Другая единственная - Наташа Колесникова

силах сдвинуться с места. Но его рука по-прежнему ласкала ее красивое тело. И ее рука расслабленно трогала его.

— Павел, ты уже считаешь меня проституткой?

— Нет, Габи, нет. Я тебя люблю уже второй день… С тех пор как увидел, влюбился… жить не могу без тебя, правда.

Она усмехнулась, над верхней губой заметнее стали капельки пота. Он слизал их языком.

— Второй день — это очень долго, да?

— По-всякому бывает. Иногда и минута — очень долго. Я, когда увидел тебя, захотел отдать все, что у меня есть. Просто так, чтобы ты хоть немного стала счастливее.

— Знаешь, ты вчера получил правильно, я не терплю такого отношения к себе. И смотреть бы в твою сторону не стала, но потом посмотрела и увидела — у тебя такая тоска в глазах… А потом поговорила и поняла — ты хороший человек, только очень грустный и несчастный. Почему?

— Сперва ты расскажи, почему уехала из России?

— Очень просто. Дедушка в тридцать седьмом еще маленьким приехал в Россию, тогда многих детей привезли. Женился потом на бабушке, тоже испанке. Так что по матери я чистая испанка, а отец был русский, но он умер. И дедушка тоже умер. А бабушка стала наследницей дома в Корринто, и мы, три женщины, приехали в девяносто пятом сюда. Мама умерла, и мы живем теперь с бабушкой. Мне тогда было семнадцать, и я свободно говорила на двух языках. Теперь тоже говорю…

— Габи, так ты просто русская испанка!

— Да. Я люблю все русское. Знаешь, я жалею, что мы уехали из России. Но что поделаешь? Теперь у меня ничего и никого там нет. А тут — больная бабушка. Кстати она бывший доцент МФТИ, кандидат физико-математических наук.

— И уехала?

— Тут был дом на побережье, и правительство Испании гарантировало ей солидную пенсию. А там что? Но я не хотела уезжать, правда.

— Габи, я увезу тебя в Россию… Клянусь, я выкарабкаюсь ради тебя!

— Павел… Паша… Я стала женщиной в шестнадцать лет, влюбилась в одного дурака в России… С тех пор у меня не было мужчин, понимаешь?

— Ни одного? У такой красавицы? — не поверил он.

— Ни одного. То есть многие хотят в Корринто, но я не хочу, понимаешь?

— Габи, ты самая прекрасная женщина из всех, которых я видел когда-то, Я ради тебя…

— Ты ради меня поспи еще пару часов, а вечером жди меня в машине, как договаривались, хорошо?

Его мнение не учитывалось, ибо она выскользнула из-под одеяла и принялась торопливо одеваться. Он широко раскрытыми глазами смотрел, как одежда скрывает от его взгляда самое красивое в мире тело. Она помахала ему ручкой и вышла из номера, заперев его. А он повернулся на бок и закрыл глаза. Уснул не сразу, долго еще видел ее красивое тело, чувствовал прикосновения ее ласковых пальцев.

Самарина отвлек от сладостных мыслей настойчивый звонок в калитку. С неудовольствием он встал с кресла, вышел во двор. Думал, явилась одна из бывших девчонок, они часто возвращались, да без толку, но оказалось, что в калитку звонил сосед по даче, Стас. Он работал каким-то чиновником в мэрии Москвы, кажется, ведал делами образования, судя по даче (обычный кирпичный дом, который достался в наследство гл родителей, по сравнению с его дворцом так просто халупа), взяток больших не брал, а здесь казался просто нормальным, хозяйственным мужиком. Весной и летом с женой активно обихаживал свои многочисленные грядки, иногда выпивали вместе, но другом Самарин его не считал.

— Паш, я слышал, ты ушел из своей фирмы? — спросил Стас. — Почему?

— Обстоятельства так сложились.

— Я понимаю и не собираюсь выведывать профессиональные секреты. Слушай, пойдем ко мне, вмажем. У меня с женой проблемы, приехал вот на дачу… Какого черт тут зимой делать, да еще и незадолго до Нового года — понятия не имею. Ну ты как?

— Да, в общем, не против.

— Ну давай, жду. У меня водка и все, что положено. Грибочки свои, соленые, огурчики, тоже свои, ну и… Можешь прямо через забор махнуть.

— Да я прямо с тобой и пойду, Стас. От водки под твои замечательные грибочки кто же откажется?

— Ну, классно, Паша!

В доме Стаса, на отапливаемой веранде, был уже накрыт стол, которому позавидует каждый русский — запотевшая бутылка водки, соленые грузди в хрустальной посудине, соленые огурцы, баклажаны, ну и вареная колбаса, естественно. Все как в добрые старые времена. Самарин их помнил по лихим студенческим пирушкам на дачах однокурсников, преимущественно женского пола.

— Вот я ей сказал: купим кухню красного дерева, потому что у нас на кухне обои — «под кирпич», — сказал Стас после первой. — А она — нет! Купим гарнитур синего цвета, а обои сменим. Ты представляешь себе на кухне синий гарнитур и синие обои? Да что ж это за кухня, на хрен?

— Ну, можно как-то договориться. У меня тоже кухонная мебель красного дерева, но жены нет, поэтому и проблем не возникает.

— Я пробовал договориться — да у нее прямо как заело, представляешь? Ну, я разозлился и уехал на дачу.

— Да разберетесь с этим вопросом. Подумаешь, кухонный гарнитур! Сойдитесь на чем-то нейтральном.

Стас по повой наполнил хрустальные рюмки, добавил на тарелку Самарина грибов, огурцов и колбасы. Выпили, принялись закусывать.

— Нет, разберемся, но она же наглеет, понимаешь? Двадцать лет живем вместе, а управы на эту дуру… Убить иногда готов… а развестись — нет.

— Стас, да она тоже так думает. Не сомневаюсь, что скоро вы придете к консенсусу, как любят говорить политики.

— Да? Надеюсь. Ну тогда скажи мне, молодой, энергичный сосед, что такое нынешний бизнес? Ты уходишь из солидной фирмы, которая тебе дала… такой вот дом. Не страшно?

Самарин увлеченно поедал соленые грузди, под водку лучшей закуски не придумаешь.