Звездный час любви - Кара Колтер

– Все хорошо, – успокаивал он. Его голос, не привыкший к таким нежным интонациям, звучал хрипло. – Все хорошо, милая. Вам ничего не угрожает.

Милая? Отчаянное желание помочь ей довело Джефферсона до безумия. О чем он думал, говоря милая? Но почему-то не хотелось называть ее Брук, делая вид, что он верит явной лжи по поводу имени. Да и физический контакт с домработницей, уже не первый за день, лишь усиливал ощущение безумия. В данный момент его это не пугало. Несмотря на нежные изгибы ее фигуры и тепло прижимавшегося к нему тела, несмотря на то, что она солгала, он не думал о том, что перед ним красивая женщина. Видел в ней испуганного ребенка, каким когда-то был сам. Он чувствовал, что нужно успокоить ее, как когда-то сделала бабушка. Поэтому он гладил ее по голове и ласковым голосом, в котором с трудом узнавал свой собственный, снова и снова повторял, что все хорошо и она в безопасности. Он чувствовал, как ее напряжение спадает, мышцы расслабляются, дыхание выравнивается, лихорадочное биение сердца замедляется. И наконец, она, должно быть, успокоилась, потому что тихим неуверенным голосом произнесла:

– Вот вы сказали, что из меня никудышная лгунья.

– М-м-м?

– Меня зовут не Брук.

Джефферсон ждал.

Она вздохнула, будто взвешивая, насколько разумны последующие действия.

– Меня зовут Анжелика. Энжи.

Он продолжал молчать, ожидая, станет ли она говорить дальше, захочет ли объяснить, зачем ей понадобилось обманывать, но она молчала. Теперь он чувствовал, что она совсем успокоилась, потом начала тихонько посапывать ему в грудь. Волосы упали на лицо, а когда Джефферсон убрал их, увидел, что она спит. Он еще долго сидел, не двигаясь, чтобы не разбудить ее, пока онемевшая рука не упала вниз. Тогда он осторожно приподнял Энжи и положил на кровать. Она даже не проснулась. Он накрыл ее одеялом и еще немного постоял, глядя на нее.

Это спокойное лицо действительно напоминало ангельский лик, и ему как нельзя лучше подходило имя Анжелика. Наклонившись, он поцеловал ее в щеку, как целуют детей, уложив в постель. А потом быстро отвернулся, потрясенный собственной нежностью.

– Надеюсь, наутро мы оба все это забудем.

У нее был шанс. У него нет.

Джефферсон бросил последний взгляд на спящую женщину и, тихо спустившись по лестнице, закрыл за собой дверь в башню. Совершенно очевидно, надо заставить себя забыть то, что он почувствовал в той комнате. Одно дело быть хорошим парнем. Совсем другое впустить кого-то в свое сердце. Это означало впустить в свою жизнь не выразимую боль. То, что произошло, лишь укрепило его решимость держать взаимоотношения с домработницей в сугубо деловом русле. Пока они под одной крышей, надо свести общение с ней к минимуму. В этом он безусловный мастер. После страшного удара, который нанесла ему смерть Хейли, он уже три года успешно избегал общения с миром.

Несмотря на поздний час, он знал, что не сможет заснуть, поэтому пошел в кабинет. В настоящее время он работал над проектом модернизации городской компьютерной системы Портленда. Джефферсону нравилась эта работа. Он мог полностью погрузиться в исследование, планирование, координирование, выбор и инсталляцию нового программного обеспечения городов, огромных производственных комплексов и гигантских корпораций.

Усевшись за компьютер, он удовлетворенно вздохнул, готовясь погрузиться в мир свободный от эмоциональных сложностей. В свой мир – мир аналитика. На экране замелькали числа, графики, статистика.

– Две недели? – сказал он себе. – Это не страшно.

Глава 7

Энжи проснулась от яркого света, заливавшего комнату, и в первый миг не поняла, где находится. Танцующие на потолке блики и отраженная в окнах рябь говорили о близости воды. Энжи вспомнила про озеро. Вспомнила свой приезд в Стоун-Хаус. И то, как, обнаружив эту комнату, не смогла противиться навалившейся усталости. А потом вспомнила прошедшую ночь. Ужас, сдавивший горло когтистыми лапами, когда она проснулась и увидела на пороге силуэт мужчины. В эту минуту страх, стресс, сон, все смешалось в одну безумную мысль: «Уинстон меня нашел». И она схватила лампу, со всей силы ударив его.

А это был не Уинстон. Как бы ей хотелось, чтобы все оказалось просто дурным сном.

Но нет. Энжи увидела валявшуюся на полу лампу. От стеклянного основания откололся большой кусок, абажур был обезображен.

Это был не Уинстон. Этого человека она едва знала. Джефферсон Стоун – хозяин дома и ее работодатель.

Лицо бросило в жар, когда Энжи вспомнила, как он старался успокоить ее, не посмотрев на то, что она ударила его. Как сел рядом с ней на кровать. Вот когда надо было более решительно объяснить, что ей это не нужно! Она вспомнила, как он посадил ее к себе на колени. Вот когда надо было сопротивляться изо всех сил!

Но нет. Вместо этого она поддалась собственной слабости, позволила себе отдаться ощущению, которого не испытывала уже много месяцев, даже в присутствии полиции.

Это больше, чем просто ощущение безопасности. Энжи почувствовала, что находится под защитой. Даже если бы Джефферсон не повторял, что все хорошо, она все равно чувствовала бы себя под его защитой. Ее успокаивали не слова. В отличие от нее он оказался не способен лгать о себе. Энжи почувствовала, кто такой Джефферсон Стоун в глубине души. Само его присутствие внушало ощущение силы и спокойствия.

Она осознавала, что перед ней человек – один на миллион, – способный отдать жизнь ради того, кого считает более слабым и беззащитным.

После нескольких месяцев ночных кошмаров и неуверенности она не нашла в себе сил отказаться от того, что он мог ей дать. Именно об этом она мечтала с тех пор, как началась эта жуткая история с Уинстоном. Снова оказаться в безопасности.

А что сделала она после того, как почувствовала себя в безопасности, поняла, что находится в чудесной комнате в доме на озере, который большинство людей никогда бы не нашли, даже по карте? Когда настало время попросить его уйти, освободить от предписанной врожденным чувством долга обязанности защищать слабого?

О боже! Она воспользовалась соблазнительной возможностью быть слабой и с наслаждением приняла его помощь, прижимаясь к крепкой груди, радуясь успокаивающей ласке руки, гладившей ее по голове. Вцепилась в него, как жадный ребенок, схвативший мороженое. И теперь в ярком свете наступившего утра не знала, куда деваться от смущения.

Неужели Джефферсон действительно поцеловал ее в щеку перед тем, как уйти? Энжи дотронулась до щеки, будто там осталось подтверждение. Она забыла об осторожности, назвалась настоящим именем. В момент крайней слабости допустила неосмотрительность. Она поклялась, что это не повторится. Хотя, возможно, такого шанса больше не представится. Она призналась, что соврала, ударила лампой! Он имел полное право ее выгнать. Ну, или потребовать объяснений.