Портрет кудесника в юности - Евгений Лукин

Лёг на спину, изгнал мысли — и вскоре ощутил дрожь, сопровождаемую примерно тем же дребезжащим звуком, что издавал разгоняемый зациклившимся барабашкой напольный вентилятор, только гораздо громче, словно вертушку вставили прямиком в череп. Затем ученик чародея почувствовал, как тело его (астральное, разумеется) всплывает над топчаном. Предметы налились тусклым светом неопределённого оттенка, из стены справа вынырнула стайка полупрозрачных удлинённых клочков позитивной энергии и, торопливо пересёкши тесное помещение, сгинула в той стене, что слева. Продолговатики.

Внезапно Глеба с необоримой неспешностью развернуло и поставило торчмя, хотя сам он ничего подобного делать не собирался. На секунду стало страшновато, однако вскоре Портнягин сообразил, что астральное тело просто-напросто выполняет установку, неосознанно данную хозяином перед вылазкой в тонкие миры. А установка была: выйти на виновного. Наконец невидимая сила уткнула Глеба лицом в простенок между углом и дверью. Всмотревшись, он различил контуры некрупного барабашки, припавшего к эфирной притолоке. Хватательный рефлекс в отличие от логического мышления в астрале не утрачивается — напротив, обостряется, и, прежде чем ученик колдуна успел оценить собственные действия, его пятерня, не дожидаясь приказа, сграбастала прозрачный загривочек твари, сопротивления, кстати, не оказавшей.

Поначалу Глебу почудилось, что барабашка — тот самый, из вентилятора. Хотя их ещё поди различи! Да и Ефрем недавно сказал, что если зациклился, то навсегда… Или опять пошутил?

Пройдя с неожиданной добычей прямо сквозь хлипкую гипсолитовую переборку, Портнягин вновь очутился в комнате, но учитель был там уже не один. Клиент пожаловал.

Старый колдун бросил неприязненный взгляд на физически незримого питомца, однако смолчал и знака удалиться не подал. Поэтому Глеб счёл себя вправе подождать конца визита, так сказать, инкогнито. Вентилятор трясся и дребезжал, как всегда.

— Ну, что тебе тут можно посоветовать… — неторопливо вещал Ефрем. — Лестница у тебя в особняке как закручена? По часовой стрелке или против?

Клиент был исполнен почтения.

— Если поднимаешься — против… — отвечал он как на духу.

— Вот! — Старый колдун многозначительно понял палец. — Потому-то у тебя с делами порядок, а дома нелады… Ты ж, Господи прости, в офис-то свой из особняка, получается, по часовой стрелке идёшь, а домой-то возвращаешься — наоборот! Вишь, незадача какая… — Ефрем задумался. Клиент смотрел на него с надеждой. — Слышь! — вскричал осенённый чародей. — А ты возьми и вторую лестницу пристрой! Чтобы, значит, и подыматься так же, как спускаешься, по часовой… Или накладно?

— Что вы, что вы! Какое «накладно»! Да я ради семьи…

— Вот и славно… Теперь паркет. — Колдун опечалился, помотал бородёнкой. — С паркетом — бяда-а…

— А что такое? — всполошился клиент.

— Ну как… Ежели, не дай Бог, хоронить кого, гроб-то положено вдоль половицы ставить! Иначе повымрут все! А как ты его на паркете вдоль половицы поставишь? Крути, не крути — всё поперёк получается!

— И как же тогда? А то линолеум, знаете… несолидно…

— Значит, обычай такой: купи новые тапки, отдай у церкви и, помянув усопшего, скажи: «Нам в разные стороны».

— Вслух?

— Можно и про себя…

Чужой барабашка понуро свисал из ухватистой пятерни Глеба без единой попытки вырваться и лишь иногда вяло поджимал четырёхпалые ручонки. Странно. Ефрем предупреждал: брыкучие, хрен удержишь… Может, больной? Как бы от него ещё инфекцию какую-нибудь астральную не подцепить…

Тем временем владелец особняка расплатился, откланялся и в задумчивости отбыл. Лестницу пристраивать пошёл. Или тапки покупать. Старый колдун с интересом повернулся к энергетической ипостаси ученика.

— Гляди-ка! — одобрительно заметил он. — И впрямь поймал… А чего это он у тебя квёлый такой?

— Да я вот тоже думаю: вдруг заразный… — озабоченно отозвался Глеб.

— Покажи-ка поближе…

Портнягин подплыл к Ефрему, предъявил задержанного.

— Не-е… — приглядевшись, успокоил наставник. — Зараза тут ни при чём. Это, видать, тяпнул его кто-то… Лапка-то, а? Ай-яй-яй-яй…

Действительно, задняя хватательная конечность потустороннего существа была заметно тоньше, прозрачнее других и вдобавок рахитично скрючена.

— И кто же это нас так тяпнул? — задумчиво продолжал Ефрем. — А-а… Понятно. На хыку нарвался, — сообщил он Глебу. — Может, даже и на нашу…

— А разве хыки негативку хавают? — усомнился ученик.

— С голодухи? Запросто!

— И что с ним теперь делать?

— Ну не наказывать же! — резонно молвил колдун. — И так вон досталось задохлику… Тетрадку, небось, из последних силёнок прятал… Сразу вернул или материть пришлось?

— Сразу.

— Ну вот видишь… Отпусти. Может, ещё оклемается…

Снова преодолев гипсолитовую перегородку, Глеб Портнягин, колеблясь в обоих смыслах этого слова, завис посреди чуланчика. Отпускать пойманных на месте преступления барабашек ему ещё не доводилось. Просто разжать кулак: ступай, дескать, на все шесть сторон? А ну как не захочет? Ну как останется и опять что-нибудь заныкает?

Однажды Ефрем в присутствии Глеба выхватил из воздуха нечто недоступное глазу и кинул ко всем чертям сквозь стену. Кстати, а вдруг не сквозь? Вдруг именно об стену? Точнее — об эфирный её эквивалент…

Живодёром Портнягин никогда не был. Пусть даже наставник уничтожил в тот раз нечто зловредное, но сейчас-то случай другой… В сомнении Глеб подплыл к внешней капитальной стене и, бережно просунув руку с барабашкой во двор, растопырил пальцы.

Ныне отпущаеши…

Физическое тело Портнягина лежало навзничь на топчанчике и, прикрыв веки, с блаженным идиотизмом улыбалось в потолок. Каждый раз после выхода в астрал, вновь одеваясь, как говорят староверы, в ризы кожаные, Глеб неизменно испытывал неловкость за свою бренную оболочку, хотя прикид у него, конечно, был — позавидуешь: рост, размер, покрой. Да и качество — дай Бог каждому!

И вот тем не менее…

Совсем уже собравшись вернуться в наш суетный мир, ученик чародея внезапно уловил лёгкое движение в изголовье топчанчика. Вернувшийся со двора барабашка пытался ослабевшей, но всё ещё шаловливой ручонкой запихнуть уголок тетради под подушку. Прятал.

Решительно облачась в грубую материю, Глеб покинул чуланчик.

— Ефрем! — хмуро молвил он, снова появляясь в комнате. — Может, подкормить его сначала? Пропадёт же…

— А что ж? — согласился покладистый чародей, снимая очки и кладя на стол чёрную книгу. — Подкорми…

— Как?

— А посади вон на плаху…

Оба посмотрели в угол, где стоял набрякший негативной энергетикой замшелый плоский пень, на котором, согласно легенде, простился когда-то с жизнью известный Рафля.

— В самый раз для барабашки, — заверил Ефрем. — Заодно угланчиками подхарчится… Вон их сколько! Роем ходят…

Действительно, даже не навострившийся ещё глаз ученика и то различал слабое поползновение стеклистых пузырьков над трухлявым древесным обрубком.

— Это с тех пор отрицаловка не выдохлась? — недоверчиво хмыкнул Глеб.

— Подновляем помаленьку… — не стал запираться колдун. — Да и начальный заряд сильный был… Мало что казнили, ещё и надсмеялись! Рафле-то, слышь, стрелецкий полковник предложил: выбирай, мол, сам, что тебе отрубить…

— А он?

— Отрубите меня, говорит, ваша милость, всего сразу.

— Ловко! — восхитился Глеб.

— Чего ловко-то? — насупился колдун. — Всё равно четвертовали… Ироды! Ну давай тащи сюда инвалида своего…

В отличие от тамтама, туттут требует длительного нагрева — и всё равно звучит глуховато. Плотно задрапировав застеклённую бойницу байковым одеялом, Портнягин расположился на коврике в позе астраханского лотоса, зажёг свечи, спиртовку и, сунув руку под топчан, не обнаружил там инструмента.

— Шутик, Шутик, поиграй и отдай! — процедил он, нечеловеческим усилием воли смирив соблазн сразу же прибегнуть к матерному ритуалу.

Выждав, взял одну из свечей, посветил под дощатое ложе. Нету.

Встал, включил лампочку. Туттут преспокойно лежал на топчане. И Глеб Портнягин заматерился всуе.

Дверь чуланчика приоткрылась.

— Воюешь? — насмешливо полюбопытствовал старый чародей, окидывая зорким оком спиртовку, свечи, туттут, задрапированное оконце, магические знаки на полу, меловой круг и лежащую посередине финку с наборной рукоятью.

— А чо она! — в остервенении проговорил Портнягин.

— Она? — опешил колдун. — Барабашка? Они ж бесполые!

— Его счастье! — проскрежетал доведённый, видать, до белого каления ученик. — Оторвать нечего, а то бы…

— Опять спрятал что-нибудь?