Литерасутра. Знаменитые книги в эротическом переложении - Ванесса Пароди

Алкозельц: Отчего не спросишь, чем владею в совершенстве я?

Сократ: Позволь мне пояснить. Ты называешь частные, конкретные формы знания, тогда как я прошу сказать, что есть Знание как идея?

Алкозельц: Так-так… Если я правильно тебя понимаю, то спроси ты меня, что есть Член как идея, и я в ответ указал бы на твой член, то этот член был бы конкретно твоим? И если я потрогаю его, он все равно останется конкретно твоим членом? Даже если я возьму его в рот…

Сократ: Я знаю только то, что я ничего не знаю… ля-ля-ля… правители-философы… тополя… Я повитуха, что помогает тебе родиться к новой жизни. О да-а!

Раб Алкозельца заканчивает читать.

Клитор: На удивление сжатый пересказ.

Алкозельц: Что ж, хотя мне случалось терять нить рассуждений, главное я передал.

Клитор: Какая жалость, что ты не запомнил больше. Хотелось бы полнее ознакомиться с диалектикой Сократа.

Алкозельц: Мы чересчур увлекались созданием прелюбопытнейшей игры теней на стенах нашей, так сказать, пещеры, в парилке…

28. Лев Толстой «Война и мир»

Едва князь Андрей обнял тонкий, подвижный, трепещущий стан Наташи и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим и понял, что должен признаться.

– Наташа, я не такой, как другие мужчины. Вы должны знать обо мне нечто страшное.

Что он такое говорит? Какая страшная тайна может быть у этого благородного, славного и умного человека? Быть может, князь – вампир? Ах, если б рядом была Соня, они могли бы потом вместе обдумать его странные речи, отыскать в них тайный смысл!

– Вы так молоды, а я уже так много испытал в жизни. Мне страшно за вас. Эти испытания наложили на меня печать более глубокую, чем я мог ожидать; впрочем, теперь-то я понимаю, что здесь не обошлось без няни… Наташа, я не получаю никакого удовольствия от обыкновенного соития, каким услаждают свою плоть все остальные гости на этом балу. Оно не приносит мне радости жизни, радости от сближения с женщиной. Я хочу связать ваши тонкие руки галстухом, хочу слышать крики боли и повиновения, я хочу… Нет, так нельзя! Ваши юные невинные уши… я не могу боле осквернять их своими речами, такая жизнь не для вас! Наверное.

Князь Андрей был раздавлен. Неужели он в самом деле поведал Наташе страшную тайну, открыл ей самую свою суть? Извращенную и порочную суть, о которой знали лишь пятнадцать избранных младших лейтенантов, чьи уста запечатала подписка о неразглашении? Да еще няня, которая научила его всем фокусам и чью старенькую плетку он по сей день берег как зеницу ока. Чертов Пьер и его масонские поучительно-наставнические речи! Князь начал подозревать, что Пьер сам влюбился в Наташу и намеренно подрывает его силы.

Наташа покраснела и в попытке сдержать частое испуганное дыхание закусила губки, похожие на розовый бутон. Сколько раз она предавалась фантазиям о том, что ждет ее на балу, в освещенных залах, в окружении всей блестящей молодежи Петербурга – но такого она вообразить не могла. Они с Соней в радостном предвкушении неделями обсуждали возможные встречи и ситуации, что они будут делать и что чувствовать. Даже продумали встречу с вампиром. Но отчего они не подумали об этом? Мысленно Наташа прокляла Соню и эту их вопиющую оплошность. Как теперь ответить князю? Что чувствовать? Андрей – в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках – был самым красивым мужчиной из всех, что она встречала, и будил в ее чреслах самые неожиданные ощущения. Трепет, который почувствовал князь, когда обхватил ее талию, пополз вниз, дыхание участилось… Ах, что же все это значит?

Андрей видел блестящие Наташины глаза, часто поднимающуюся, чуть определенную грудь, румянец на щеках и чувствовал внутри тепло какого-то пламени, которое прежде лишь едва тлело. Он не смел и надеяться, что она не бросится прочь, услышав его слова. Неужто в один прекрасный день он получит ее цветущее юное тело, зная, что она подписала соглашение о неразглашении и выучила стоп-слова? Едва ли не с тем же страхом, что объял его душу под Аустерлицем, Андрей взял ее за руку и произнес:

– Ступай за мной, моя невинная Наташа, и ты запомнишь свой первый бал навсегда.

Когда под стихающие звуки полонеза они покидали зал, Наташа смотрела вперед с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Хорошо, что в запасе у нее еще тысяча страниц – можно как следует все обдумать и понять!

29. Дик Френсис «Фаворит»

Адмирала нашли на дне реки Волги: кто-то связал ему ноги, надел на глаза шоры и, сунув в зубы апельсин, утопил. Дурная смерть для трехкратного победителя ежегодных скачек. Кому-то придется попотеть, чтобы пресса о ней не разнюхала.

Идя рысью по обледенелой московской улице, я жаждал мести и клялся себе отыскать убийц. С утра у меня во рту и маковой росинки не было, однако я не мог приняться за репку в моем мешочке, пока не удалился от разбухшего трупа Адмирала.

Вскоре за спиной у меня зацокали копыта, и я перешел на легкий галоп. Ускорились и мои преследователи. Я тихо заржал – из-за спины ответили тем же. Я перепрыгнул через ребенка – перескочили и они. Впереди маячил Кремль. Только бы добраться до Красной площади, а там и на галоп перейти можно. Свернув за угол, я оказался на открытом пространстве; сильный ветер трепал мою гриву. Позади тяжело дышали. За мною гнались пони!

Промчавшись мимо балалаечника в ушанке, я мельком вспомнил славные деньки в Ньюмаркете. Еще не пристрастившись к сену и не изведав оплеух от русских нуворишей, Адмирал был несомненным лидером у нас в конюшне. Лидером не только в гонках. Огромный, как дар Одиссея троянцам, и словно вытесанный из дерева, высотой под семьдесят два дюйма в холке, изящный, он многократно побеждал нас – на ипподроме ли, в денниках. Раз за разом на скачках я шел за ним в хвосте, – опьяненный грохотом его копыт, наслаждаясь божественным видом сзади. Когда я видел, как жокей льнет к шее Адмирала, как затянутый в шелк человечий зад подпрыгивает на его лоснящейся спине, меня обуревали страсть и ревность. О, как я мечтал потереться об эти тугие бедра, увидеть, как Адмирал изогнет подо мной в экстазе шею. Однажды я неудачно взял простенький барьер и слегка поранился. Вернулся в стойло раньше времени и застал Адмирала в полной готовности. Я чуть не подошел к нему тогда… Увы, мы принадлежали к разным кругам. Оставалось лелеять мечту, что однажды, трясясь в общем вагоне, я сумею как будто бы случайно прижаться к его гнедым ягодицам.