Рассвет судьбы - Розанна Битнер

– Давай, прокатись на нем, – кто-то крикнул по-испански.

Том, казалось, ничего не слышал. Он медленно приближался к коню, по-прежнему не спуская с него глаз. Все затаили дыхание.

– Ну-ну, храбрец, – негромко сказал Том жеребцу.

– Он вовсе не храбрый, он – коварный, – выкрикнули из толпы.

Кое-кто засмеялся, но Том упорно приближался к коню, разговаривая с ним на языке, которого никто здесь не знал. Хуанита сидела, стиснув руки и дрожа всем телом. Она опасалась, что Том Сакс, этот красивый индеец, погибнет под копытами дикого жеребца прямо на ее глазах. А Эмануэль, заметивший ее состояние, стал вдвойне желать смерти Тому Саксу.

Жеребец недовольно фыркал и ржал, мотая головой, но, казалось, немного успокоился от увещеваний Тома. Гальвес довольно улыбнулся, а Хулио Бака удивленно вскинул брови, увидев, что Том пытается встать прямо перед конем. Все были поражены, когда он протянул руку и, не переставая говорить, дотронулся до морды коня.

Теперь никто не сомневался в том, что в обращении Тома Сакса с лошадьми есть нечто магическое. До него никто так близко не подходил к этому необузданному жеребцу. Гальвес понимал, что совсем немногие обладают таким даром, и Том Сакс, очевидно, один из них. Говорят, что индейцы, обитающие на равнинах, каким-то особым способом приручают лошадей. Наверное, как раз этим способом и действует сейчас Том Сакс. Может быть, люди, подобные Саксу, имеют с животными духовную связь?

На мгновение все замерли, изумленно глядя, как Том гладит морду коня. Идальго взглянул куда-то в сторону и незаметно кивнул. Тот, которому предназначался этот кивок, вручил стоящему позади себя мальчику несколько хлопушек. Все было оговорено заранее. Идальго не мог допустить, чтобы Том Сакс слишком близко подошел к черному жеребцу.

Еще мгновение – и раздалось несколько взрывов, которые испугали не только коня, но и людей. Жеребец заржал и встал на дыбы; толпа взбудоражено вопила, тем самым усугубляя и без того сложную ситуацию. Хуанита пронзительно закричала, увидев, что Том так и остался стоять перед вздыбленными копытами жеребца. Он по-прежнему пытался уговорить животное довериться ему.

– Скажи, чтобы он отошел, – обратилась к отцу Хуанита.

Гальвес удивленно взглянул на дочь, на лице которой был неподдельный испуг.

– Он знает, что делает, – ответил Гальвес, с интересом наблюдая за действиями Тома, которому все-таки удалось немного успокоить животное. Но вокруг возобновились крики и свист, и жеребец опять поднялся на дыбы, задев копытом плечо Тома. Удар свалил его с ног. Хуанита с криком вскочила на ноги. Неужели люди так безжалостны, что подобное зрелище доставляет им удовольствие? Жеребец чуть было не опустился передними копытами на Тома, но тому удалось откатиться в сторону. Среди зрителей раздался смех и выкрики. Многие считали, что Том потерпел неудачу.

Держась за грудь, Том зашел за изгородь, чтобы не подвергать себя дальнейшему риску. Толпа настолько раздразнила коня, что он становился опасным. Тяжело дыша Том подошел к Гальвесу.

– Так дело не пойдет. Мне нужно сосредоточиться. Вы дали мне сорок восемь часов, сеньор Гальвес. Разрешите мне взять его вон на те холмы, а вы с сеньором Бака будете издали наблюдать за мной. Через сорок восемь часов я прискачу на вашу гасиенду. Сейчас он ничего не стоит. Прирученный, он будет стоить очень дорого.

Том вытер со лба пот.

– Ты ранен, – заметил Гальвес.

– Уговор дороже денег. Пусть только кто-нибудь перевяжет мне плечо и грудь.

У Хуаниты на глаза навернулись слезы. Идальго весь кипел от негодования. Надо же, она переживает из-за проклятого индейца. Черт, все идет не так, как он задумал. Если индейцу не помешать, он обуздает коня.

А жеребец тем временем продолжал носиться по загону. Антонио Гальвес распорядился, чтобы позвали Хулио Бака. Он ни на шаг не отходил от дочери, а Хуаните так хотелось хотя бы словечком подбодрить красивого индейца. Боже, как он страдает! Ей казалось, что ему нечем дышать.

Подошел Хулио Бака, и по знаку Антонио Гальвеса толпа притихла.

– Сеньор Сакс попросил меня о том, чтобы я разрешил ему остаться наедине с жеребцом. Сеньор Бака и я будем издали наблюдать за ним, – сообщил он.

Раздались протестующие крики. Всем хотелось быть свидетелями приручения коня.

– Жеребец убежит, и вы больше его никогда не увидите, – вспылил Идальго. – Его нельзя выпускать из загона.

Гальвес грозно взглянул в его сторону.

– Последний раз говорю тебе, чтобы ты не спорил со мной. Здесь я принимаю решения. Сеньор Бака согласен.

Он распорядился, чтобы привели трех оседланных лошадей и принесли все необходимое для того, чтобы провести на холмах одну или две ночи.

– И пусть кто-нибудь поможет сеньору Саксу дойти до моего дома. Иоланда перевяжет его, – добавил он.

Разъяренный Эмануэль Идальго бросился прочь. Гальвес повернулся к толпе.

– Мы уезжаем. Сеньор Бака и я будем смотреть за индейцем. Думаю, что нам можно верить, а те, кто побился об заклад насчет Сакса, пусть ждут, когда он приедет верхом на черном жеребце.

Некоторые воодушевились, другие скептически засмеялись, не веря, что индеец успеет обуздать коня за такое короткое время. Многие сочувственно отнеслись к Тому и желали ему удачи, называя храбрецом. Нашлись и такие, которые бросали ему вслед обидные прозвища, негодуя, что он не дал им насладиться зрелищем.

Антонио Гальвес помог Хуаните выбраться из повозки, и она стала упрашивать отца взять ее с собой.

– Это не место для молодой девушки. Когда мы вернемся, ты узнаешь, кто победил.

– Ты не допустишь, чтобы конь убил его, да? Гальвес нахмурился.

– Мне кажется, ты чересчур беспокоишься за него, дочь моя. Ты ведь даже его не знаешь.

Девушка смущенно зарделась.

– Я просто ему сочувствую. Он любит лошадей, и у него все получалось, пока эти ужасные мальчишки не стали палить из хлопушек. Это нечестно.

– Здесь я с тобой согласен.

Том шел следом за девушкой, любуясь плавным очертанием ее бедер под голубым кружевным платьем и шелковистой кожей ее нежных рук. Он не слышал, о чем говорили отец и дочь, да и не стремился об этом узнать. Целых два дня он провел на холмах, ожидая весточки от сеньора Гальвеса, и вот сегодня во второй раз увидел донну Хуаниту Розанну Гальвес де Сонома.

Ему нравилось ее длинное мелодичное имя. Все испанское ему казалось красивым, изящным и благородным. Но, возможно, в данном случае слишком благородным. Антонио Гальвес никогда не допустит, чтобы индеец ухаживал за его дочерью, в этом Том был уверен. Глупо даже думать об этом. Но, возможно, он сумеет доказать Гальвесу, что стоит того, чтобы на него смотрели как на человека, а не как на индейца, хотя, какой в этом толк? Ведь он в два раза старше Хуаниты. Он не имеет права думать о ней, она еще совсем ребенок. Он мог бы подождать, пока она созреет. Эта девушка стоит того. В конце концов, у испанцев принято жениться на молоденьких девушках. Кстати, у индейцев тоже.