Замужняя невеста - Лариса Кондрашова

— Не откажусь.

Вообще‑то Соня не очень любила кофе, ей больше нравился шоколад, но, вспоминая покойную матушку, она подумала ее словами: «Дают — бери, а бьют — беги».

— Жюстен! — опять крикнул он.

— Что случилось, хозяин?

На этот раз слуга лишь просунул голову в дверь, ведущую, надо понимать, из кухни.

— Гостья говорит, что тебя только за смертью посылать.

— Бегу!

Он опять скрылся, а Соня сконфуженно промолвила:

— Но я ничего такого не говорила.

— Мне приходилось бывать в России, — мечтательно проговорил он, не обращая внимания на ее слова. — Я даже был приглашен ко двору вашей великой императрицы… Как это у вас говорят: соловья баснями не кормят. — Он хохотнул. — Ничего не поделаешь, Жюстен небось разжигает плиту, а это он, надо сказать, очень долго делает. Не пофехтовать ли нам? Все‑таки такое занятие на сытый желудок будет выглядеть не столь увлекательным…

— Давайте, — удивленно согласилась Соня, подумав про себя, что так ее еще нигде не встречали и ни один мужчина, можно сказать, с первых минут встречи не предлагал ей ничего подобного.

Он снял со стены две шпаги и предложил ей одну на выбор. Соня взвесила обе в руке и выбрала ту, что полегче. Понятное дело, она брала уроки фехтования у мсье Жуо, во Франции, и он вроде ее хвалил… А кстати, неужели их лодку развернуло таким образом, что они опять приплыли во Францию? Как ни глупо прозвучит ее во—прос, но пока она не выяснит его, ни о чем другом думать не сможет.

— Скажите, — осторожно проговорила Соня, — а это какая страна?

Арно де Мулен, уже вставший в позицию, изумленно взглянул на нее, но все же ответил:

— Испания.

Глава пятая

Арно де Мулен без предупреждения сделал выпад. То ли хотел отвлечь гостью от мрачных мыслей — хотя он же не мог знать, что мысли именно мрачные, — то ли решил, что раз уж они стали фехтовать, не стоит отвлекаться.

Что и говорить, рыцарь этот был совсем не из романов, в которых подлинные рыцари поклонялись Прекрасной Даме. Он поклонялся чему‑то другому, но чему, она не знала. Разве что, учитывая скромность его одеяния… Может, де Мулен — какой‑нибудь иезуит на покое? Она вроде слышала, что папа их орден разогнал… когда‑то.

Насколько, оказывается, Софья Астахова невежественна. Она ничего не знает. Перед отплытием в Испанию могла бы поинтересоваться, какие там порядки и обычаи. Тогда она хотя бы приблизительно могла сказать, что это за местность и кто такие рыцари в черном, которые на левой стороне груди носят полотняный восьмиконечный крест.

Впрочем, чего уж так себя хаять. Если на то пошло, кое‑чем они с Жаном поинтересовались.

Оказалось, у него есть карта Европы, вышитая гладью какой‑то золотошвейкой. Когда Соня увидела это произведение искусства, она не могла оторвать от него глаз.

Этот удивительный труд многих дней и ночей чьих‑то умелых рук, впрочем, воспринимался Жаном без особого к нему уважения. Он расстелил вышитое творение на ковре, и они с Соней, увлекшись, ползали по нему как дети, рассматривая свой предполагаемый путь из Марселя в Барселону.

Мари, зачем‑то вошедшая в комнату, так и не задала свой вопрос. Она вначале присела у карты, а потом, так же как и они, стала ползать по полу подле ее края и шептать вполголоса удивительно звучные и красивые названия населенных пунктов: Картахена, Валенсия, Вила‑Реал…

Ее эти названия тоже завораживали. Тоже! Соня с некоторых пор стала отмечать, что простолюдинов, оказывается, могут интересовать те же вещи, что и аристократов…

Оп‑ля! Она чуть не пропустила мастерский удар рыцаря Арно. Но у нее самой, оказывается, уже имелась кое‑какая школа. Когда‑то так же наступал на нее Патрик Йорк, но Соня еще так мало умела, что смертельно испугалась: вот сейчас он ее убьет! Теперь же для этого мсье де Мулену придется изрядно попотеть.

— Хозяин! — раздался возмущенный голос Жюстена.

Они оба, увлекшись фехтованием, не заметили, как он вошел. И теперь с осуждением смотрел на Арно де Мулена. А Соне показалось, что слуга рыцаря тих и покорен. Но вот стоило ему всего лишь покачать головой, как сеньор рыцарь смутился, словно ребенок, пойманный за кражей яблок в соседском саду.

— В самом деле, дочь моя, — виновато склонил перед ней голову де Мулен. — Жюстен прав, бес меня попутал. Бес хвастовства. И скуки воина, чей дом затерян в глуши и кого никогда не посещают бывшие друзья‑рыцари и вообще люди, чье ремесло — воевать за святой католический крест… Но пора к столу. Мы просим вас, Софи, разделить нашу скромную трапезу, во время которой надеемся услышать удивительную историю, которая наверняка захватит воображение всякого, кому доведется ее узнать. Не правда ли, Жюстен?

В голосе старого воина прозвучали заискивающие нотки.

— Правда, господин, — согласно склонил голову тот, продолжая расставлять на столе закуски, которые трудно было назвать скромной трапезой — при виде них у проголодавшейся Сони потекли слюнки.

— Разрешите мне сперва умыться, а то я так пропиталась солью, что вся моя кожа готова растрескаться, как земля после дождя, — взмолилась Соня.

— В самом деле, глупый я кречет, — опечалился Арно де Мулен, — раскукарекался и не подумал, что женщина постучала в мою дверь вовсе не из желания послушать мои глупые речи или тешить мою истосковавшуюся по клинку руку…

— Пойдемте, госпожа, я полью вам на руки, — предложил Жюстен, пропуская Соню перед собой. — А то давайте выйдем в сад — там у нас стоит большая бочка чистейшей дождевой воды, которая, правда, еще не нагрелась от солнца. Оно, надо сказать, уже греет не так сильно, как пару дней назад…

Он немного помедлил — собираясь что‑то ей сказать? — и взглянул Соне в лицо, словно в нем хотел найти весомый довод к своему последующему вопросу.

— Мадемуазель не хочет переодеться?

— Ох, — нутряным вздохом ответила ему княжна, — еще как хочу! Но совершенно не во что. Ваш дом оказался так гостеприимен, никто у меня ничего не спросил. Меня пустили в дом, не обращая внимания на вид попрошайки…

— Почти у всякого человека, попавшего в беду, вид не самый процветающий, — заметил Жюстен. — Но если вы хотите рассказать…

— Судно, на котором я плыла, затонуло, а в довершение ко всему пропали мои друзья… Я пытаюсь объяснить, почему мое платье в таком плачевном состоянии… Вы хотите сказать, что в этом доме может найтись женское платье? Жены или дочери господина де Мулена?

— Мсье де Мулен… он всегда жил один, у него никогда не было женщины — рыцари дают обет целомудрия — и потому не знает, что женщинам для жизни нужно гораздо больше, чем мужчинам.