Япония, японцы и японоведы - Игорь Латышев

Что же касается японских консервативных государственных деятелей и историков, то в их высказываниях, относящихся к истории довоенной и военной внутренней политики японских правящих кругов, термин "фашизм", как правило, отсутствовал. Избегало применять этот термин и большинство американских авторов, писавших о том, что происходило в Японии накануне ее вступления в войну с США и Великобританией. Установленный в этот период в Японии режим именовался ими чаще всего "тоталитарным". Этим термином продолжали пользоваться американские историки и в послевоенные годы. В условиях усиливавшейся "холодной войны" употребление этого термина дало им возможность ставить на одну доску антиподные по своей социальной природе режимы: советскую власть в СССР и фашистскую диктатуру в Германии и Италии. К тому же, как я вскоре обнаружил, в послевоенной японской литературе, включая и книги некоторых членов Коммунистической партии Японии, прочно возобладала тенденция отмежевывать Японию от гитлеровской Германии и именовать установленный в Японии накануне войны на Тихом океане режим "средневековым милитаризмом". Именно в конце сороковых - начале пятидесятых годов по этому вопросу развернулись в Японии острые дискуссии, как в рядах Коммунистической партии, так и в среде японских историков-марксистов.

Все это поставило меня перед необходимостью задаться и самому тем же вопросом и попытаться разобраться в том, чьи взгляды на военную диктатуру, установленную в Японии в 1940-1941 годах, были для меня более убедительными. И если это был фашистский по сути дела режим (а мое убеждение свелось именно к этому), то от меня как диссертанта требовалось доказать, почему это было так.

Пришлось мне тогда танцевать от печки - и начинать диссертацию с попытки внятного определения того, что понимать под фашизмом как историческим явлением ХХ столетия.

Исходной основой для моих умозаключений стали материалы Седьмого конгресса Коминтерна и речь Г. Димитрова на этом конгрессе, в которой подчеркивалось, что фашизм это "не надклассовая власть и не власть мелкой буржуазии или люмпен-пролетариата над финансовым капиталом", а "власть самого финансового капитала"3. Я думаю, что и теперь, спустя шестьдесят с лишним лет, такое понимание фашизма нисколько не устарело и вполне соответствует реальному ходу исторических событий всего ХХ века. Среди участников Конгресса было большое число искушенных в политике людей, познавших сущность фашизма на своем собственном жизненном опыте. Нельзя забывать к тому же и то, что именно Коминтерн дал слову "фашизм" обобщающий смысл и превратил это слово из узкого понятия, относившегося прежде лишь к деятельности итальянских фашистов, в понятие более широкое, призванное определять сущность всех тех диктаторских, антидемократических реакционных режимов, которые вслед за Италией и Германией стали возникать в странах Западной Европы в 20-40-х годах.

Конечно же, никто в нашей стране не думал тогда, что вслед за американскими политологами некоторые из наших соотечественников, включая историков и юристов-международников, начнут в конце ХХ века некритически, как попугаи, повторять дилетантские, примитивные, а по существу клеветнические утверждения, будто коммунизм и фашизм - это режимы, одинаковые по своему происхождению, по своим целям и сущности. В те годы такая постановка вопроса показалась бы нашей научной общественности бредом сумасшедшего. Научные коллективы с гневом отвергли бы ее, и отнюдь не из-за страха перед властями, а по той простой причине, что в сознании участников войны - коммунистов, вернувшихся в академические учреждения, учебные институты и книжные издательства, не могла уложиться мысль, будто между ними и гитлеровцами, с которыми они воевали, существовало нечто общее и притом криминальное. Не могли они расценить тогда иначе как возмутительное кощунство, как плевки им в душу любые высказывания по поводу того, что-де Гитлер и Сталин - это одного поля ягоды. Да и весь ход второй мировой войны опровергал подобные высказывания, если бы они кем-то и делались. Те документы, мемуары современников и сообщения печати, которыми я располагал, работая над кандидатской диссертацией, не подтверждали, а опровергали надуманные версии американских политологов о тождестве внешней и внутренней политики коммунистов и фашистов. В глаза мне бросались тогда вполне явственные различия сущности коммунизма и фашизма. И как нельзя было игнорировать эту разницу в те годы, так нельзя закрывать на нее глаза в наши дни. И в вкратце она сводилась в моем сознании к следующему:

Во-первых, фашизм появился на свет как антипод коммунизма, и притом значительно позже и в иной исторической обстановке, чем коммунистическая идеология. Фашизм как политика правящих кругов европейских капиталистических стран возник в виде ответной реакции на победу коммунистов в России в 1917 году и подъем коммунистического и рабочего движения в таких странах Европы как Германия, Италия, Венгрия и т.д. Цель фашизма с момента его зарождения состояла в том, чтобы подавить коммунистическое движение и упрочить власть имущих верхов названных стран над широкими массами трудового населения. Воинственный антикоммунизм всегда был, следовательно, основной и неотъемлемой частью идеологии фашистских организаций и режимов.

Во-вторых, коммунизм возник и победил в России под антивоенными знаменами - под знаменами борьбы за прекращение войн, развязанных правящими кругами ряда развитых стран мира, в то время как фашизм возник под знаменами милитаризма, реванша, гонки вооружений и приготовлений к войнам за переделы сложившихся в мире границ.

В-третьих, если коммунисты несли на своих знаменах лозунги равенства и братства всех народов мира - лозунги интернационализма, то фашисты утверждали и в Германии и в других странах расовое превосходство одних народов над другими и идеи господства "избранных рас" над всеми остальными.

Далее, в-четвертых, в глаза бросалось различие социальной природы коммунизма и фашизма: коммунисты направляли острие своей борьбы против капитализма, их приход к власти сопровождался сломом капиталистической системы, ликвидацией рыночной экономики, изъятием из частных рук банков, заводов и коммерческих предприятий. Что же касается фашизма, то у истоков власти фашистских диктаторов находились, как правило, те или иные финансовые группировки (к примеру, Круппы и Тиссены в Германии), и фашистские диктаторы нигде и никогда не посягали на право частной собственности как основы капиталистической системы хозяйства.

И, наконец, в-пятых, в борьбе за приход к власти коммунисты повсеместно выдвигали лозунги защиты буржуазных демократических свобод и прав граждан, а парламентские учреждения использовались ими для получения поддержки широких слоев избирателей, в то время как фашисты приходили к власти под лозунгами отказа от демократии, уничтожения парламентаризма и возврата к средневековым самодержавным методам господства.