Все началось с нее - Светлана Алешина

— Ларочка, не обращайте на меня внимания. Это у меня нервное. Когда я взволнована, я поглощаю много калорий.

— А переживать тебе вредно, — начал тут же подхалимничать ее муж, Александр Иванович.

— Лариса, у тебя есть что нам сказать? — нетерпеливо и нервно спросила Вероника.

— Ты чрезвычайно догадлива, — ответила Котова. — Я попросила бы минутку внимания.

— Ты определила убийцу? — В голосе Вероники явственно ощущались нотки радости.

Обольстившие некогда Сергея Панаева глазки-незабудки снова заиграли двусмысленным огоньком. А Роман Исаакович, одетый в свой излюбленный безукоризненный строгий костюм, галстук и белоснежную рубашку, подошел к Веронике и обнял ее за плечи.

— Личность убитой мы установили. Все очень просто… Это некая Белла Смирнова, в свое время, достаточно давно, имевшая связь с присутствующим здесь Дмитрием Федоровичем Панаевым. А убийца — он! — Лариса показала на Сергея.

— Что? — Сидевший за столом Сергей, в некотором отдалении от всех, угрожающе приподнялся.

— Какую связь? — обомлела и побледнела Мария Ильинична. — Какая такая Белла?

— Что?! — заорала Вероника, закашлявшись и выпуская клубы табачного дыма.

Пепел от сигареты упал на бежевое платье, и она с ужасом вскочила.

— Слава богу! Не прожгла… — удовлетворенно произнесла она.

И тут же, повысив голос до требуемой в этой ситуации отметки, театрально завопила:

— Все-таки это ты, Панаев! Скотина!

— Я невиновен! — в свою очередь закричал Сергей, и крик этот заглушил все остальные голоса в гостиной.

Мария Ильинична сначала посмотрела на своего мужа, который сидел опустив голову, а потом перевела взгляд на сына.

— Сыночек, что же ты наделал?! — не сдерживая рыдания, воскликнула она и с укором посмотрела на Котову. — Эх вы, а говорили, что поможете. Мало того что не помогла, а еще все выложила. А я-то, дура, перед ней душу выворачивала.

Дочь Ирина наблюдала за всем происходящим достаточно безучастно — алкогольное опьянение действовало на нее умиротворяюще. Сын Панаевых, Николай, молча сидел в кресле и мрачно смотрел на разворачивающуюся разборку.

Тон в ней, естественно, задавали эмоциональные женщины. Мария Ильинична причитала, а Нонна Леонидовна, казалось, торжествовала и чуть ли не хлопала в ладоши от радости. А сама Лариса Котова удивлялась, как это родилось такое стадное чувство, что они поверили именно ей в том, что Панаев — убийца, и даже не потребовали никакой аргументации. Хотя в принципе это было понятно: присутствие нервных женщин, да еще имеющих — каждая свой — зуб на Сергея Панаева сдвинуло атмосферу в совершенно неконструктивном направлении.

Ларису неожиданно потянуло на глобальные обобщения. «Да, некоторые сборища сродни толпе, которая в свою очередь напоминает пороховую бочку. Только поднеси к ней спичку, как она взорвется всплеском экстремизма, — подумала она. — И удивляйся потом, откуда в обществе такая агрессивность!»

— Ура! Наконец-то его посадят! Лет десять о нем ничего не услышу! — восклицала Нонна Леонидовна.

— А может быть, и расстреляют, — мерзко подблеял ей верный муж Александр Иванович.

— Тем лучше! Представляешь, Сашенька, какие мы теперь счастливые! — не унималась Харитонова. — Сама судьба пришла на помощь.

И она чмокнула на радостях своего супруга в лобик. Вероника и Либерзон вели себя более сдержанно, негромко перебрасываясь между собой какими-то фразами. Что касается Панаева, то он после того как выкрикнул, что он ни в чем не виноват, вдруг махнул рукой и снова опустился на свое место.

— Господа, я думаю, что надо вызвать милицию! — вновь напомнила о себе Лариса, пытаясь перекричать мать и тещу Панаева.

Она старалась не встречаться взглядом с Сергеем, поскольку понимала, что сейчас отношение его к ней может быть только негативным.

— Я думаю, что детали случившегося установят именно органы, — добавила Лариса.

— Ура, еще раз ура! Виновник будет наказан! — Торжеству Нонны Леонидовны не было предела.

— Какая ты подлая! — с горечью произнесла Мария Ильинична, глядя прямо в лицо свахе.

— Чья бы корова мычала! — огрызнулась та. — Воспитала убийцу!

— Да пошла ты! — неожиданно вялым голосом возникла в разговоре Ирина, которую, видимо, задели эти слова.

Но главным в конфликте все же было противоборство родителей Сергея и Вероники, поэтому на вежливый посыл на три буквы в исполнении алкоголички Ирины никто не обратил внимания. Нонна Леонидовна и Мария Ильинична готовы были вцепиться друг в друга. Чуть было не началась женская драка, бессмысленная и беспощадная. Однако подоспевшие Панаев-старший и строгий адвокат Либерзон стали растаскивать женщин по разным местам.

Когда свара улеглась, Вероника спросила Ларису:

— Неужели мы сдадим его в милицию? Представляешь, какие пойдут разговоры?! Ведь он по закону еще мой муж.

— Сама виновата, — гаркнула из своего угла Нонна Леонидовна. — Сколько раз тебе говорила — разводись, разводись! А тебе хоть кол на голове теши… Впрочем, и новый твой муж мне не очень нравится.

Роман Исаакович скептически взглянул на потенциальную тещу, усмехнулся уголками рта, но ничего говорить не стал и дипломатично промолчал. Должно быть, он понимал, что в ее словах не было ни грана здравого смысла.

— Да, надо звонить в милицию, — подал голос Дмитрий Федорович.

Он, пожалуй, был единственным, кто сохранял невозмутимость и спокойствие, если не считать Ларису и не принимавшего никакого участия в разборке пятнадцатилетнего Николая.

— И так уже подозрительно будет выглядеть, почему мы так долго не звонили.

Либерзон, поймав взгляд старшего Панаева, кивнул и подошел к телефонному аппарату.

А Лариса продолжала наблюдать за Сергеем. С одной стороны, его вялое поведение могло показаться изощренным хладнокровием и желанием якобы скрыть свое нервное состояние. Но Лариса все-таки больше видела во всем этом следствие усталости.

Тут Котову тронула за рукав Вероника и улыбнулась загадочной улыбкой, по которой сложно было понять, что у нее на уме.

— Мама просто раздражена, — сказала она. — В последнее время она вообще ненавидит мужчин.

— Это почему?

— Как бы тебе это сказать… Бывшим красавицам нелегко думать, что у них не будет больше поклонников, любви и счастья. Знаешь, какая она была в молодости — грациозная и изящная!

Котова удивленно подняла брови. Сейчас, глядя на эту тумбообразное мясное желе, сложно было себе это представить. Но она не стала спорить и, кивая в такт словам Вероники, продолжала наблюдать.

Либерзон, уже было собравшийся набрать номер телефона, вдруг обратил взгляд на Панаева. — Серега, конечно, положение не ахти какое веселое, — произнес он. — Но я постараюсь тебе помочь. Мы спишем все на психическую недееспособность. У тебя же есть в конце концов статья 8Б, по которой ты не служил в армии. Ведь так, Мария Ильинична? — он обратился к матери.

— Что такое 8Б? — удивленно спросила Вероника.

— А ты разве не в курсе? — в свою очередь удивилась Лариса.

— Что он не служил в армии — в курсе. Только не знала почему. Меня это не очень интересовало.

— 8Б означает невротическое развитие личности с неустойчивой компенсацией, — с энциклопедической точностью процитировал Либерзон. — В принципе, ничего особо страшного. Но помочь в системе защиты может. Кстати, ты мне ничего не говорила о том, что твой муж состоял на психиатрическом учете.

— Но я не знала об этом!

— А Роман знает… — заметила Лариса.

— Роман — его лучший друг, — со смешанным оттенком гордости и зависти произнесла Вероника. — Вернее, бывший друг.

— Ладно, сейчас не время рассуждать об этом.

Панаев, совершенно раздавленный, в том числе и заявлением Либерзона, сидел, обхватив руками голову. Вдруг он повернулся к Ирине.

— Ты мне тоже не веришь, сестренка?

— Я ничего не знаю. Я боюсь… — сделала круглые глаза Ирина.

Потом она вдруг встала и порывисто, насколько позволяло ей состояние опьянения, убежала в соседнюю комнату. Некоторое время спустя оттуда донеслись сдавленные рыдания.

— Понятно, — зловеще прошептал Сергей. — Никто мне не верит. Даже ты, мама.

Вдруг неожиданно в его поведении проскользнули элементы экзальтации и даже какой-то театральности, и Сергей с надеждой и каким-то отчаянием посмотрел на Марию Ильиничну.

— Я, сынок, всегда верю в тебя. Даже если ты и виновен, мать всегда поймет и всегда простит. Мать, Сереженька, бывает одна, — Мария Ильинична посмотрела на сына умиленным и одновременно трагическим взглядом.

В глазах у нее стояли слезы… А Либерзон тем временем вызывал милицию, предварительно оговорив со всеми присутствовавшими, что на месте преступления, то есть в квартире Панаева, они появились только что.