В ожидании апокалипсиса - Чингиз Абдуллаев

— Если бы во время нашей встречи с Либерман к ней заглянула контрразведка, вы правда стреляли бы в меня?

— Да, — сразу ответила Мария, — безусловно. У вас не было бы в таком случае ни одного и шанса спастись.

— Спасибо за откровенность. Значит, вы все-таки имеете инструкции на этот счет.

— Только ради спасения операции. А вообще я должна охранять вас.

— Своеобразная защита, вы не находите?

— Не знаю. Это меня не интересует. Официант принес мясо с гарниром.

— В разных странах мира, кажется, в Австрии и в Дании, я много слышал об убийце-женщине по кличке Кобра. Я представлял вас постарше.

— Я вас тоже. Сколько вам лет на самом деле?

— Почти тридцать пять.

— А выглядите намного старше, значит, мы примерно одного возраста. Так что ваши предположения были верными.

— Нет, — возразил Дронго, — я думал, что вам лет шестьдесят. В 1986 году в Нью-Йорке в меня стреляла профессиональная убийца Луиза Шарнер. Ей тогда было сорок пять. Видимо, убийство — профессия женщин средних лет. Я был тяжело ранен.

— Ее нашли?

— Разумеется, нет.

— Я слышала об этом, но не знала подробностей. Вы тогда проводили операцию по обеспечению безопасности глав государств на сессии ООН.

— Верно. Но это все в прошлом. Я долго болел, почти три года не работал. И наконец осенью девяносто первого получил очередное задание — отправиться в Австрию.

Женщина достала вторую сигарету. Официант, смирившийся с подобным нарушением, больше не подходил. Для аккуратного немца должно было случиться нечто исключительное, чтобы посетители осмелились нарушить строгие правила ресторана. Поэтому он благоразумно молчал.

— Там я встретился с женщиной. С любимой женщиной, которую ждал несколько лет. Кроме нее, у меня там находилось двое связных, один из них был моим близким другом. Рассказывать дальше?

Она молча кивнула.

— Выяснилось, что меня послали для подставки. Тогда в Вене шла крупная игра трех разведок — советской, американской и МОССАДа. Моего друга убили наши, другого связного — израильтяне. Женщину — сами американцы. Интересная комбинация, правда? — горько спросил он.

Она смотрела ему в глаза. Рот был плотно сжат, и теперь видны стали упрямые складки, начинавшиеся от подбородка.

— Тогда я остался один. Но сумел вернуться обратно. Это наверное, мой бич — терять близких друзей. Со мной всегда работали замечательные люди. Но вот сейчас впервые я работаю в паре со своим потенциальным убийцей. Не обижайтесь, я не хотел вас оскорбить. Просто размышляю над этим феноменом.

Он чуть пригубил стакан.

— Вы будете пить кофе? — спросил Дронго.

— Давайте пройдем в бар, — предложила женщина.

Расплатившись с официантом и дав ему щедрые чаевые, они прошли в бар, расположенный в правой части ресторана. Дронго и его спутница присели за стойку бара на высокие кресла.

Бармен подал им две чашечки кофе.

— Вы же не пьете кофе? — удивилась Мария.

— Все равно. Иногда пью.

Они молчали. Долго молчали, сидя рядом, почти касаясь друг друга. Больше не было произнесено ни слова.

Выпив кофе, Дронго бросил деньги на стойку, вставая. Посмотрел на часы.

— Уже первый час ночи.

— Да, — тихо отозвалась женщина, — уже поздно.

В лифте она стояла к нему спиной, и он видел лишь ее густые, коротко остриженные темные волосы.

Он проводил ее до самой двери.

— Спокойной ночи, Мария.

— Спокойной ночи, Андрэ.

Она повернулась и, не оборачиваясь, вошла в свой номер.

Дронго достал магнитную карточку, открыл свой номер. Разделся и пошел под душ. Долго стоял под горячей водой, почти кипятком, словно пытаясь стереть воспоминания сегодняшнего дня.

Когда он вышел из ванной, был уже почти час ночи. Дронго включил телевизор, и в этот момент раздался звонок.

— Вы не спите? — спросила Мария. — Можно к вам зайти?

— Пожалуйста. — Он вскочил с постели, набрасывая на себя рубашку и неуклюже одевая брюки.

В дверь постучали. Он успел застегнуть брюки и поспешил открыть. На пороге стояла Мария, одетая, как и прежде, в темное, плотно облегающее ее фигуру платье.

— Вы не отдыхали?

Захлопнув дверь, она прошла внутрь.

— Нет. Я просто сидела на кровати и думала. И потом, у меня это единственный наряд, — горько призналась женщина. — В моем багаже еще две пары брюк. И шерстяной свитер, если придется ждать кого-то на открытом месте.

Она села на стул.

— Вы не спали? Что-нибудь интересное показывают по телевизору?

— Не знаю. Я принимал душ. Он стоял, глядя на Марию. Та вдруг с непонятным ожесточением спросила:

— Что вы на меня так смотрите?

— Ничего, — удивился Дронго.

— Да, — зло проговорила Мария, — все правильно, я сама пришла к вам.

— Не понимаю. Она поднялась.

— Можно, я останусь у вас? Он молчал. Опустив голову, гостья повернулась к выходу.

— Простите, — выдавила Мария. Он схватил ее за руку.

— Останьтесь.

Женщина повернулась, ни слова не говоря, подошла к телевизору, выключила его и, встав к нему спиной, начала снимать платье. А Дронго просто стоял и смотрел. Чувствуя затылком его обжигающий взгляд, Мария сняла с себя все. Бросила на пол и повернулась к нему.

— Я очень старая?

Он смотрел на ее маленькие груди, на ее стройное, почти мальчишеское тело, заставляя себя не думать о сегодняшнем убийстве Хайнштока. Кажется, ему это удавалось теперь лучше, чем полчаса назад под душем.

Выключив свет, Дронго шагнул к ней.

Ее страстность в первый момент ошеломила его. Словно все не растраченные за долгие годы чувства вдруг изверглись из этой женщины с непривычной для ее лет эмоциональностью, доходящей до откровенного бесстыдства. Изголодавшаяся по любви, она снова и снова подчиняла себе его тело, отдаваясь сама этой страсти до пределов возможного.

Уже под утро, когда она, выбившись из сил, заснула, Дронго с удивлением заметил, что спящая Мария похожа на большого ребенка, уютно посапывающего у него на плече. Если не вспоминать, что на счету этого «ребенка» четыре с лишним десятка человеческих жизней, можно было ее даже полюбить. Во сне ее лицо казалось спокойным, даже красивым.

Но Дронго помнил, и это накладывало свой неизгладимый отпечаток и на сегодняшнюю ночь, и на их отношения в будущем.

Глава 12

Даже после ночи любви они продолжали обращаться друг к другу на «вы». Впрочем, в английском языке, на котором они в основном говорили, не бывает различий между; «ты» и «вы». Но когда в редких случаях они переходили на русский, неуловимая зыбкая преграда вновь возникала между ними. Он не мог забыть убийства Хайнштока. И она знала, что он этого никогда не забудет.

Поздним утром они завтракали в отеле почти молча, словно не решаясь нарушить сложившегося равновесия. Оба понимали, что сегодняшнее событие не было внезапно вспыхнувшей страстью. Чувство одиночества могло добить по отдельности каждого из них, и они счастливо соединились, чтобы противостоять этому.

После завтрака Мария ушла на встречу со связным, а Дронго, не зная, как убить время, решил прогуляться. Немецкие города, такие похожие друг на друга размеренным порядком, какой-то провинциальной ухоженностью и чистотой, приятно успокаивали нервы. Он любил тихие европейские города Бенилюкса и Германии, Швейцарии и Австрии. Центры экспансивных южан — французов, итальянцев, испанцев были шумными и многоголосыми, а здесь царили покой и умиротворение.

По его расчетам, Эдит сегодня уже выехала во Францию. Если все прошло нормально, Мария вернется с новым заданием — встречать Либерман в Париже. В таком случае через два дня Дронго отправится в Брюссель, чтобы терпеливо дожидаться там своего ареста.

В этой грандиозной игре, которая ставилась на него, Либерман должна была выйти на Филиппа Стенюи и выдать тем самым Дронго. Если «аптекаршу» «благополучно» арестуют на этой встрече, операция считается успешной, и Мария возвращается в Брюссель для контроля за Дронго. После его ареста она выезжает обратно в Россию. Теперь все зависело от оперативности и сообразительности пожилой, приятной в общении, румяной бабушки Эдит Либерман — бывшего майора «Штази» и засекреченного агента КГБ.

Собственно, эта роль предназначалась Эриху Хайнштоку, но тот, отказавшись, подписал себе смертный приговор.

Анализируя спокойно все события, предшествовавшие убийству агента, Дронго с горечью сознавал, что у того не было ни единого шанса.

Смерть немца была неизбежна, как математическая формула. Следуя загадочной формуле, которую выводили в Управлении внешней разведки России, живой Хайншток должен был отправиться во Францию. «Он вряд ли сумел бы где-нибудь укрыться, — думал Дронго, — иначе российская разведка сразу отменила бы начатую операцию». Тысячи агентов, задействованных в этой акции, моментально подключались бы к розыскам Хайнштока и его ликвидации. Даже одного шанса из тысячи не имел отказавшийся от сотрудничества Хайншток. Не застрели его Мария, утром в его автомобиле мог прогреметь взрыв. Или его машина могла на полном ходу перевернуться, попасть в аварию. Тогда было бы два трупа — Хайнштока и его новой жены.