Искатель. 1962. Выпуск №4 - Ю. Чернов

Поэтому космонавты сделали то единственное, что им оставалось: сняли с ракеты все, что могло представлять для них какую-нибудь ценность, и перенесли в чужой корабль. Здесь хоть можно было снять скафандры и отдохнуть, подумать, что делать дальше.

Умом они понимали: случилось непоправимое. Но сердце отказывалось верить, что всякая надежда вернуться на Землю отрезана и долгие годы — или сколько им еще осталось жить — им суждено провести на этом спутнике. Пожалуй, выражение «долгие годы» было чересчур оптимистичным: из своей ракеты им удалось спасти лишь кислородный резерв. Демонтировать регенерационные установки в этих условиях без специальных механизмов было невозможно. Правда, в чужой ракете тоже был кислород, но сколько его еще оставалось в резервуарах, неизвестно; подача могла прекратиться в любую минуту.

А если и хватит кислорода, то впереди их подстерегают еще голод и жажда: когда будут исчерпаны все запасы, имевшиеся в ракете и рассчитанные лишь на время рейса, с небольшим аварийным резервом.

…Но так или иначе, отсрочку они получили. Сейчас Сенцов и Раин, уже побывавшие в здешней ракете, уверенно вели товарищей.

Космонавты миновали одну поперечную переборку. За ней коридор сразу расширился, пол его был выложен странными, неправильной формы плитками. Космонавты шли, и все время их преследовало чувство неловкости, какое охватывает человека, случайно попавшего в чужую квартиру в отсутствие хозяев, когда на каждом шагу открываются какие-то неожиданные, интимные, милые для посвященных, но ничего не значащие для посторонних подробности.

Вне ракеты этого чувства не было, как не было и самого ощущения дома: слишком уж обширными, на земной взгляд, выглядели и ангар и весь спутник и слишком ясным было сугубо техническое назначение всех его помещений и устройств. Здесь же были другие масштабы, сравнимые с земными, и те самые подробности и мелочи, какие только и делают живым всякое жилье, подробности, указывающие не только на мысль, но и на чувство разумного существа: узор пола, странная, незаметно переходящая одна в другую окраска стен — с разных точек зрения одно и то же место воспринималось то зеленым, то золотистым, а то вдруг густо-синим, с какими-то светлыми прожилками. Осветительные плафоны в точности повторяли форму самого корабля; зеркальные пластины у дверей: неведомым хозяевам свойственно было, видимо, стремление к нарядности, к праздничному блеску (а для настоящего звездолетчика всегда был и останется праздником каждый полет). Все это делало их существами, во всяком случае, понятными.

Обменявшись несколькими фразами по этому поводу во время краткой передышки в коридоре, космонавты двинулись дальше.

— Далеко вы нас ведете? — спросил Коробов, покряхтывая под тяжестью большого резервного баллона с кислородом.

— Не знаю, так далеко мы с Раиным не заходили… — ответил Сенцов. — Думаю, надо пройти в самый нос, расположиться там, а потом уже… ох!

Переборка была прозрачной, и Сенцов, шедший чуть впереди, не разглядев, налетел на нее. Несмотря на прозрачность, она обладала, похоже, твердостью легированной стали. Сенцов ожесточенно тер ушибленный локоть.

— Вот тебе на… Что же, дальше и пройти нельзя?

— Вот именно… — сказал подошедший Раин. Он тщательно ощупал переборку: в ней не было и намека на дверь.

— Так… — зловеще сказал Сенцов. — Опять начинаются загадки. Откровенно говоря, у меня пропало всякое желание их разгадывать. Но придется поискать, как же она убирается…

— Тогда только без меня, — мрачно сказал Коробов, отступая назад. — Я тут что-либо нажимать или открывать категорически отказываюсь. Хватит с меня одного приключения!

Сенцов улыбнулся, но на всякий случай тоже отошел подальше от перегородки.

— Что же, — спросил сзади Азаров, — так и будем стоять в коридоре?

Тогда Сенцов, рассердившись, решительно открыл ближайшую из боковых дверей. Она плавно укатилась вбок, в стену.

Их взглядам открылась довольно обширная комната. Она производила странное впечатление: по двум стенам ее хитро переплетались прозрачные и непрозрачные трубки, висели сосуды причудливой, невиданной на Земле формы; низкие шкафчики — на их дверцах тускло голубели выключенные экраны.

— Лаборатория какая-то, — сказал Сенцов.

— Комфортабельная лаборатория, — сказал Раин, указывая на занимавший всю середину комнаты низкий стол в форме буквы «S». Около него находились две бесформенные, как показалось на первый взгляд, кучи какого-то светлого вещества. Раин подошел, тронул рукой поверхность одного возвышения. Она мягко поддалась. Он уселся — часть бесформенного возвышения полезла вверх, словно он вытеснил ее весом своего тела, образовала подобие спинки. Раин откинулся на нее, положил руки на колени, сказал с удовольствием:

— Удобно…

Не вставая, он оглядел цветные занавеси, висевшие на одной из стен. Они даже с земной точки зрения гармонировали с нежной окраской стен.

Войдя в комнату, остальные космонавты сложили на пол свой груз и теперь тоже с любопытством осматривались. Азаров присел на стоявшее поодаль, в самом углу, ложе из такого же, как кресло, непонятного материала. Ложе опустилось под ним, обхватило его со всех сторон… Сенцов подошел, сел рядом, сказал:

— Противоперегрузочное устройство, что ли? Сидишь на нем — веса своего не чувствуешь.

Коробов разглядывал стены. На них кое-где виднелись неправильной формы выступы, похожие на рамки, но пустые — ни рисунков, ни фотографий, чистая белая поверхность.

Кроме ложа и столика с двумя креслами, в этой части каюты ничего не было, хотя места оставалось столько, что, по замечанию Азарова, могла бы танцевать не одна пара. На стенах виднелись какие-то головки, кнопки. Нажимать их и вообще что-нибудь трогать Сенцов сразу категорически запретил, хотя и у самого чесались руки.

— Нельзя, — сказал он в ответ на обиженное возражение Азарова. — Не говоря уже о том, что здесь в любую минуту, могут оказаться хозяева…

Насчет хозяев он сказал с неким умыслом. Все были подавлены набегавшими одно за другим событиями. Следовало дать ребятам возможность выговориться, отвести душу. А о хозяевах спутника и этого корабля наверняка захотят поговорить все.

Так оно и получилось.

— Насчет хозяев — это старая песня, — сказал Азаров. — Кто их видел? Никто. Кто видел хотя бы их след? Тоже никто. Уж если ни один из них не счел нужным до сих пор показаться — значит, на всем спутнике нет ни одной живой души. Одни автоматы.

— Допустим, — отозвался Коробов. — Их действительно сейчас может и не быть на спутнике. И тем не менее не исключено, что в любую минуту они могут появиться.

— Откуда? — запальчиво спросил Азаров. — Из воображения? Оно не у всех такое необузданное, как у тебя…

Коробов пропустил выпад мимо ушей.

— Почему из воображения? С планеты… От Марса нас отделяют всего двадцать три тысячи километров. Для такой вот ракеты расстояние пустяковое. Предположим, что спутник действительно автоматизирован до предела. Но время от времени сюда могут являться и его настоящие хозяева, ну, для контроля, что ли, для наладки… А кто может поручиться, что те же автоматы не сообщили им о нашем прибытии и сейчас их ракета уже не находится где-нибудь поблизости?

— Поручиться, конечно, трудно… — сказал Раин. — Но все же это кажется маловероятным.

— Почему?

— Потому, что это не дает ответа на один вопрос: почему в течение всех этих лет, обладая такой первоклассной стартовой площадкой для космических путешествий, как этот спутник, и такими кораблями, как тот, в котором мы находимся (он похлопал ладонью по креслу), они до сих пор не посетили Землю?

— Вопрос не новый, — сказал Сенцов.

— Тем не менее закономерный. Ответ может быть, как я считаю, только один: они не посетили нас потому, что их здесь давно нет.

— Как давно? — спросил Азаров.

— По меньшей мере с тысяча девятьсот восьмого года…

— Но что же могло произойти на планете за несколько десятков лет?

— А почему обязательно на планете?

— Ну, знаешь ли, — сказал Коробов, — это уже несерьезный разговор. Что же, по-твоему…

Сенцов с удовольствием слушал разгоревшийся спор: все, казалось, и в самом деле забыли, в каком положении очутились. Три голоса звучали переплетаясь… Кстати, почему только три?

Сенцов перевел взгляд на Калве. Тот как вошел в каюту, так и стоял возле двери, даже не присел, только положил на пол свой мешок с водой. Он даже не открыл, как другие, шлем скафандра, и лицо его за отблескивавшей пластмассой было плохо различимо.

— Лаймон, а ты как думаешь? — спросил Сенцов.

Калве не пошевелился. Тогда Сенцов встал, подошел к нему, крепко тряхнул. Калве медленно откинул шлем: лицо его неузнаваемо осунулось, редкие волосы были взъерошены, глаза упрямо прятались за веками.