Замок лорда Валентайна. Хроники Маджипуры - Роберт Сильверберг

Следующая дверь, открывшаяся перед ними, была дверью музея восковых фигур. Этот был сделан в форме Лабиринта. Войдя в него, выйти было нелегко, и они дали служителю три медяка, чтобы он сопровождал их. Из тьмы выступали герои королевства, их трудно было отличить от живых. Они двигались и говорили на архаических диалектах. Один, высокого роста воин, назвал себя лордом Стиамотом, победителем метаморфов. Здесь же была легендарная Леди Сиин, его мать, Леди-воин, которая лично вела защиту Острова Снов, когда его осаждали аборигены. Затем появилась фигура, назвавшая себя Дворном, первым Понтификом. Он был по времени так же далек от Стиамота, как сам Стиамот от теперешнего Коронованного. Рядом с ним стоял Динатик Баржазид, первый Король Снов, властитель куда менее древний.

Чем дальше заходили они в лабиринт, тем больше было правителей — богатейший ассортимент Понтификов, Леди и Коронованных, великих Конфалумов и Престимионов, Ариохов… Наконец возникла и последняя фигура — румяного мужчины лет сорока, черноволосого и черноглазого, в облегающей черной одежде.

Ему не было нужды называть себя — это был лорд Вориакс, последний Коронованный, брат лорда Валентайна, погибший два года назад на охоте. Он правил всего восемь лет. Лорд поклонился вошедшим, протянул к ним руки и воскликнул:

— Оплакивайте меня, братья и сестры, потому что я погиб раньше времени! Мое падение было тем ужаснее, чем больше была моя высота! Ведь я лорд Вориакс! Задумайтесь о моей судьбе!

Карабелла вздрогнула.

— Мрачное место, — прошептала она, — страшные судьбы!

Уйдем отсюда.

Теперь они проходили мимо всех, обещающих короткую радость заведений — ярко освещенных игорных залов, столов с всяческой снедью, домов радости, они нигде не останавливались, перелетая с места на место, подобно птицам, пока не свернули за угол и не оказались в темноте, за пределами всеобщего веселья. Это был парк, здесь царили тишина и аромат цветов.

Рука Валентайна сама собой обняла талию Карабеллы. Дневное тепло накопилось под деревьями, их ноги то и дело задевали громадные, чуть ли не с человеческую голову соцветия растений. Фестиваль с его суматохой отодвинулся, казалось, на десять тысяч миль.

— Вот здесь мы и остановимся, — сказала девушка.

Валентайн сдернул со своих плеч плащ и расстелил на земле. Карабелла протянула ему руки — он очутился в ее объятиях. Раскидистые кусты закрывали их от всего мира.

Девушка села, сняла с пояса крохотную арфу, похожую больше на украшение, чем на музыкальный инструмент. Тронула струны и запела:

Любовь моя прекрасна, как весна,Как ночь, она поверишь ли, нежнаИ сладостна, как недоступный плод,Ну кто его, ну кто его сорвет?

Для всех он недоступен — только тыДостанешь плод с небесной высоты,Возьмешь его, к губам своим прижмешьИ именем любимой назовешь.

— Красивая песня, — сказал Валентайн, — а у тебя прекрасный голос.

— А ты не поешь? — спросила она, протягивая ему арфу.

Он растерянно повертел в руках крохотный инструмент.

— Я не вспомню сейчас ни одной песни.

— Ну, хоть одну!

— Они все сбежали из моей головы.

Она взяла у него арфу.

— Хочешь, я научу тебя?

— Только не сейчас…

Валентайн коснулся ее губ. Она положила руки ему на плечи. Глаза его привыкли к темноте и он увидел близко, близко ее расширившиеся глаза, ощутил прикосновение кончика носа. Было подался назад, страшась того, что могло сейчас случиться, опасаясь груза ответственности, которую нужно будет взять на себя, но страх отступил. Было ощущение праздника, и они хотели друг друга.

Валентайн вспомнил ее обнаженной — худенькая, как подросток, только бедра выдавали женщину. И сгусток энергии… Он почувствовал под рукой, как дрожит ее тело — не от ночной сырости, не от холода. И стал гладить ее плечи, лицо, шею, провел ладонями по обострившейся груди.

…Их тела двигались так, словно они были давними любовниками…

Потом он в полудреме лежал, слушая, как колотится ее сердце, обнимая и гладя ноги, бедра, живот.

— Мы останемся здесь на всю ночь, — шептала она, — нас никто, никто не потревожит.

На его ласку она отвечала своей, трогая лицо, ероша волосы, целуя в кончик носа. Карабелла была игрива, как котенок. Первый порыв ее страсти ушел, пламя обратилось в тепло, обволакивающее его всего, он же был потрясен, оглушен, растерян. Для него это было слишком внезапно. В мгновения радости он проходил границу ярчайшего света, за которой начинались таинственная область без цвета, формы и хоть какой-то субстанции, он рискованно качался на краю двух миров, прежде чем скатиться в реальный мир.

Валентайн молчал. Ни одно из слов не подходило к его состоянию. Он не подозревал, что любовная радость лишит всего мироощущения. Карабелла, как видно, тоже почувствовала невесомость, потому что не говорила ни слова, только обнимала его, поглаживая по голове.

Он уснул.

Пришли, сны — ворвались в его голову, как разбойники. Те же насмешливые лица смотрели на него с пурпурного неба, но на этот раз он был в пустыне не один. Перед ним маячило темное лицо, создававшее ощущение физического присутствия человека; Валентайн знал, что это лицо брата, хотя в жестком сиянии янтарного солнца он не мог разглядеть его подробностей. И еще — звучала музыка, печальная, плачущая и одновременно чем-то угрожающая, предупреждающая о смертельной опасности.

Двое мужчин стояли друг против друга, как на дуэли, из которой живым мог выйти только один.

— Брат! — закричал Валентайн.

Ужас и смятение охватили его. Он дернулся и, извиваясь, как угорь, попытался вырваться из объятий сна, всплыть над ним, как над водоворотом. Но все было напрасно, сон владел его сознанием, подчиняя всем своим обстоятельствам, уклониться от которых, даже немыслимых, было невозможно.

И Валентайн вернулся в страшный сон, где его ожидала дуэль с братом.

Оба были вооружены, но неодинаково, у Валентайна была плохонькая рапира, у брата — длинная сабля. Валентайн делал выпады, один за другим, но брат парировал их, отбивая удары саблей и сам делая выпады, — ему приходилось отступать.

Над головами сражающихся кружили стервятники.

А музыка уже играла песню смерти!

Скоро, очень скоро прольется кровь, и жизнь вернется к Истокам.

Валентайн все отступал, зная, что сзади, уже недалеко, овраг, и отходить назад будет невозможно. Рука уже устала, глаза резал солнечный свет, губы пересохли, силы были на исходе.

— Брат! — крикнул он.

Молчание в ответ.

— Во имя бога!..

Смех и грубая брань. Сабля взвилась и опустилась. Валентайн выставил рапиру. Оружие скрестилось, рапира переломалась. Его шагнувшая назад нога споткнулась о корягу и он упал прямо в колючки какого-то пустынного растения. Человек с саблей встал над ним, заслонив солнце, и песня смерти завизжала на последней ноте. Стервятники устремились вниз.

Спящий Валентайн стонал и вздрагивал.

Он повернулся, ощутил всем телом тепло лежащей рядом девушки и прижался к ней, убегая от страшного холода сна. Ему бы проснуться сейчас и уйти от ужаса смерти, выплыв на безопасные берега реальной жизни, но что-то снова толкало его в сон.

Человек с саблей, стоявший над ним, хохотал. Сабля его снова поднялась. Вместе с ней весь мир рухнет на Валентайна и раздавит его. Он устремил свой дух к Леди и смирился с тем, что умрет.

Удар сабли оказался неудачным: оружие вонзилось в песок. И сон сразу же стал иным. Оборвался визг последней ноты. Валентайна буквально окатило какой-то энергией, он вскочил.

Брат не успел вытащить саблю — Валентайн каблуком вогнал ее еще глубже. И бросился на противника с голыми руками.

Теперь уже он наступал; струсивший брат не успевал отбиваться от града ударов. Вот упал на колени, заревел, как раненый медведь, тряся окровавленной головой. Он даже не пытается защищаться и только бормочет:

— Брат… Брат…

Валентайн опрокинул его на песок.

Противник лежал неподвижно, Валентайн стоял над ним, тяжело дыша. Пусть скорее наступит утро и освободит меня от этого сна, молился он.

Он открыл глаза и увидел темноту над собой. Его руки все еще вздрагивали. Безумные образы — теперь уже их фрагменты — все еще проплывали в его мозгу.

Повернул голову, увидел Карабеллу.

— С тобой все в порядке? — спросила она.

— Я видел сон.

— Ты кричал во сне. Я подумала, что тебе нужно проснуться. Было что-то страшное?

— Да.

— А как сейчас?

— Будто ударили по голове.

— Расскажи мне свой сон.

Раскрыть сокровенное? Но разве они не стали ближе друг другу? Разве они не одновременно ушли в мир снов?