Белый меч - Иар Эльтеррус

— Белый Судия вернулся.

Губернатор был достаточно храбрым человеком. Но все же не настолько, чтобы услышав приговор себе и всему миру, остаться в полном спокойствии. Несколько секунд он ловил ртом воздух, пальцы судорожно сжимали подлокотники кресла, лишь затем с языка сорвался очевидный вопрос:

— Ты уверен?!

— Абсолютно.

— Но Белая Скала…

— Скала молчит, потому что это необычное пришествие. Нынешний Судия либо очень хитер, либо просто нерасторопен. Так или иначе, он пришел в наш мир, не имея полной инициации. Поэтому Предел еще не пошел волнами, а мир не бьется в судорогах ужаса. Пока что будущий Владыка — простой человек.

Кощунственная, но дико заманчивая в своей простоте идея тут же промелькнула в голове у правителя. И Сэразу не требовалась телепатия, чтобы прочесть ее.

— Так, может быть, возможно…

— Усугубить Последний Грех? Убить Владыку, пока тот не набрал полной силы? Забрать себе Меч?

— Да, — обреченно вздохнул Вантара, не зная, радоваться ему или бояться, что нашлось кому разделить страшную мысль.

Сэраз снова замолчал, загадочно улыбаясь. Впервые за двадцать лет он имел такое преимущество в разговоре с могучим правителем. Из наемного головореза, исполнителя грязной работы, он разом превратился в вестника самой Судьбы. И не мог отказать себе в удовольствии немного помучить губернатора, поиграть на нервах.

Дождавшись, пока Вантара начнет закипать от ярости, он неторопливо произнес:

— В этом нет необходимости, друг мой. Грязная работа уже сделана. Судия мертв.

На сей раз старик задыхался гораздо дольше. Сэраз уже подумал, что Геркатану все-таки придется срочно менять правителя, но колдун все-таки сумел утихомирить сердце лечебным заклинанием.

— Ты?!

— Нет уж, мне такой чести не надо. Вряд ли у всей вашей клики нашлось бы достаточно энергии, чтобы заплатить мне за такую… услугу.

— Но кто тогда?..

— Он сам. Вышел, осмотрелся и разнес себе череп каким-то иноземным оружием.

— О Бездна… — потрясенно прошептал маг, оседая в кресле.

Охотник его понимал. Тут в самом деле не знаешь, плясать от радости или в отчаянье рвать на себе волосы. С одной стороны, если Он мертв, значит, Суд откладывается на неопределенное время. С другой…

Существовали тысячи пророчеств о том, как поведет себя Судия, явившись в этот мир. Одни были сделаны великими мудрецами и героями, другие — ловкими мошенниками, третьи — сумасшедшими дураками. Но Сэраз готов был голову заложить, что ни одно из них не предусматривало самоубийства.

Стало быть, положение еще хуже, чем считали самые мрачные из пророков. Стало быть, увидел. Почувствовал. Понял. Осознал. И оценил ситуацию, как настолько безнадежную, что даже карать никого не стал. Логично, если вдуматься. Какая кара может быть хуже той, что люди навлекли на себя сами? Упокоители оказались правы, но их мессианские надежды — тщетны. Если уж Он не увидел выхода…

Но Вантара сумел оправиться от ужаса, он все-таки был очень сильным человеком. Поднявшись с кресла, глянул в упор на собеседника. В глазах читалась мрачная решимость идти до конца.

— Нашей миссии это не отменяет. Надеюсь, у тебя есть доказательства всего, что ты здесь наплел.

— Стал бы я к тебе без них приходить… — хмыкнул охотник. — Мозговая запись птицы-разведчика тебя устроит?

— Ах, драков кот!!! Что же ты раньше молчал, сволочь?!

Сэраз присел поудобнее, с усмешкой глядя на взбешенного мага.

— А с того, дорогой мой друг, что мы еще о цене не договорились. Что готов дать магистрат и все Братство в целом за изображение первых и последних шагов Хранителя? А также, что важнее, за местонахождение его останков? С учетом того, что на этом трупе лежит Меч, а неподалеку — самодвижущийся механизм, на котором Хранитель прибыл? Нам предстоит долгий разговор, Вантара. Долгий и очень приятный…

— Нет, ну каков подлец, а? Подумать только! Разные носители мне попадались, но таких еще не было ни разу! Это ж придумать только надо…

Голос гремел над бесконечной ледяной равниной, не давая расслабиться и уйти в вечное странствие. Белые молнии кромсали пустоту, заменявшую здесь небо, и призрачный туман, служивший здесь твердью. Холодный ветер терзал то, что заменяло Владимиру плоть…

Он обернулся… или точнее, его развернуло. В этом странном псевдомире было трудно отличить собственную волю от чужого воздействия.

На холме перед ним возвышался клыкастый и гребнистый череп размером с дом. В глазах черепа горели яростные огни, а из пасти вырывался ураган, мучивший Владимира. Молнии и смерчи тоже были частью его гнева.

— Где я? — прошептали бесплотные губы. — Что это?

— Где, где, в Кливленде! — прогремел череп. — И этот… еще имеет наглость спрашивать! Сам смылся на Белую Равнину, а теперь еще, видите ли, не узнает!

— Никуда я не смывался! — зло ответил Хранитель, уже догадываясь, что происходит. — Я хотел просто нормально, по-человечески, сдохнуть! Неужели и этого уже нельзя?

— А вот так вот здесь теперь люди и подыхают, родной! — с нескрываемым злорадством ответил череп. — Это теперь здесь нормой стало! Уж не знаю, кто и какую гадость сотворил в мое отсутствие, но об обычном круговороте душ и не мечтай! Вот это тут людям заменяет нормальное посмертие. Будешь бесконечно блуждать по льду, терзаясь осколками воспоминаний о прошедшей жизни, замерзая, но не в силах замерзнуть до конца.

— И поблуждаю! — огрызнулся умерший. Он уже догадывался, кто перед ним. Только одна тварь во вселенной так любила доставать до печенок несостоявшегося Владыку. — Все равно лучше, чем делать карьеру великого завоевателя под дудку некоторых…

Меч (ну а кто же еще это мог быть?) зловеще оскалил клыки.

— Лучше?! Да что бы ты, несчастный трус, понимал в лучшем и худшем?! Карьеры он, видите ли, испугался, маменькин сыночек! Ответственности боимся, ручки свои белые кровью марать не хотим! А скольких ты приговорил, сбежав, ты вообще подумал, сопляк?!

— Кого это я приговорил? — нахмурился Владимир, игнорируя очередное оскорбление.

— Он еще спрашивает! Да хотя бы Инну, дуреху, что за тобой пошла! Думаешь, ей приятно было видеть твою смерть?

Мужчина зажмурился от стыда. И в самом деле… не успел подумать… Старался действовать быстро, чтобы Меч не успел сообразить ничего. Подавлял в себе все размышления и сомнения… Доподавлялся. Бедная девочка… как она теперь одна в чужом мире?

— А думаешь, ей было бы легче наблюдать, как я превращаюсь в чудовище? — жалкая попытка оправдания не столько перед собеседником, сколько перед самим собой.