Академия Биссектриса - Владимир Малов

А может, кто-то из нас раздумал уже стать ученым? Сам, я например, начинаю подумывать о другом. Но в Академию мы приходим все.

Мы собираемся в классе по понедельникам и средам, после пяти, каждый занимается своим делом - Алеша Кувшинников, Толик Сергеев...

Андрюша Григорьев, чей портрет все еще висит на "Архимеде" (как-никак единственное открытие "Биссектрисы") снова что-то считает и ставит какие-то опыты. А три дня назад случилось невероятное. Мы с Алехой шнуровали бутсы, готовясь выйти на футбольное поле, когда в раздевалку вдруг вошел Андрюша Григорьев и тоже стал готовиться к игре. Он играл с нами полтора часа и даже забил гол, но следующим утром опять получил пятерку. А на Академии снова что-то читал и собирал какую-то схему.

А я в эти дни открываю свою тетрадь и пишу. И этому меня тоже научил Галактионыч. На каком-то уроке литературы мы говорили о том, какое место в жизни современного человека занимает книга. Галактионыч сказал нам: в двадцатом веке часто гадали о том, какими станут книги в будущем. Размером с пуговицу, чтобы читать их с помощью специальных аппаратов? Или говорящие, чтобы не читать их, а слушать? А книга осталась прежней. Потому что нет большего удовольствия, чем держать ее в руках именно такой, к какой люди давно привыкли: такого же веса, того же формата и так же пахнущую типографской краской. Даже учебники остались точно такими же, как в XX веке, даже классные журналы.

И по-настоящему хорошая книга, как сказал тогда Галактионыч (он дважды повторил это слово "по-настоящему") может даже лечить людей вместо лекарств. Если ты заболел, иди не к врачу, а в библиотеку.

- Что у тебя болит? - спросит библиотекарь, выслушает твои жалобы. Ах, вот в чем дело...

И снимет с полки "Трех мушкетеров".

- А у тебя? - и протянет кому-то томик Жюля Верна.

А третьему даст "Дон-Кихота", а кому-то Пушкина, а еще кому-то пропишет "Робинзона Крузо"...

Я не знаю, что случилось с нашим шестым "А" после того, о чем я рассказывал, но что-то, наверное, случилось. И тогда я вспомнил слова нашего учителя - захотел сам написать для ребят хорошую книгу. Но какую, о чем? И вдруг понял, что надо мне написать о них же самих - об Установке Радости, о том, как мы ее изобрели и мечтали о том, чтобы на Земле всегда было всем весело и хорошо, но больше всего все-таки о самих нас. Ведь совсем не Установка Радости и то, как она работала, главное во всем, что случилось. Мало ли, что мы еще изобретем. откроем, напишем в свое время! Главное - это все-таки мы сами, и то, что мы поняли за это время, и то, какими мы стали. И пусть они, наши академики, прочитав мои записи, посмотрят на самих себя со стороны. Если это им в чем-то поможет, значит, книгу я снял для них с полки верно. А может, и не только для них одних.

...Алеха задумчиво смотрит в окно. За окном одна из улиц нашего маленького тихого города. Неслышно катит по ней троллайн - в ту сторону, где улица, на которой жил Юрий Попов. А у школьных ворот толпится стайка ребят из других классов: занятия кончились, они расходятся по домам, Академии "Биссектрисы" у них нет. Толик Сергеев склонился над доказательством, затылок у него каменный. Труба придумывает какие-то новые приключения своим героям. Маленькие люди двадцать первого века...

11

Дверь, на которой висела табличка "Академия Наук", недавно заново полимеризовали - раньше дверь была зеленой, а теперь стала голубой. И надпись, процарапанная ножом, исчезла, дверь засверкала чистотой.

Алеша стал старше, и теперь он долго колебался, ходил задумчивый и сам не свой. Но потом решился все-таки: поставил меня в конце коридора, вырезал "Биссектрису" заново - ровными, аккуратными буквами.