Хитрая затея (СИ) - Казьмин Михаил Иванович

— Да где ж его такой взять?! — кажется, дядя был этим искренне раздосадован.

— Изобрести, — с ходу ответил я. — Только как долго изыскания продлятся, одному Богу известно. И да, бомбы и гранаты [1] чем начинять, тоже изыскивать надо.

— А порох тебе чем для того плох? — встрепенулся дядя.

— Сейчас гранаты и бомбы, что им начиняют, чугунные, — начал я объяснять. — Чугун хрупок и даже чёрным порохом разрывается хорошо. Но в стальной ствол чугунная бомба из-за той же хрупкости не пойдёт. Снаряд тоже придётся стальным делать, значит, и разрывать его надо будет чем-то посильнее пороха.

— И правда, не потянем, — с сожалением заключил отец. — Жаль. Может, ты, Алексей что измыслишь всё-таки? — добавил он с надеждой.

Если начистоту, кое-что я уже измыслил. Но говорить пока не стал, не очень хотелось застрять в Александрове ещё Бог знает, на сколько. Ничего, вот сделают Гаврилов с Семёновым карманные (или дамские, кому как больше нравится) револьверы, тогда и посмотрим. Зато сказал другое:

— Знаете, я не могу себе представить войну, на которой не нашлось бы места солдату-пехотинцу. А раз так, то мы без дела не останемся. Сейчас нам дадут большой заказ, лет через десять перейдём на медный патрон, да и дальше будет у нас, чем заниматься. А пушки… Найдём, как и к ним пристроиться.

— Раз ты так говоришь, небось, уже и нашёл? — проявил дядя изрядную проницательность.

— Можно и так сказать, — хитренько усмехнулся я. — Нам надо, чтобы когда Военная Палата озаботится новыми пушками, князь Романов свёл бы нас с теми, кто этим займётся.

— А ты им свои подсказки про стволы, порох да начинку для бомб и гранат предложишь? — сообразил отец.

— Именно! — подтвердил я. — А после наших винтовок всем уже понятно станет, что к моим подсказкам надо прислушиваться. И платить за них по справедливости тоже надо.

Разумеется, дядя Андрей незамедлительно предложил за такое выпить. Понятно и то, что спорить с ним никто из нас не стал.

[1] Бомбами и гранатами назывались начинённые порохом ядра. Лёгкие, рассчитанные больше на осколочное действие — гранатами, тяжёлые, фугасные — бомбами

Глава 7. Дела семейные, оружейные и научные

Должен сказать, год от Рождества Христова одна тысяча восемьсот двадцать пятый, что стоит у нас на дворе, нравится мне куда как больше, нежели тот же год в прошлом бывшего моего мира. Вот всё тут лучше — и условия жизни, даже у простого народа, и общий уровень развития, и много-много что ещё. Это я, заметьте, о своём личном положении не говорю, уж его-то с моей прошлой жизнью и сравнить стыдно… Но есть и то, в чём нынешняя моя жизнь прошлой заметно уступает. Этому миру, например, очень, очень и очень не хватает Александра Сергеевича Пушкина.

Поэтому, когда выйдя из вагона на перрон, я с чувством произнёс бессмертные строки:

«Москва… как много в этом звуке

Для сердца русского слилось!

Как много в нём отозвалось!..»,

Варя изумлённо уставилась на меня.

— Алёша, что это? — недоумённо спросила она. — Красиво как…

— Не знаю, нашло что-то такое, — с виноватой улыбкой ответил я. М-да, не сдержался…

Впрочем, сам себя я прекрасно понимал. Возвращение в Москву после двух с небольшим месяцев в Александрове воодушевило меня настолько, что я даже утратил самоконтроль. Ну так, немножко.

И вот не скажу же, что Александров надоел мне хуже горькой редьки, но предвидение последние седмицы полторы не реже раза в день нашёптывало, что мне пора в Москву, что что-то в Москве то ли уже произошло, то ли вот-вот произойдёт такое, пройти мимо чего мне никак нельзя. Вот только что именно это будет, оно, предвидение, скромно помалкивало. Но, как бы там ни было, завершив обучение второго потока продвинутых артефакторов и ещё кое-какие дела на заводе, я, к несказанной радости измученной скукой любимой супруги, велел по-быстрому собирать чемоданы. Что ж, вот я и в Москве, встречай, столица!

Столица встретила меня в лице брата Василия, прибывшего на вокзал в отцовской карете. Я даже не стал спрашивать, сам ли Василий решил упростить доставку нас с Варей домой, или исполнял волю отца. А зачем? Что из одного, что из другого выходило, что родные обо мне позаботились, а уж кто именно из них — какая, по большому-то счёту, разница?

До кареты идти пришлось в быстром темпе, а то что-то зябко стало после хорошо натопленного вагона. Хорошо, обогреватель на огненных камнях в карете уже работал, и по дороге замёрзнуть у нас не получилось, да и не хотелось, ясное дело. Василию я предложил отобедать у нас, но он со всем вежеством отказался, сославшись на дела семейные, уж не знаю, какие, так что по прибытии домой я брата отпустил, распорядился насчёт обеда, да и засел со Смолиным слушать его отчёт.

Иннокентий Антонович был похвально краток — в наше отсутствие никаких происшествий дома не случилось, всё шло обычным порядком, и если у меня нет возражений, готовить себе в преемники он, Смолин, будет Егора Игнатова, в рассудительности и верности коего успел за прошедшее время убедиться. Недолго поразмыслив, я с выбором Смолина согласился. Егор этот пришёл ко мне на службу в числе первых со своей женой Таисией, занявшей у нас место кухарки. Годами Егор был чуть постарше меня и вправду отличался рассудительностью, что даже я успел заметить и оценить. И пусть сочеталась та рассудительность с некоторой медлительностью, но в пределах дома оно и не страшно, некуда тут спешить-то. Лично беседовать с Игнатовым я пока не стал, а то вдруг у него головокружение от успехов случится, но Смолину велел взяться за его подготовку всерьёз.

Смолин, отдам ему должное, в работе с прислугой одним лишь выбором Егора не ограничился и выдал мне свои предложения по некоторому изменению, так сказать, специализации кое-кого из слуг. Поскольку в результате этих изменений мне светила перспектива обзавестись секретарём и домашним мастером, я задумку Смолина с радостью одобрил и незамедлительно утвердил.

Остаток дня после обеда мы с Варей провели в отдыхе и расслабленности, ближе к вечеру запершись в спальне, а с утра, слегка уставшие, но донельзя довольные, принялись за дела — Варвара умчалась в Ильинский пассаж, столь долго не удостаивавшийся её присутствия, а я засел за подробное описание учебного процесса для своей диссертации. Заняла у меня эта работа целых два дня, а затем настало воскресенье с обязательным обедом в родительском доме.

Там всё шло своим чередом — Татьянка без особой радости переживала смещение с места главной семейной любимицы, на коем теперь прочно утвердилась моя племянница Екатерина Васильевна, Василий с Анной вовсю извлекали выгоды и преимущества из своего положения родителей той самой главной любимицы, отец с матушкой олицетворяли незыблемость семейных устоев и ещё что-то столь же величественное, Митька раз в седмицу являлся домой в увольнение и, как я понимаю, с нетерпением ждал рождественского отпуска, а Оленька находила во всём этом вдохновение для своего творчества. Похвасталась она нам с Варей целой кучей новых рисунков, где нашлось место и восхищённой возне семейства вокруг Катеньки, и переживаниям Татьянки, и развитию романа Митьки и Лизы Арсеньевой, и много чему ещё из домашней жизни. Нет, срочно надо что-то такое-этакое придумать, чтобы не дать такому таланту пропасть втуне.

Впрочем, одно благое дело я тут же и сделал, а поскольку успел шепнуть пару слов Варваре, она мне в том деле и помогла. Мы устроили весьма действенный сеанс психотерапии Татьянке. Нет, ничего подобного тому, как это происходило бы в прошлой моей жизни, и близко не было, я так думаю, здесь такое не поняли бы, просто мы уделили боярышне своё внимание, поболтав с ней о том, о сём, а уж когда Варя поинтересовалась мнением моей сестрицы относительно последних модных веяний из Вены, та аж просияла и всё то время, что мы находились в доме, аж лучилась радостью. Как мало человеку надо для счастья, да…