Error 404 (СИ) - Ирина Якимова

— Я же сказала, что хочу бежать одна! — и мстительно добавила, покачнувшись: то разгорячённая кровь толкала её вперёд. — Будешь последним.

Она побежала дальше. Но разогнаться также, как до встречи с Энжетом, не удавалось, и Кейла злилась. Прилипчивые плети, распознав слабость нарушительницы их покоя, утроили силы и скорость. Теперь они успевали обвиться вокруг бедер и коснуться талии, прежде чем Кейла сбрасывала их.

«Всё равно приду первой», — сквозь зубы пообещала себе Кейла. Все предыдущие дружеские соревнования она выигрывала, и это, последнее в жизни, выиграть обязана!

Лес внезапно закончился, Кейла перескочила через упавший ствол какого-то исполина, пробежалась по мясистым стеблям другого растения. Неосторожно задела рукой два его пёстрых цветка, и её окутали облака желтой пыльцы. Кейла вдохнула и закашлялась, слёзы выступили на глазах.

Кто-то бежал рядом, невидимый в жёлтой пыли, лёгкие скользящие шаги… Не Энжет.

— Э-эй! — восторженный звонкий девичий голос. Это Лереми, подруга.

Скоро стебли под ногами Кейлы из упругих стали сухими, ломкими, теперь она проваливались в них порой по колено. Желтый туман пыльцы рассеялся, и она увидела Лереми. Подруга также шла по мертвым стеблям, но всё больше завязала в высохших растениях. Вокруг клубилось облако поблекшей серой пыльцы из растревоженных цветов, и Лереми отчаянно чихала.

Кейла остановилась, огляделась. Справа было высохшее озеро, подёрнутое корочкой соли на дне. По гладкой розово-белой поверхности то тут, то там пробегали трещины и темнели вмятины следов, и маленьких, оставленных детьми, и больших, таких, какие мог бы оставить Энжет.

Беготня по засохшему озеру была их давним детским развлечением…

Кейла замялась. Лереми завязла крепко, подруге требовалась помощь, но сейчас так хотелось пробежаться по застывшему розоватому молоку на дне глубокого котлована озера! Мышцы на ногах подрагивали и ныли, недовольные отсутствием нагрузки. Да и первой Кейле тогда уже не быть… Поняв колебания подруги, Лереми махнула рукой: беги, мол, и Кейла встрепенулась. Мысленно поругав себя, бросилась к застрявшей между двух сухих стеблей девушке.

— Отталкивайся руками. Тащу.

Лереми попробовала и ладонью провалилась в сухую серую гниль в толще стебля. Вверх взвилось ещё одно облако удушливой пыльцы из потревоженного цветка. Обе закашлялись.

— Беги, говорю, — задыхаясь, попросила Лереми. — Не дай этому гордецу прийти первым, он же всю обратную дорогу будет хвастаться!

— А ты?

— Аки сейчас подойдёт. Он отстал где-то в лесу. Пусть почувствует себя героем. Беги!

Кейла не заставила себя упрашивать. Она побежала к озеру и на краю обрывистого берега даже не подумала затормозить бег. Прыгнула и, на мгновение показалось, взлетела. Тяжело приземлилась в семи шагах от берега. Застывшее розоватое молоко от её ног пошло глубокими трещинами во все стороны.

«Самый далёкий мой прыжок!» — довольно подумала Кейла и пустилась бежать по дну озера. По давнему дружескому уговору она старалась ни разу не ступить в оставленные кем-либо прежде следы. Громкого топанья Энжета позади слышно не было. Значит, предпочёл обходной путь.

Дальнейшая дорога была недолгой. Она пробежала лесочек за озером и оказалась на большом, открытом всем ветрам пространстве. Здесь в доисторическую эпоху прошла страшная буря. Возможно, та самая буря, в которую Сента дала сенторианам разум, выделив их среди прочих своих тварей. На пустоши с ровными, будто слизанными языком краями до сих пор сохранились погнутые остовы древних деревьев. Согнувшиеся в вечном поклоне хуже сенториан, они царапали голыми кронами сухую почву. Все деревья клонились в одну сторону, указывая путь древней бури, убившей их.

Кейла остановилась у дерева-исполина, выросшего чуть в стороне от других. Скоро подошли остальные: Энжет, Лереми, Аки.

— Я первая! — сообщила Кейла, хотя это и так было видно. Она любила утверждать вслух свои победы, желательно, разделяя гордость со свидетелями. Лереми хитро улыбнулась и нырнула под крону дерева:

— А вот и нет! Мы договаривались, что побеждает тот, кто первым войдет под крону. Так что победила я! — она засмеялась, и, после крохотной паузы, к ней присоединились все.

Налетел порыв ветра и деревья, выгнутые тугими луками, запели на разные голоса. Ветер дудел в них, как в исполинские дудки, наигрывая витиеватую мелодию. Четверо сенториан оборвали смех и слушали. Лереми закрыла глаза, Аки рассеянно улыбался чему-то, Энжет воспользовался случаем, чтобы прижать к себе Кейлу. А та хмурилась. Пробежка была позади, а впереди всё также маячило жуткое видение грядущего испытания — выбора своего солнца. Оно разведет друзей и определит дальнейшую судьбу каждого. Какая судьба достанется Кейле?

— Давайте поклянемся, — торжественно произнесла Лереми. — Какие бы солнца не выбрали нас в следующий акат, как бы далеко ни разошлись лучи наших дорог, мы всегда будем помнить друг о друге. И останемся друзьями, несмотря ни на что.

— Согласен, — сказал Аки.

— Мы далеко пойдем, — заверил Энжет. — Мир узнает наши имена!

— И встретимся здесь же через десять восходов Кана, — сказала Кейла, и все опять засмеялись.

Они взялись за руки, образовав круг, и постояли еще немного, слушая песню ветра. И также, тесной группой, потом ушли домой. Красивые, в новых нарядных лентах, с яркими узорами на телах, веселые и сильные в броне своей юности. На засохшем озере остались четыре ровные, четкие дорожки следов, идущие близко-близко друг к другу — память о последней совместной прогулке четверых лучших друзей.

Выбор своего солнца — первое общее ритуализированное испытание сенториан, и важность его огромна. Оно определяет дальнейший путь сенторианина, всю его дальнейшую жизнь. Это испытание — граница между детством и взрослостью.

«Какое солнце выберет меня?» — напряженно думали Кейла и Аки, брат и сестра. Вернувшись домой, они разошлись по своим комнатам, не в силах выносить соседство, не в силах видеть тот же вопрос в родных глазах.

«Вдруг меня выберет стража? Или мой путь — путь преумножения знания? И то, и другое неплохо. Но вот что, если мне дадут тусклый серый пузырек — самый простой, самый страшный путь ни к чему не пригодного?» — тревожилась Кейла и втайне желала, чтобы серый пузырек достался вместо неё брату, Аки. Его тело поздно начало мужать, все уже думали, что Аки останется бесполым и станет пестуном для маленьких братьев и племянников. С него хватит и пустого серого пузырька, какой достался их матери!

Серый пузырек, заполненный пылью, даже являлся Кейле в кошмарах. А самыми радостными были сны, где она брала трехцветный пузырек, открывающий дорогу то в стражу, то к творцам красоты, то к самим среброликим. Плохо то, что распределение путей солнца невозможно преугадать заранее. Сын стражей вовсе не обязательно попадет в стражи, а сын среброликого может оказаться ни к чему не пригодным и получить позорный серый пузырек. И изменить единожды выбранный путь нельзя, нельзя, нельзя!

С такими мыслями она поднялась в давно опостылевшую комнату. Дом родителей был большой, просторный, но безнадежно устаревший. Все в округе давным-давно сменили дома на деревянные, отец же по-старинке заложил проверенную смесь быстрорастущих кристаллов и грибков. Возникшее ажурное сооружение, напоминающее гигантскую связку шаров, застрявшую в густой древесной кроне, приспособили под нужды семьи.

После пробежки тело не желало отдавать силы даже мыслям, оно желало спать. Глаза сами закрывались. Кейла удобно устроилась в гамаке-люльке на балкончике и заслонилась от вездесущего солнца ширмой. Как всегда в акаты идей неподвижное светило в небе раздражало. Хотелось сбежать от него… хотя бы даже на темную сторону Сенты. Но уснуть не удалось. От близости предстоящего испытания бросало в холодный пот. Кейла тревожно сжимала и разжимала кулаки, не замечая того.

«Я не стану об этом думать. Я не стану думать до того момента, пока не увижу перед собой разноцветный пузырек», — мысленно пообещала себе она и немного успокоилась. За ширмой послышалось какое-то шуршание. Кейла приподнялась, и от неосторожного движения гамак закачался.

Из-за черного прямоугольника ширмы показалось золотое кружевное перо сенрито — птицы удачи, за ним — голова Энжета.

— Ты была такая мрачная, что я подумал, перо птицы-удачи тебе пригодится, — он скользнул к ней. — Отдыхаешь?

— А ты уже бодр и деятелен, как я погляжу…

— Да, — глаза Энжета блестели. Их с Кейлой биологические часы были почти идеально рассинхронизированны. Когда для нее наступало время идей, для него приходило время действий, и наоборот.

— Мы с тобой полное отражение друг друга и должны быть вместе, — Энжет сделал упор на слове «должны», устраиваясь поудобнее в ее гамаке. Пером сенрито он в это время щекотал круглое ушко Кейлы, и она поморщилась, дернула головой: