Дом на перекрестке (трилогия) - Милена Завойчинская

— Спасибо.

— Вот и ладненько, тогда на сегодня все, — я кивнула и встала.

— А меня рыбкой угостишь? — вклинился в разговор кот.

— Кошак, ты опять? Ну что ты как из голодного края? — я только головой покачала.

— Нет рыбы, подохла вся, — печально вздохнул водяной. — Говорю же, умирает мой пруд. Как есть скоро болотом станет.

— Не пережива-а-уй, — затянул кот. — Она тебе-у поможет. Она зна-а-у-ешь какая? Ух!

— Это я уже заметил, — рассмеялся водяной. — С такой Хозяйкой не забалуешь. Это хорошо, — он снова мне поклонился. — Давно нужна крепкая рука.

Я хмыкнула, решив промолчать. Водяной тем временем вытащил пробку для слива воды и слился сам вместе с водой. Звучит дико, но тем не менее. Как-то у него совершенно немыслимым образом тело, начиная снизу, превратилось в воду и всосалось в слив. Я только в онемении наблюдала за этим процессом. Остатки воды тоже слились, и о нашем госте напоминал только листочек водорослей, прилипший к стенке ванны.

Глава 6

Я в задумчивости вышла из ванной, решая, что же нужно сделать. Машинально мазнула взглядом по коту. Я уже и забыла про этого мелкого шкоду, а ведь он что-то вещал про то, что якобы само открылось. И имя еще…

— Эй, животное, — позвала его, и он прижал уши, вспомнив, что вообще-то его должны за что-то наказать.

— Я не животное, а фамильяр, — наглый характер промолчать коту не дал, но и приближаться ко мне он не спешил. А Тимар за его спиной только тихо хмыкнул.

— Да не бойся, — я улыбнулась. — Давай все-таки имя тебе дадим? Неудобно ведь так обращаться к тебе. Раз ты выбрать не можешь, я тебе дам имя сама. Филимон. Как тебе?

— Филимон? — кот покатал имя на языке.

— Угу. Сокращенно Филя, Филечка, Филька. Мне почему-то кажется, что оно тебе подходит. Какое-то оно такое черное и пушистое на вкус.

— Филимон… Филя… — фамильяр еще мгновение подумал. — Ну ладно, мне вроде нравится.

— Вот и славно. А теперь давай вернемся к тому разговору, который нам перебил водяной. Что там само открылось? Расскажи подробно?

— Да я хотел об нее почесаться, навалился, а она скрип — и открылась, — выдал Филимон.

— Кто она? — вмешался Тимар.

— Ну как кто? Дверь.

— Филь, какая дверь? Ты попонятнее объясни? — я потерла лоб. Что-то голова разболелась с этими общениями.

— Ну как это какая? — Филя всплеснул лапами. — Я же говорю, дверь. Та, которая заперта была, на втором этаже. Я на нее навалился, а она приоткрылась. Но я внутрь не входил, ты не думай.

— Дверь, говоришь? — я быстро взглянула на Тима. — Идем?

Дверь, про которую мы с Тимаром уже и забыли, так увлеклись забором и облагораживанием участка, сейчас была немного приоткрыта. Я потянула ее на себя, ключ оказался вставленным в замочную скважину изнутри.

— А вот и ключик, — я аккуратно вынула его, и вставила обратно, но уже со стороны коридора. Заглянула внутрь.

А там оказалась лестница наверх. О как! А как это, кстати? Тут что, еще и третий этаж есть? Входить внутрь и подниматься по лестнице я не спешила. Очень уж там было грязно, и все затянуто паутиной.

— Тимка, — я обернулась к оборотню, топтавшемуся за моей спиной. — Сходи, а? Я пауков боюсь, а тут паутины куча. Бр-р-р, — меня брезгливо передернуло. — И давай сразу по мере поднимания наверх ты будешь всю ее сметать?

— Ну ты даешь, — Тимар фыркнул. — Водяного не испугалась, а пауков боишься.

— Ну… Они такие мерзкие, эти их лапы… И паутина, фу, гадость, — я смущенно рассмеялась. — Давай ты всю эту мерзость прямо сразу в пылесос? А я за тобой следом пойду.

Тимар философски пожал плечами, пробурчав под нос что-то типа «все девушки странные» и отправился за ним. А я в который раз порадовалась своему выбору — пылесос у меня такая же адская машина, как и пароочиститель. Засасывал так, что я щетку потом от пола с трудом отрывала.

Вот такой вереницей мы и отправились по лестнице вверх. Впереди Тимар с пылесосом, включенным в удлинитель, за ним Филимон и последней я. Лестничных пролетов оказалось два. Причем было стойкое ощущение, что мы поднимаемся в башню, очень уж узкой и крутой была эта лестница. Да и последний раз ходили по ней явно, бог знает, сколько лет назад. Пауки тут постарались на славу. Все было не просто в паутине, а вот как в фильмах ужасов показывают, когда она висит как полотна, от пола до потолка, от стены до стены. Сама бы я сюда точно не полезла, ни за что на свете. Но ступая по уже очищенному пространству, только брезгливо сглатывала, глядя на колышущиеся на сквозняке серые полотнища. Какая мерзость!

Тимар остановился, выключил пылесос, и я выглянула из-за его плеча. Огось! Мы пришли в комнату, которая, как я и предполагала, находилась в башне. Или точнее башенке, так как лестница не длинная. Так вот — круглая комната метров двадцати, высокий сводчатый потолок, три стрельчатых окна по периметру, одно из них от пола до потолка и открывается на балкончик с коваными перилами. Стены обшиты светлым деревом, пол тоже деревянный, но очень темный, почти черный. На стене старый гобелен, выцветший и покрытый пылью настолько, что понять, что на нем изображено невозможно. У одного окна письменный стол, кожаное кресло. Рядом высокий узкий книжный шкаф со стеклянными дверцами. С потолка свисает хрустальная люстра на цепи, а с люстры клочья паутины. Собственно она здесь была везде, так же как и на лестнице, поэтому входить я не торопилась.

А завершала увиденный нами интерьер комнаты — кровать у одной стены. Старинная, под вишневым балдахином. Точнее, когда-то он был вишневым, а сейчас и не поймешь какого цвета, столько на нем было пыли. Пространство между столбами, удерживающими балдахин, тоже в паутине, и меня в очередной раз скрутило от отвращения. На самой кровати застеленной покрывалом в цвет балдахина, лежит что-то крупное и продолговатое, и накрыто сверху полотном. Понять, что там, невозможно с порога, видно только, что на покрывале толстый слой пыли, и откровенно говоря, мне даже страшно представить, сколько ее поднимется в воздух, если это покрывало снять.

— Ого, — нарушил тишину Филимон. — Какая интересная башенка.

— Угу, — промычала я. — Тим, давай переоденемся и попробуем тут разобраться? Только нам надо на волосы что-то повязать и на лицо, а то задохнемся.

— Это точно, — оборотень тоже брезгливо поморщился. — Тут надо все тряпки сразу или выкидывать, или выносить на улицу и уже там выбивать и пылесосить.

И вновь мы принялись за уборку. Пока Тимар все пылесосил и убирал паутину, мы с Филькой ждали на пороге. Потом оборотень добрался до кровати и тут уже я вошла.

— Ну что, взялись? — мы с Тимом потянули балдахин с двух сторон и, насколько могли аккуратно, стащили его вниз.

Пыль столбом взвилась в воздух, и кот на пороге закашлялся.

— Ну вы, поаккуратнее там, — пробурчал недовольно.

— Филь, не лезь со своими советами, — злобно шикнула я. — И так стараемся не пылить.

Истлевший бархатный балдахин, который рассыпался в руках от старости, скатали и засунули в большой мешок, который оттащили к двери. Тим снова пропылесосил то, что нападало с него, и мы, кивнув друг другу, взялись за то полотно, которым была накрыта кровать. Сдернули, и я, взвизгнув от неожиданности, отпрыгнула назад, а Тимар проворчал под нос какое-то ругательство.

Полотнище упало на пол, взметнув с себя столбом пыль, и пока она медленно опадала, мы в немом изумлении смотрели на кровать. А там лежал крупный высокий мужчина в черных брюках и рубашке, которая когда-то была белой. Светлые волосы, длиной до самых пят, в беспорядке разметались по покрывалу. Руки сложены на груди, как у покойников. Спокойное лицо можно назвать красивым — волевой подбородок, высокие скулы, брови и ресницы на несколько тонов темнее волос. Породистое такое лицо, не смазливое, но определенно красивое. Глаза закрыты. И весь он — и лицо, и волосы, и одежда, припорошены вездесущей пылью и посерели. Похоже, даже полотнище, укрывавшее его, не спасло от нее.

А вот и труп в подвале, о котором говорила в свое время на форуме Авантюристка. В данном случае не в подвале, но от этого не менее страшно. И волосы светлые… А вдруг это его призрак являлся мне тогда, а вовсе это и не сон был. Ужас!

— Тим, — я перешла на шепот. — Он мертвый?

— Не знаю, — он тоже сглотнул.

— Тимочка-а-а, — протянула я. — А ты сможешь проверить? Я боюсь к нему подходить.

Тимар как-то жалобно взглянул на меня, и мне даже стыдно стало. Блин, взрослая девица, а заставляю пацана идти проверять живой этот мужик или нет. Ни стыда, ни совести. Оборотень переминался с ноги на ногу, и идти, тоже не спешил.

— Филимон, — я обернулась к фамильяру. — Филя, ты у нас единственное волшебное существо. И ты тут единственный взрослый мужчина, хоть и кошачий. Проверь, а?