Фальшивый купон - Лев Толстой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Как где? А бог?
- Что-то не видать его; я, брат, не верю, - думаю, помрешь - трава вырастет. Вот и вся.
- Как же думаешь? Я сколько душ загубил, а она, сердечная, только людям помогала. Что же, думаешь, мне с ней одно будет? Нет, погоди...
- Так, думаешь, помрешь, душа останется?
- А то как же. Это верно.
Тяжело было Прокофью умирать, задыхался он. Но в последний час вдруг легко стало. Позвал он Степана.
- Ну, брат, прощай. Видно, пришла смерть моя. И вот боялся, а теперь ничего. Только скорей хочется.
И Прокофий помер в больнице.
XVII
Между тем дела Евгения Михайловича шли все хуже и хуже. Магазин был заложен. Торговля не шла. В городе открылся другой магазин, а проценты требовали. Надо было занимать опять за проценты. И кончилось тем, что магазин и весь товар был назначен к продаже. Евгений Михайлович и его жена бросались повсюду и нигде не могли достать тех четырехсот рублей, которые нужны были, чтобы спасти дело.
Была маленькая надежда на купца Краснопузова, любовница которого была знакома с женой Евгения Михайловича. Теперь же по всему городу было известно, что у Краснопузова украли огромные деньги. Рассказывали, что украли полмиллиона.
- И кто ж украл? - рассказывала жена Евгения Михайловича. - Василий, наш бывший дворник. Говорят, он швыряет теперь этими деньгами, и полиция подкуплена.
- Негодяй был, - сказал Евгений Михайлович. - Как он тогда легко на клятвопреступление пошел. Я никак не думал.
- Говорят, он заходил к нам на двор. Кухарка говорила, что он. Она говорит, что он четырнадцать бедных невест замуж отдал.
- Ну, они выдумают.
В это время какой-то странный пожилой человек в казинетовой куртке вошел в магазин.
- Что тебе?
- Вам письмо.
- От кого?
- Там написано.
- Что же, ответа не надо? Да подожди.
- Нельзя.
И странный человек, отдав конверт, торопливо ушел.
- Чудно!
Евгений Михайлович разорвал толстый конверт и не верил своим глазам: сторублевые бумажки. Четыре. Что это? И тут же безграмотное письмо Евгению Михайловичу: "По Евангелию говорится, делай добро за зло. Вы мине много зла исделали с купоном и мужичка я дюже обидел, а я вот тебя жилею. На, возьми четыре екатеринки и помни своего дворника Василья".
- Нет, это удивительно, - говорил Евгений Михайлович, говорил и жене и сам себе. И когда вспоминал об этом или говорил об этом жене, слезы выступали у него на глаза и на душе было радостно.
XVIII
В Суздальской тюрьме содержалось четырнадцать духовных лиц, всё преимущественно за отступление от православия; туда же был прислан и Исидор. Отец Михаил принял Исидора по бумаге и, не разговаривая с ним, велел поместить его в отдельной камере, как важного преступника. На третьей неделе пребывания Исидора в тюрьме отец Михаил обходил содержащихся. Войдя к Исидору, он спросил: не нужно ли чего?
- Мне многое нужно, не могу сказать при людях. Дай мне случай говорить с тобою наедине.
Они взглянули друг на друга, и Михаил понял, что ему бояться нечего. Он велел привести Исидора в свою келью и, когда они остались одни, сказал:
- Ну, говори.
Исидор упал на колени.
- Брат! - сказал Исидор. - Что ты делаешь? Пожалей себя. Ведь хуже нет злодея тебя, ты поругал все святое...
Через месяц Михаил подал бумаги об освобождении, как раскаявшихся, не только Исидора, но и семерых других и сам попросился в монастырь на покой.
XIX
Прошло десять лет.
Митя Смоковников кончил курс в техническом училище и был инженером с большим жалованьем на золотых приисках в Сибири. Ему надо было ехать по участку. Директор предложил ему взять каторжника Степана Пелагеюшкина.
- Как каторжника? Разве не опасно?
- С ним не опасно. Это святой человек. Спросите у кого хотите.
- Да за что он?
Директор улыбнулся.
- Шесть душ убил, а святой человек. Уж я ручаюсь.
И вот Митя Смоковников принял Степана, плешивого, худого, загорелого человека, и поехал с ним.
Дорогой Степан ходил, как он ухаживал за всеми, где мог, как за своим детищем, за Смоковниковым и дорогой рассказал ему всю свою историю. И то, как и зачем и чем он живет теперь.
И удивительное дело. Митя Смоковников, живший до тех пор только питьем, едой, картами, вином, женщинами, задумался в первый раз над жизнью. И думы эти не оставили его, а разворачивали его душу все дальше и дальше. Ему предлагали место, где была большая польза. Он отказался и решил на то, что у него было, купить именье, жениться и, как сумеет, служить народу.
XX
Он так и сделал. Но прежде приехал к отцу, с которым у него были неприятные отношения за новую семью, которую завел отец. Теперь же он решил сблизиться с отцом. И так и сделал. И отец удивлялся, смеялся над ним, а потом сам перестал нападать на него и вспомнил многие и многие случаи, где он был виноват перед ним.