Не родись красивой - Марта Раева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда это началось? Может быть, когда она упала в его палате от удара летящего стакана и в луже воды собирала осколки? А может, когда он недоумевал, почему только в коридоре больницы, когда она обернулась на его голос, он вспомнил этот так запавший в душу и память взгляд юной девушки? Тот особенный взгляд, который вначале был просто заинтересованным, а затем вспыхнул и засиял, как будто она узнала, кто стоит перед ней. Так было там, в вестибюле театра. Так случилось и в больнице: он держит под мышками костыли, а она снимает косынку с головы. И к ним подходит — не раньше, не позже — Митя. Создалось ощущение, что нашелся последний пазл в той картинке, которую затем они с Митей сложили и которой непомерно удивились.
И еще: все время рядом был друг, такой, что лучше не придумать! Телефон в руках Кости зазвонил, и это мог быть только он. Засмеявшись, Костя ответил: «Привет, дружище!» Голос Мити выглядел озабоченным. Спросил, разговаривал ли он со своим отцом о планах, которые тот собирался предпринять для укрепления его, Костиного, здоровья. Не подозревая подвоха, Костя сказал, что еще не приехали домой, вот приедут, тогда… И Митя сообщил, что он должен был вскоре узнать: ему предстояло через два дня лететь в Сочи — там был филиал отцовской компании, а главное — морской воздух, так необходимый для полнейшего выздоровления Кости.
Катя выполняла задание Нины Николаевны — пересчитывала комплекты постельного белья, пришедшие из прачечной, и сравнивала со списком в тетради. Раскладывая чистые халаты и пижамы, вспомнила разговор с Митей, когда он уговаривал ее в этом месяце закончить работу и готовиться в мае к вступительным экзаменам. Как много места занял этот человек в ее жизни! А ведь он заменил ей отца… или брата. А затем со вспыхнувшей радостью стала думать о Косте, о том, что он уже дома. И может быть, думает о ней, о их предстоящей встрече…
С Митей договорились, что он заберет Костю и через час после окончания ее рабочего дня они будут ждать ее в кафе-баре, ставшем уже постоянным местом встреч с Митей.
Оба друга пришли раньше 6 часов и сидели, часто поглядывая на дверь. Костя особенно был нетерпелив, но еще мог обсуждать с Митей, как ему удалось уговорить отца отложить его отъезд на неделю. Наконец Катя появилась и Костя, не выдержав, пошел ей навстречу. Остановил ее, взял за руку, другой рукой гладил по лицу. Митя видел выражение лица Кати — оно не было радостным, скорее, выражало какое-то страдание наполовину с волнением. Встал, встречая их, сказал ободряюще:
— Ну, ну, Катя, только не плачь… Ты же знаешь, Косте нельзя волноваться. — Потом понял, что надо как-то разрядить обстановку. — От вас прямо флюиды стреляют во все стороны. И в меня тоже.
Помог обоим усесться рядом, разглядывал их. А они, кажется, ничего не слышали и даже не поняли его стараний, так были прикованы взглядами друг к другу, что ему стало неловко.
— Пожалуй, я сделал свое дело и могу покинуть вас.
— Да ладно. Посиди с нами. Мы привыкнем быстрее друг к другу. — Костя улыбался и, любовно глядел на Катю, не выпуская ее рук.
Катя наконец сделала глубокий вздох и такой же глубокий выдох, улыбнулась, благодарно взглянула на Митю, по-прежнему крепко сжимая Костину ладонь, и сказала:
— Митя, правда, Костя хорошо выглядит?
— Да, неплохо, не хромает, никаких бинтов, и костылей не замечено. Давно убедился, что влюбленные всегда выглядят молодыми и красивыми.
— Да, в этом свитере он такой молодой… Костя, правда — ты похорошел. — Катя поднесла к губам руку Кости, и подставляла другой его руке погладить ее волосы. Хорошо, что пришла без головного убора, потому что эта Костина ласка да любовь в глазах приносили особенное наслаждение.
— А ты еще красивее стала. Как-то я подзабыл, насколько ты красива.
— Ребята, а я еще заметил — влюбленные буквально на глазах глупеют.
Так они перекидывались еще какими-то незначащими фразами, и всем троим было необыкновенно хорошо.
Друзья понимали: Кате надо было как-то сообщить о скорой разлуке с любимым, но ни тот, ни другой не готов был еще это сделать. Митя предоставил эту обязанность влюбленному другу и оставил их наедине.
И Косте пришлось самому искать возможность объяснить, почему они скоро должны расстаться вновь. Когда Катя воскликнула, что теперь стало так светло и что тучи над их головами наконец рассеялись, он стал испытывать угрызения совести и промолвил:
— Катя, я должен сказать тебе то, что расстраивает меня и должно расстроить тебя.
Катя изумилась, настолько она была счастлива, взяв его за руку и ведя его к парку, где они встретились в первый день года. Уже вечерело, становилось прохладнее, но осознавала, что теперь ей ни по чем ни темнота, ни холод. Наконец — то рядом любимый человек, по которому так долго тосковала и на которого сейчас можно было глядеть сколько угодно, чувствовать тепло его руки. И даже можно остановиться и прижаться к нему. Она так и сделала: уткнула лицо ему в мягкий ворс кашемирового пальто, замерла от удовольствия и взглянула в лицо Кости. И увидела его страдальческое выражение глаз.
— Катя, знаешь, у нас для встреч только неделя, уже шесть дней осталось. Даже меньше. Мне надо ехать к морю, врачи советуют дышать морским воздухом, чтобы закрепить результаты операции.
Костя с горьким чувством наблюдал, как менялось Катино лицо: сначала оно выразило удивление, потом недоверие и, наконец, понимание произнесенных им слов. Она отстранилась и произнесла, стараясь скрыть страшное разочарование, только одну фразу:
— Что ж, Костя, надо — значит, надо.
Косте стало так неуютно от этих слов и от того, как они были сказаны, что он схватил и
