Страж Либерилля - Владимир Корн

Извозчик не заставил себя долго ждать, и настало время прощаться.

— До свидания, Сесилия, — с чувством произнес я, пожимая ей руку. — Очень приятно было с вами познакомиться.

— Кристиан, ты так торопишься со мной расстаться?

Я посмотрел в глаза Сесилии и увидел в них то, что заставило меня ожесточенно помотать головой. Совершенно не тороплюсь!

Глава 8

— Что-нибудь выпьешь?

— Разве что кофе.

— Сейчас я тебя таким замечательным кофе угощу! — многозначительно пообещала Сесилия. — Только подожди немного.

К слову, я бы выпил и чего-нибудь покрепче. Не потому что любитель, просто для храбрости. Мне все еще не верилось, что мы до сих пор не расстались и вечер обещает дать продолжение. Но на голодный желудок может и развезти, хорош же тогда я буду! С утра ничего не ел, после того как у Слайна позавтракал куском рыбного пирога, кстати, состряпанного Лаурой.

И еще я завидовал Дугласу. Мой друг, оказавшись в жилище даже самой малознакомой девушки, первым делом отправляется инспектировать кухню в надежде что-нибудь съесть. Причем все у него получается настолько естественно, что ему ни разу не сделали замечание. У меня так не получится, наверное, издержки воспитания.

Жилище Сесилии было уютным. И еще все вокруг сияло чистотой. Хотя чего тут удивительного? Не сама же Сесилия здесь убирается, непременно должна быть служанка, пусть и приходящая.

Я устроился в красивой гостиной, размышляя о том, что теперь точно знаю, какой подарок ей понравится. В последнее время все как будто помешались на абстрактном импрессионизме. Вот и у Сесилии на стене напротив меня висел типичный образчик этого направления в искусстве. Слайн с ума сойдет, когда узнает, для кого картина предназначена, так что отнекиваться не станет. Кроме того, в его полотнах есть хоть какая-то мысль.

Я взял книгу, словно откинутую кем-то на самый край дивана, и с удивлением прочел название: «Сущности бытия». Жил пару веков назад один мыслитель по имени Элкавидур, который и написал эту книгу. Но мне как-то не верилось, что такая девушка, как Сесилия, станет читать сочинения этого философа, тем более в оригинале. Полистал, нашел свою любимую цитату, в которой сказано, что человек сам выбирает, кем ему быть: конем, повозкой или возницей, и положил книгу обратно. Для себя я давно уже определился, кем мне хочется стать. Да и Сесилия, похоже, дорогу свою нашла. Так что, вероятней всего, книгу забыл один из ее мужчин. Не такая уж она и недотрога. Один ее скандал с женатым наследником антрионского престола чего стоил: все газеты писали об этом взахлеб — все-таки принц, голубая кровь. И тут — я. Даже не верится.

Хотя, если разобраться, своей кровью, пусть и изрядно разбавленной, у меня тоже есть все основания гордиться. Нет, мои предки по материнской линии никогда не занимали престол, но вы найдете их имена в любой энциклопедии.

Я все ждал, когда Сесилия окликнет меня с просьбой помочь, но так и не дождался. И когда уже сам решил заявиться на кухню без приглашения, едва не столкнулся с ней в дверях гостиной. Сесилия держала в руках заставленный поднос, и мне только и оставалось, что его подхватить.

— Скучал? — поинтересовалась она, когда мы уселись.

— Не то слово!

Кофе действительно был восхитительным. Так же как и канапе, которых оказалось так много, что было даже непонятно, когда она успела их приготовить. Мы выпили по чашечке, болтая о чем-то несущественном, старательно держась друг от друга на безопасном расстоянии. Наконец Сесилия поднялась на ноги:

— Я в ванную. До сих пор себя грязной чувствую после того, как те трое на меня смотрели. — Она зябко передернула плечами. — Ты осмотрись пока. И вообще чувствуй себя как дома. Да, если кто-нибудь начнет звонить в дверь, не открывай. Никого не хочу видеть. Обещаешь?

Мне только и оставалось, что кивнуть. Обещаю, конечно, еще бы нет!

Когда за Сесилией захлопнулась дверь ванной, я подошел к роялю. Великолепному концертному роялю «Бекхнерт» стоимостью как немаленький дом где-нибудь в том же Консо. Постоял, глядя на него, осторожно тронул клавиши.

Мне, как и любому музыканту, мало играть чужую музыку, я всегда мечтал сочинять свою. Скажу прямо: с этим у меня дела обстоят неважно. В голове постоянно звучит музыка, но чаще всего — чужая. Так что, вполне возможно, для своей попросту не хватает места. И все же несколько мелодий мне удалось родить. Одна из них появилась совсем недавно, и я не успел ее ни записать, ни даже сыграть. И тут — такая возможность, да еще и на великолепном инструменте, который не шел ни в какое сравнение с тем, что был в студии Слайна.

«Нет-нет, тут необходимо акцентировать сильные доли, — некоторое время спустя размышлял я, полностью захваченный игрой. — А вот здесь — аллегро, аллегро!»

Занятие увлекло меня настолько, что я не заметил, как вернулась Сесилия. Не знаю, сколько времени она наблюдала за мной, но первое, что она произнесла, было:

— Красивая мелодия! Чье это?

— Да так, услышал где-то, — поскромничал я.

— Может, сыграешь что-нибудь еще?

— Нет ничего проще! — Взяв несколько аккордов, я встал, повернулся спиной к роялю, и решительно шагнул к ней: сколько можно себя сдерживать?

Такую мелодию Сесилия непременно должна была узнать. Ведь это — одна из ее песен, где говорится о том, чтобы мужчина вел себя более решительно. Или пусть убирается к дьяволу, если настолько глуп, что ничего не может прочесть в женских глазах.

Следующим утром, когда я уже готовился к тому, чтобы покинуть ее дом, она вдруг спросила:

— Так я тебя жду? Правда, в ближайшие несколько дней не получится никак: у меня выступления. Заканчивать буду поздно, и у меня не останется никаких сил даже на таких милых мальчиков, как ты. — Голос ее звучал будто бы индифферентно, но я видел, что она слегка напряглась. Совсем чуть-чуть, едва заметно, и все же, все же. И, не дожидаясь ответа, погладила меня по щеке. — Ты был весь такой — мм! Везет же мне в последнее время на мужчин!

Последнюю фразу она, конечно, добавила зря. И все-таки я был рад слышать ее слова.

В кафе «Боцман Хью», откуда мы с Сесилией ушли вчера вечером, сидела вся моя компания, как будто никто никуда и не уходил. И даже отсутствующий вчера Дуг появился.

Не знаю, имел ли прежде владелец кофейни какое-нибудь отношение к флоту, но если представить его с косынкой на голове, золотой серьгой в ухе и с бородой, желательно рыжей, он будет выглядеть настоящим боцманом, от одного взгляда которого матросы полезут на верхушки мачт даже в самый жестокий шторм. Интерьер в кафе, которое всегда так и тянуло назвать таверной, морской тематике соответствовал полностью: всякие там картины, изображающие бушующие моря и летящие навстречу шторму парусники; штурвалы; до золотого блеска начищенный медный корабельный колокол. Пьяным Дуг все порывается позвонить в него от всей души, но каждый раз нам удается уговорить его не делать глупостей.

Поприветствовав хозяина кивком головы, я вдруг увидел, что он приглашает к нему подойти.

— Что хотели? — уточнил я.

Вроде бы мои парни всегда ведут себя здесь пристойно и долгов за нами нет. К тому же пару раз мы помогли хозяину навести здесь порядок, утихомирив перебравшую компанию, причем дело даже не дошло до мордобоя.

— Кристиан, — начал он, что сразу меня насторожило. Обычно хозяин зовет меня Крис. — Скажи, только честно: это была она?

— Нет, — завертел я головой. — Просто похожая девушка. Потому и познакомился.

На лице его мелькнуло разочарование:

— Мне мог бы и признаться. Я ее узнал.

«А если узнал, зачем тогда спрашиваешь?» — хотел было сказать я, но промолчал.

— Глаза красные, — произнес Дуглас, хотя глядел куда-то в сторону кухни. — Явно не выспался.

— И вид уставший, — поддакнул ему Густав. — Наверное, ночка выдалась та еще.

— Так, физиономисты,[5] не дождетесь! — сразу объявил я. Буду я им подробности наших с Сесилией утех рассказывать! Хотя конечно же они очень желали бы их услышать. Но только не от меня: никогда этим не занимался.

— Это он нас похвалил или обругал? — как к самому умному, обратился к Рамсиру Ковар.

— В подобном контексте так сразу и не определишь, — совершенно серьезно ответил тот.

Гад, что еще скажешь?

Подошел гарсон и поставил передо мной тарелку с горячим ростбифом и картофелем фри. Я даже заморгал: этот огромный кусок мяса, который умопомрачительно пах, словно стал воплощением моей мечты. В одном Густав прав: сил потрачено немало, а пяток канапе, съеденных накануне вечером, — это мизер для молодого растущего организма.

— Ну и что ты на него уставился? Ешь давай! Знаю я тебя: как до женщины дорвешься, обо всем на свете забываешь. Вот так всегда, — обратился Дуг к остальным, — мы к нему со всей душой, а он нас какими-то гомистами обзывает. Хорошо хоть не гомиками.