Там, где течет молоко и мед (сборник) - Елена Минкина-Тайчер

С сестрой что-то ужасное творилось, просто на стены бросалась. Незнакомый человек зашел, совсем молодой, может быть, ученик Якова, и она совершенно неприлично принялась кричать на него, жутко, как ненормальная кричала, сбежались соседи, дети с улицы.

Яков, отцовский постоялец, милый добряк! Кому он мог помешать?! Сколько Арон тогда в очередях отстоял, сколько бегал по знакомым и сослуживцам. Ничего! Ни причин, ни объяснений. И приговор какой-то дикий – десять лет без права переписки!

И вот теперь новая волна, Миша и Давид! Может быть, неведомые вредители сознательно убирают самых лучших и талантливых? Может, речь идет о какой-то страшной государственной диверсии? Давид – гордость семьи, главный инженер огромного завода, он же недавно получил переходное знамя! А Миша? По комсомольской путевке направлен в Академию Куйбышева, мужественный офицер, герой. Да что за бред, в конце концов?!

Так. Главное не поддаваться панике. Получается, что теперь он один, пацан, мамин любимчик, постоянный объект насмешек, поцелуев и затрещин, оказался опорой семьи. У сестры Сони есть комната и хорошая специальность зубного врача, первое время продержится. А что с остальными? Люба, Мишина жена, учительница и человек практичный, написала, что хочет уехать на лето к Рахели в деревню. Это действительно выход, дети отдохнут от издевательств. Господи, совсем недавно гордились отцом-командиром, а теперь Мишиного сына исключили из пионеров как сына врага народа. Они еще ответят!

Так, теперь Алина. Сказочная красавица, вся деревня охнула, когда Давид ее привез в первый раз. Арон сам еще бегал подсматривать, как она утром умывается, глаз не мог оторвать! Да, красавица, но никакой специальности, и сыну только шесть лет. Что она будет делать одна с ребенком, на что жить? Даже подумать страшно. И не с кем посоветоваться. Его собственная жена Вера только реветь может не хуже маленькой Марьяши.

Мама, мамочка, что мне делать?!

Нет, нельзя так психовать. Мамы уже восемь месяцев нет в живых, страшных восемь месяцев. Как он гордился тогда, идиот, что выдержал характер, четыре года не приезжал домой, не познакомил никого с Верой, не сообщил о женитьбе. А ты хоть раз подумал, как маме дались эти четыре года?! В семьдесят лет сама поехала к умному сыночку, да с подарками в обеих руках! По лестнице, пешком, на пятый этаж. Все спешила, все торопилась на Марьяшу глянуть. Только в дверь и успела зайти. И что толку, что они с Верой – два врача? Ничего, ничего не помогло! Ни искусственное дыхание, ни кордиамин. Хотя теперь, наверное, радоваться надо, что она не дожила.

А может быть, жену Давида тоже к Рахели? Затоскует она там. Ничего. Сейчас не до женских нервов. Да, это единственный выход! Забрать обеих женщин с детьми и отвезти в родное местечко, дома и стены помогают! Рахель – настоящая старшая сестра, у нее хватит любви и мужества. Можно и Веру с Марьяшей отправить на лето, а самому перейти на две ставки и все деньги им отправлять. Летом в больнице всегда рук не хватает, никто не станет возражать. Да, решено. Теперь нужно хоть поспать немножко. Хорош он будет завтра на дежурстве!

Что?! Стучат в дверь? Неужели пришла его очередь?! Нет, нельзя так паниковать, они обычно раньше приходят, пока не рассветет. Все-таки открыл не сразу, постоял немного, прислушался, сдерживая озноб. Стук повторился. Очень робкий и тихий стук. Эти наверняка долбят, не стесняясь!

На пороге в тусклом свете коридорной лампочки стояла бледная дрожащая девочка, и он впервые почувствовал свое сердце, которое кувыркнулось от ужаса и упало куда-то в живот. Потому что это была Фанечка, дочка сестры Сони. Фанечка прижимала к груди огромную толстую книгу. Пушкин. Академическое издание. Первый том.

– Арончик, – прошептала Фанечка, – Арончик, маму арестовали.

Глава 12. Снова Вильнюс

– Этого не может быть! Это какая-то дикая нелепая ошибка! – мамин голос дрожит от слез. – Он три месяца назад был здесь! Совершенно здоровый, веселый. Вы еще напились как зюзи! А Майя сказала, что он знал. Что уже летом нашли метастазы.

– Значит, он знал, – говорит папа, – и специально приехал попрощаться. Вполне в его духе.

Умер дядя Слава.

Накануне Янис звонил целый вечер. Но никто не отвечал. Это я виновата. Мама с папой как всегда на работе, а я отключила телефон, чтобы не мешал заниматься. Первый международный конкурс в моей жизни.

Мы выезжаем в Вильнюс вдвоем с папой. Мама уже не успевает отменить операцию.

Все тот же поезд, то же небо на фоне красных черепичных крыш, тот же Янис встречает нас на перроне. Сказочный принц с грустными потемневшими глазами. Он совершенно не изменился, такой же невозможно красивый и прекрасный, только стал немного меньше ростом. При виде меня Янис вдруг охает и становится ужасно похож на дядю Славика. Еще мгновение, и он прикроет рукой глаза, чтобы не ослепнуть от моей неземной красоты.

Мы идем к автобусу по скользкой, покрытой мокрым снегом улице.

– Отец ужасно страдал, – говорит Янис, – задыхался, не мог ни есть, ни лежать, мы с мамой только молились, чтобы это скорее закончилось. Я хотел раньше написать или позвонить, но он категорически запретил вам сообщать. И с работы никого не впускал. Только повторял: «Пусть запомнят меня человеком!»

Огромный стол заставлен тарелками с жареным мясом, колбасами, салатами, бутылками вина и водки.

– Пусть будет все, как он любил, – говорит тетя Майя.

Она опять стала похожа на Снежную королеву. Старую усталую Снежную королеву с ледяным лицом и потухшими глазами.

Рядом с тетей Майей за столом сидит Линда. Высокая спокойная женщина с белыми волосами, очень похожая на жен тети-Майиных братьев. Может быть, такими принцессы становятся, когда выходят замуж? На руках Линда держит пухлого белокурого мальчика с серыми глазками.

– Даже хорошо, что у Яниса и всей его семьи литовская фамилия, – шепчет мне папа. – Представляешь, этого ребенка звали бы Шнеерзоном!

Поздно вечером гости расходятся. Мясо съедено и выпито такое количество водки, что, несомненно, дядя Славик остался бы доволен.

Папа с тетей Майей сидят на кухне, а я тихо брожу по дому, трогаю старое кресло в углу, полотенце, книжку…

Любви моей ты боялся зря…

Не хочется думать ни о чем, только плакать, и плакать, и плакать. Вот еще глупости, совсем распустилась, тете Майе без меня хватает огорчений! Нужно поскорее лечь спать, уткнуться носом в подушку, никто и не заметит. Я старательно чищу зубы, смываю сопли и слезы с покрасневшей физиономии, расплетаю косу. Самое ненавистное занятие – расчесывать на ночь волосы, но иначе утром придется выдирать целыми прядями. Волосы рассыпаются по плечам и спине, вредные колечки путаются и цепляются…

Почему человек чувствует, когда на него смотрят?

– Соня, – голос у Яниса странно тихий и звенящий одновременно, словно кто-то случайно коснулся струны. – Сонечка, боже мой, какая ты прелесть! Просто принцесса из сказки. Настоящая маленькая принцесса-златовласка, я как раз недавно читал малышу. И папа всегда твердил, что ты красавица, почему я раньше не замечал, болван? Слушай, только не удивляйся, давай выйдем, погуляем немного, а? Попробуем уйти из этого тяжелого грустного дня.

Мы идем по замерзшему ночному Вильнюсу. Какое счастье, что так сыро и скользко, что пронизывающий ледяной ветер завывает и сбивает с ног, и Янису ничего не остается, как крепко держать меня за руку. Пусть, пусть, молю я тихо, пусть будет ураган и дождь, пусть ледяные осколки бьют по лицу, только бы не кончалась эта безумная, немыслимая прогулка! И дождь откликается! Он врывается откуда-то сбоку из-за угла, он пытается разорвать наши руки, но не тут-то было! Янис почти бегом тащит меня к огромному старинному дому. Нет, это не дом, а настоящий красивый собор с крестиком на макушке. Опять собор, подумать только, опять собор, как тогда в окне поезда! Может быть, это счастливый знак самого Господа?

О, мой Бог…

Мы стоим вдвоем, одни во всем мире, под тяжелым каменным козырьком собора, и Янис обнимает меня, закрывает от ветра, дышит на мои ледяные руки, прижимает их к своим щекам. Неужели?! Неужели мы встретились наконец?! Янис, мой невозможный, недоступный принц, неужели ты на самом деле обнимаешь меня? И старый собор как верный свидетель звонит нам во все колокола? Вот ты прижимаешь губы к моему замерзшему уху, твое дыхание обжигает мое лицо…

– Сонечка, родная, – шепчет Янис, – отец тебя очень любил. И я тоже. Я тоже очень тебя люблю. Ты как будто моя сестра. Чудесная маленькая сестра с золотыми волосами! Слушай, я хочу тебе что-то рассказать! Линда ждет второго ребенка. Это будет девочка, я уверен! Хочешь, я назову ее в твою честь?