Мозговик - Фредерик Браун

Внешность доктора Стаунтона была ничем не примечательна. Он был маленького роста, примерно 158 сантиметров, и весил не больше 50 килограммов. Лет ему тоже было около пятидесяти, коротко остриженные волосы начали седеть, но выносливое крепкое тело и живой ум делали его моложе. И прежде всего молодым его делали глаза. Когда что-то вызывало в нем сильное любопытство, глаза не просто начинали блестеть - они сверкали, как алмазы.

Сейчас, на отдыхе, он был одет свободно и даже несколько небрежно. Стаунтон уже пару дней не брился, и трудно было поверить, что перед вами один из умнейших людей страны.

Бормоча проклятья, Стаунтон резко ударил по тормозам. Его вины в случившемся не было: избежать столкновения с собакой было невозможно. И все равно происшествие крайне огорчило его. Что случилось с собакой?

Она слепая? Бешеная? Она совершенно неожиданно выскочила из кустов. Даже если она не смотрела на дорогу, то все равно не могла не услышать шум мотора - единственный звук в тиши сельской местности. Этот громоздкий фургон, старый и дребезжащий, он приобрел в Грин-Бес две недели тому назад, после того как прилетел в здешние края. Фургон обошелся так дешево, что даже если он в конце отпуска продаст его просто как лом, все равно это окажется дешевле, чем шестинедельный прокат автомобиля.

Он выключил зажигание, вылез из машины и пошел назад, надеясь, что собака уже мертва. Вряд ли она могла выжить после того, как по ней проехали оба левых колеса - переднее и заднее. Так или иначе, ей суждено было умереть, поэтому профессору не хотелось стать свидетелем мучений несчастного животного. Собака лежала примерно в двадцати шагах позади его машины. Ни звука, ни движения. Не дойдя нескольких метров, он увидел, что псина еще жива - бок подрагивал в конвульсиях.

Стаунтон выругался и вернулся к машине. Он не захватил с собой ружья; придется обойтись монтировкой. Взяв ее, он поспешил к собаке, но та была уже мертва: остекленевшие открытые глаза смотрели в никуда. Кровь вытекала изо рта, дыхание прекратилось.

- Прости, старина, - тихо произнес Стаунтон. - Наверное, надо найти твоего хозяина и сообщить ему.

Он наклонился, чтобы поднять пса за ноги, но затем, передумав, выпрямился. Собаку следует похоронить, так или иначе, а после того, как над ней поработают муравьи и мухи, эта процедура станет куда менее приятной. Нельзя оставлять ее здесь, поскольку дела в Бартлесвилле потребуют несколько часов. Лопаты в фургоне не было, но зато был брезент, слишком старый, чтобы беречь его. Он вытащил брезент, расстелил на дороге, затем положил на него труп собаки и, завернув в несколько слоев, убрал в фургон.

В городке Стаунтон сделал необходимые покупки, в каждом магазине сообщая о собаке - хаунд, кобель, коричневый с белыми пятнами - и на третьей попытке ему повезло: ему сказали, что, по всей видимости, это пес Гуса Хоффмана, и что сам Хоффман сейчас находится в городе на происходящей в местном морге процедуре дознания по поводу самоубийства его сына.

Профессор никогда не бывал на дознании, а поскольку отличался большим любопытством, то направился в морг и пришел к самому началу процедуры. Все места были заняты, но у двери стояло несколько человек. Стаунтон присоединился к ним и стал слушать.

В это время свои показания давала Шарлотта Гарнер.

Стаунтон слушал со все возраставшим изумлением. Прежде всего он был поражен спокойствием и бесстрашием девушки, которая с подкупающей откровенностью рассказала всю правду о своих отношениях с тем юношей, Томми Хоффманом, так же, как и все обстоятельства исчезновения Томми, когда она заметила рядом с собой только его одежду. Когда она рассказала о своем ожидании, попытках найти Томми и о своем возвращении домой, коронер намеревался отпустить Шарлотту, но тут она заявила, что хочет добавить еще одну вещь и рассказала про эпизод с полевой мышкой. Она считала, что мышка могла укусить Томми, когда пыталась забраться по его ноге, а он сбросил ее рукой. Мышка могла заразить Томми какой-нибудь формой гидрофобии...

Коронер дал девушке высказаться до конца, затем долго разговаривал с судьей, разъясняя симптомы гидрофобии и указывая на ее сравнительно большой инкубационный период - согласно этим данным, укус мыши не мог столь быстро и трагично подействовать на Томми. Кроме того, заметил он, даже если мышь была заразной, что, кстати, могло бы объяснить ее странное поведение, это не меняло дело, поскольку никаких укусов на руках и теле Томми обнаружено не было.

Имеются царапины на ногах, но они были, по всей вероятности, получены в тот момент, когда Томми босиком бежал по лесу: ни одна из этих маленьких царапин не походила на укус.

Затем свои показания дали Гус Хоффман и Джед Гарнер.

Их истории были идентичными, поскольку они все время находились вместе.

Стаунтон внимательно выслушал их показания, особенно когда был упомянут пес Бак - тот, что прошлой ночью шел по следу Томми, а сегодня привел их к пещере в лесу.

Последним был опрошен шериф, рассказавший о том, как после сообщения о случившемся он был в лесу и выносил с остальными тело Томми.

Судья вышел в соседнюю комнату, но вернулся почти сразу же с готовым вердиктом - самоубийство на почве временного помешательства. Присутствующие стали расходиться.

Стаунтон направился к мужчине, которого называли Гусом Хоффманом, но тот вышел в соседнюю комнату морга, по всей вероятности, чтобы договориться насчет похорон.

Туда же вышли и Гарнер с дочерью.

Тогда профессор остановил шерифа, высокого крупного мужчину, представился ему и рассказал о происшествии с собакой.

- Может быть, и к лучшему, шериф, - сказал он, - что я разговариваю по этому поводу с вами, а не с самим мистером Хоффманом, на которого вчера обрушилось это ужасное несчастье. Может быть, не стоит сразу же сообщать ему, что собака тоже погибла. Пусть думает, что пес сбежал или потерялся, и постепенно свыкнется с мыслью, что тот не вернется. Как вы думаете?

Шериф почесал затылок.

- Ну, не знаю, - в нерешительности произнес он.

- А что, если мы поступим так, - сказал профессор. - Чтобы дать вам время все это обдумать, а мне - задать вам пару вопросов носительно этого странного самоубийства, которое столь заинтересовало меня, может быть, мы пройдем в бар напротив и выпьем по рюмочке?

- Что ж, на рюмочку у меня найдется время. Я должен еще уладить здесь кое-какие мелочи, так что подождите, а я присоединюсь к вам через десять минут.

В баре Стаунтон заказал себе пиво, набил трубку и закурил. Прохладное пиво было очень приятным, и профессор допил свою кружку, когда вошел шериф и сел напротив.