лицо. Остановись перед самым поворотом либо посреди него. Именно там я нашёл труп.

Когда машина остановилась, я продолжал:

— Выключи-ка на минутку фары. И приборную панель. Давай посмотрим, что это за зарево в небе.

Жюстина погасила огни. Мы ясно увидели зарево сквозь ветровое стекло.

— Так и есть, что-то горит, — сказала Жюстина. — Чей-то дом или сарай, но это севернее. Ели бы было к западу, я бы уже испугалась за дядю Стива.

— А как далеко, не можешь сказать?

— Да в миле или около того; возможно — на соседней дороге к северу. Желаешь взглянуть — нет проблем, только лучше нам покончить сначала с первым делом, раз уж мы тут. — Жюстина вновь зажгла фары, вынула фонарик из кармашка на дверце со своей стороны и протянула его мне.

Я вышел из машины, а после меня — и она. Дорожное покрытие было влажным от прошедшего дождика, но не более того — ручьи нигде не бежали, и следы ещё могли оставаться.

Тем не менее никаких следов я не углядел. Освещая путь фонариком, я прошёл дюжину шагов вперёд, а потом назад от того места, где, по моему убеждению, я видел труп, и нигде не было заметно ни капли крови, ни чего-либо ещё, что можно было бы опознать. В конце концов я сказал:

— Возвращайся в машину. А я осмотрюсь среди деревьев, где, как мне показалось, я что-то видел.

— Вряд ли ты что-нибудь найдёшь, но давай.

Жюстина забралась в машину, я же направился к тому месту, где, насколько я смог определить, я увидел что-то, напоминавшее бледный овал человеческого лица. Я перешагнул через неглубокий кювет — сухой и весь забитый сорняками — и ступил под деревья. Склонившись к земле, я стал водить туда-сюда фонариком в надежде отыскать следы человека или животного, но потерпел неудачу. Земля была совершенно суха; ни одна капля того лёгкого, меленького дождика не пробилась сквозь листву, чтобы увлажнить почву. Та была такой твёрдой, что след здесь мог оставить разве что трактор.

Я вернулся в машину и покачал головой. Двигатель тотчас был заведён, Жюстина включила передачу, и мы тронулись. Я сказал:

— Надо бы и к Эмори заглянуть. Мы ведь совсем рядом, а у него наверняка включён свет.

У дома Эмори мы оказались, едва я закончил произносить эту фразу, вот только свет был выключен. Жюстина остановила машину и с минуту сидела, вглядываясь сквозь своё стекло взглядом в тёмный и замерший дом.

— Будь свет включён, Эд, я бы ни за что туда не сунулась. Когда я приезжала сюда пять лет назад, я дала себе слово больше никогда здесь не бывать. И всё же меня всегда сюда отчаянно тянуло; не могу сказать, что именно. Однако нельзя так просто взять и вернуться куда-либо, когда ты уже совсем другой человек, чем прежде. Ты меня понимаешь?

— Думаю, да, — ответил я. — Однажды — пару лет назад — я вернулся в Гэри; мой отец тогда только что умер. Проходил я мимо дома, в котором мы проживали, когда я был ещё ребёнком, остановился и дотронулся ладонью до ворот. И тут огромный пёс выскочил откуда-то из-за дома и начал меня прогонять; а я ведь всего лишь дотронулся до ворот рукой!

Жюстина неспешно кивнула.

— Вот поэтому-то мне и хотелось, чтобы к дяде Стиву наведался кто-нибудь другой. Нам никогда не возвратиться в былые места.

— А если у тебя денег в достатке, тебе в этом и нужды нет.

Жюстина повернула голову и строго посмотрела на меня.

— Деньги — ещё далеко не всё, Эд. Ими даже совсем не трудно разжиться, если в тебе есть сноровка. Да, мне случилось немного приобрести — выйти за них замуж, — семь лет назад, когда я была твоего возраста. Затем было нечто ещё, от чего мне захотелось убежать, и я купила магазин. Семь лет я работала как проклятая, и теперь у меня двенадцать магазинов. Ныне мне всего лишь двадцать восемь — для тебя, быть может, я древняя старуха — и у меня достаточно денег, чтобы всё продать и больше не работать, если я пожелаю довольствоваться… скажем, восемью или десятью тысячами в год. Но я не пожелаю, поскольку привыкла к большему. Это заколдованный круг, и тебе из него не вырваться. Кроме того, я не буду знать, куда себя деть, если перестану работать десять-двенадцать часов в день.

Она вновь завела мотор; машина тронулась, я ничего не ответил.

Зарево в небе угасало; пожар либо уже начали тушить, либо там догорали остатки.

— Эд, я устала, — произнесла Жюстина. — Сейчас навалилось вдруг как-то. Сегодня я уж не поеду в Сент-Луис; вернусь в Чикаго. Это вполовину ближе. Как ты смотришь на то, чтобы сесть за руль и отвезти меня?

— Чудесно, — ответил я. — Только ведь у меня завтра встреча в Тремонте рано утром, и я сомневаюсь, что мне удастся сегодня же попасть на обратный поезд.

— А ты бери этот мой «кадиллак»; у меня есть ещё один автомобиль. Вот тебе и не придётся брать машину в аренду. Путь в оба конца займёт всего лишь полтора часа. Идёт?

— Идёт, — ответил я. Мы поменялись местами, и я повёл машину в направлении Чикаго. «Кадиллак» вёл себя как паинька; мили он пожирал, словно те были просто дюймами.

Глава 5

Когда я свернул на Линкольн-Парк-Уэст, Жюстина пошевельнулась на соседнем сиденье. Во время езды мы некоторое время разговаривали, но когда начались пригороды Чикаго, мне показалось, что она заснула. Тем не менее она сразу сообразила, где мы находимся; «Подъезжай, Эд, к самому дому, — сказала она. — Перед тем как отправляться назад зайди да выпей чего-нибудь».

Я подъехал прямо к дому, и мы вышли из машины. Тучи на небе либо уже разошлись, либо мы выехали из-под их покрова. Ночь вновь была чудесной, и звёзды сверкали ярко-ярко! Я залюбовался ими, гадая, не Марс ли вон та красноватая звёздочка? Но вслед за тем мы взошли на крыльцо и оказались в доме. Свет в вестибюле горел, как и в одной-двух комнатёнках под лестницей, но никаких звуков было не слыхать.

— Не хочу будить наших, — сказала Жюстина. — Пойдём на кухню; я соображу насчёт выпивки.

Мы отправились в заднюю часть дома; на кухне, пока она смешивала составляющие, я вынул из морозильника куб льда.

Приготовлено было по стакану виски с содовой и соком; на вкус оказалось мягко и ладно — точно так, как сама хозяйка на вид. Пока мы пили, Жюстина сидела на краю кухонного стола; я же стоял, прислонясь к холодильнику.

— Пару часов назад, Эд, — произнесла она, — я спросила, не влюбился ли ты. Ты ответил, что не знаешь. Что бы это значило?

— Это значило, что я не знаю.

— И сколько вы знакомы?

— Мы познакомились этим вечером; вместе мы провели лишь минут двадцать. Нельзя же влюбиться за двадцать минут!

— Я тоже так думаю.

— А кроме прочего, дело вскорости усложнилось. Её папаша… Ладно, оставим это. Не хочу вдаваться в подробности касательно этой части истории.

Жюстина рассмеялась.

— И когда же вы встречаетесь вновь?

— Надеюсь, завтра вечером. Сегодня, то есть.

— В таком случае ты сможешь покатать её на «кадиллаке».

— Я подумаю об этом, — пообещал я.

Она с минуту меня рассматривала.

— Я хочу, Эд, чтобы ты познакомился с моим мужем.

— Пожалуйста, — ответил я. — Как-нибудь — обязательно.

— Не «как-нибудь». Сейчас же.