Суд Эрлика - Питер Нейл

Безымянный собеседник печально кивнул головой.

— Да. Эта история прибавила немало седых волос моему господину. Он старался разлучить влюбленных, услал Иссехана в Туран, а сам поспешил выдать Таммузу за Дауда… Ничто, кроме угрозы разоблачения и позора, не смогло бы заставить его прекратить давнюю вражду и выдать свою ненаглядную дочь за человека, который на добрых двадцать лет ее старше… Но эмир Мундара опасался, что среди подданных его возникнет недовольство, как только связь принцессы со своим двоюродным братом, выйдет наружу. Этим могли воспользоваться жрецы, давно уже расшатывающие основы престола… А Таммуза ничего не желала слушать. Хуже того, она и сюда сумела вызвать своего возлюбленного. Сперва он увез ее, обставив все как похищение, а на самом деле намереваясь бежать с принцессой в Иранистан… Когда же супруг вернул Таммузу во дворец, она придумала новый план.

Догадка вспыхнула во взоре Конана.

— Она, должно быть, замыслила это, когда впервые увидела меня! Обратила внимание, насколько я похож на ее любовника… А затем добилась, чтобы эмир назначил меня в отряд стражников, охранявших доступ в женские покои…

— Совершенно верно, — кивнул мундарец.

— Принцессе было известно о том, что две смены стражников не поддерживают отношений между собой. Когда смена гурджийцев видела входящего в ворота рослого воина, на которого им указали, как на Конана-киммерийца, они не сомневались, что это ты и есть… А дальше Таммуза сама открывала Иссехану доступ в свою опочивальню.

— Но это ведь не могло продолжаться долго,

— Конан покачал головой. — Рано или поздно кто-нибудь узнал бы правду.

— Да, и хвала Эрлику, что первыми были мы. После похищения принцессы Таммузы мой господин, эмир Мундара, прислал сюда меня, своего доверенного слугу: он сразу заподозрил, что похищение могло быть подстроено Иссеханом, как только узнал, что тот спешно покинул

Туран. Отыскав Иссехана, я потребовал, чтобы он прекратил преступную связь с принцессой, ставящую под угрозу союз между двумя правителями… не говоря уже о счастливом браке самой принцессы… Но Иссехан отказался.

— И тогда ты убил его, — кивнул киммериец, делая знак хозяину таверны, чтобы принес еще вина.

— А что мне оставалось?… — пожал плечами слуга мундарского эмира. — На свете есть вещи поважнее любви.

— Политика, — с отвращением поморщился Конан.

— Называй как хочешь. — Убийца Иссехана опрокинул полную кружку вина. Похоже, он даже не чувствовал вкуса напитка, и самый крепкий хмель не брал его. — Я лишь исполнял свой долг. И Эрлик свидетель, киммериец — я рад, что не убил тебя.

— Дважды, — засмеялся Коннан.

— Да, дважды, — повторил тот. — Впрочем, уверен, что сам Эрлик не возражал бы против моего небольшого колдовства. Он справедливый бог, хотя и подвержен гневу. Он чтит истинных воинов и никогда не карает невиновных.

Таммуза была виновна. И Иссехан тоже… Из рук человека, что сидел сейчас напротив Конана, они приняли наказание.

Северянин поднялся с места.

— Ладно. Мне пора уезжать из этого города, — промолвил он твердо. — Прощай, и да хранят твои боги… друг.

Выехав за городские ворота, Конан-киммериец уверенной рукой направил свою лошадь за запад. Он ни разу не оглянулся назад, туда, где в зареве багровых лучей заката тонула каменная громада Эссаира.

Довольно с него восточной утонченности и восточного коварства! Честность и прямота стального клинка, ярость битвы, преданные друзья и горячие женщины, — вот все, что нужно настоящему мужчине…

Он во весь опор мчался к новым приключениям. Эссаир вскоре остался далеко позади. Пережитое — и почти уже забытое приключение.

Густой была ночь за окнами опочивальни, и, словно лунный свет, светилось белизной тело женщины, раскинувшейся на шелковом покрывале.

— У меня добрая весть для тебя, мой супруг и господин, — промолвила она, протягивая руки к мужу, что сидел на краю постели, с любовью взирая на принцессу.

— Любые слова твои — нектар для моих ушей, возлюбленная, — отозвался он, сжимая ее в объятиях. — Порадуй же меня своей вестью… Хотя мне кажется, я уже знаю, о чем ты мне скажешь.

— О, сколь велика проницательность моего господина! Так, может, ты заранее поведаешь мне, кто родится у нас — девочка или мальчик?

Эмир Дауд улыбнулся горделиво: сколько ни было в прошлом у него наложниц, за долгие годы, невзирая на все усилия знахарей и колдунов, ни одна не из женщин так и не облагодетельствовала его младенцем… Он боялся, что Эрлик призовет его к себе, так и не изведавшим радостей отцовства.

— Это будет мальчик! — воскликнул он и вскочил. — Мальчик! Наследник, которому суждено объединить Эссаир и Мундар. Он прославит в веках мое имя!

Глаза женщины, из полумрака взиравшей на эмира, блестели от непролитых слез, но, охваченный ликованием, ее супруг не замечал ничего.

…Воистину, правы жрецы Эрлика и пророка его, Вечноживущего Тарима, когда говорят: «Нет худших слепцов, чем те, кто не желает видеть».